Глава 8

Центральный следственный изолятор округа Колумбия не сильно отличался от Алленвуда, где содержался Сойер, — мое единственное другое упоминание о местах содержания под стражей. Конечно, снаружи они были структурно разными, но внутри все казалось одинаковым. Темное, грязное, лишенное надежды место.

По крайней мере, в Алленвуде я с нетерпением ждала этого визита. Разлука с Сойером была сущей мукой. Те несколько часов, проведенных в комнате для посещений, были тем, ради чего я жила. Пока у меня не появилось что-то более важное, ради чего стоило жить.

Центральный изолятор не давал такого же желанного обещания. Я не навещала того, кого любила. Меня заставляли встречаться с людьми, которых я ненавидела. И не просто с какими-то людьми, а главами некогда могущественного синдиката русской мафии. Они были не просто опасны по своей природе, они, вероятно, хотели насадить мою голову на пику.

Сойер целый час вез нас через весь город, преодолевая плотное движение на машине, которую он держал на складе. Ему ее привез парень, которому он платил, чтобы тот время от времени ездил на ней и следил за тем, чтобы она оставалась в отличном состоянии. Это был глянцевый черный мускул-кар, который с ревом ожил и издал все звуки врум-врум, которые от него можно было ожидать. Поездка была не слишком трудной, но, тем не менее, она укачала меня в машине и вызвала сомнения.

Для человека, который предположительно расстался со своей жизнью в Вашингтоне, Сойер сохранил многое из своего прошлого. И платил людям за то, чтобы они регулярно заботились о них.

Мы покинули Кейджа и вместе вошли в логово льва. Моя рука дрожала, когда я писала «Каро Валеро» на бланке для регистрации, предназначенном для юристов и сотрудников правоохранительных органов. Моя подпись была нетвердой и корявой, буквы сливались воедино и неуклюже заканчивались в конце. Я хмуро посмотрела на бумагу и пожалела, что не могу стереть свои каракули.

Имя Кэролайн Бейкер предоставляло гораздо больше безопасности. Даже если бы весь мир уже знал, что это мой псевдоним, я чувствовала бы себя с ним менее уязвимой, менее разоблаченной.

Офицер, отвечающий за стойку регистрации, взглянул на бланк, а затем на мое лицо.

— Вы здесь, чтобы увидеть Волковых?

Инстинктивно я знала, что этот мужчина у них на жалованье. Моя голова вспыхнула интуицией, как первое пламя зажженной свечи. Он произнес их имя со слишком большим уважением для своей стороны закона. И он оценивал меня со слишком большой настороженностью. Тем не менее, его комментарий удивил меня.

— Они все здесь?

Он кивнул так, что я почувствовала себя глупо из-за того, что спросила. Я мало что знала о процессе вынесения приговоров, но чувствовала, что держать трех самых страшных преступников в округе Колумбия вместе в одной тюрьме — значит напрашиваться на неприятности.

— Вам придется заходить по одному, — сказал охранник Сойеру и мне.

— Мы собираемся встретиться с ними со всеми сразу? — Для меня это было нелепо, совершенно безумно. Они содержались под стражей без внесения залога. Судья, который судил их, не захотел дать им шанс сбежать. Ладно, они все еще ждали суда и вынесения приговора, но это не делало их менее опасными. Администрация этой тюрьмы, какой бы коррумпированной она ни была, на самом деле не могла позволить им находиться в одной комнате вместе.

— По одному, — повторил офицер.

Я обменялась взглядом с Сойером. Те несколько раз, когда я навещала его в Алленвуде, были в большой комнате, где все заключенные встречались со своей семьей в часы посещений. Охранники были стратегически расставлены внутри и снаружи комнаты. Уединения почти не было, и если охранники не слушали наш разговор, то другие заключенные слушали.

И самое главное, весь блок для посещений был зафиксирован камерами наблюдения.

У меня появилось неприятное предчувствие, что это будет частная встреча. У нас не будет такой роскоши, как камеры слежения.

Это было хорошо для моей анонимности. И плохо, если они решили пристрелить меня на месте.

Мы прошли через металлодетекторы, а затем подверглись агрессивному обыску. Два охранника провели нас по лабиринту коридоров, пока мы не добрались до частной комнаты для посещений. Другой охранник стоял перед закрытой дверью.

— Сначала дамы, — сказал первый офицер, его губы изогнулись в жестокой улыбке.

— Я не пойду туда без него. — Я снова потянулась к руке Сойера. Он придвинулся ко мне, но также встал позади меня и обнял рукой за талию, создавая дополнительный слой защиты. Его поза ясно давала понять, что я под защитой, но охранников, похоже, это нисколько не волновало.

— Вы входите одна или вообще не входите, — возразил охранник, бросив пренебрежительный взгляд на оборонительную позу Сойера.

Ну, черт возьми, он меня подловил. Я не могла не войти. Не войти означало бы потерять Джульетту. Это был мой шанс вернуть ее. И я бы сделала все, чтобы вернуть ее. Но мне была ненавистна идея встретиться с боссами в одиночку. Мне была ненавистна сама мысль о том, чтобы приблизиться к кому-то из русских в одиночку, рисковать своей хрупкой свободой ради этой единственной встречи.

Я проглотила комок в горле размером с кулак и неохотно задала вопрос, который выдал мой страх.

— Они ведь… будут закованы?

— Нет.

Черт возьми.

— Я прямо здесь, — прошептал Сойер мне на ухо. — Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Если мне нужно будет попасть в ту комнату, я это сделаю, Шестерка. Ты можешь мне доверять.

Я поверила ему. Убежденность в его голосе пронзила меня насквозь, мое тело откликнулось на правду, заключенную в каждом его слове. Я откинулась на него, впитывая как можно больше его успокаивающей уверенности.

Я прожила всю жизнь, совершая плохие проступки. Я вламывалась в бесчисленные правительственные объекты и частные дома. Я украла бесценные семейные реликвии, редкие драгоценные камни и украшения. Моя личная коллекция краденых вещей стоила миллионы. Всю свою жизнь я общалась с ворами, убийцами, наркобаронами и всевозможными преступниками. Это была всего лишь еще одна встреча… еще одна неудобная ситуация, из которой я могла бы выкарабкаться.

Вспоминая худшие из своих поступков и самую страшную из своих работ, я позволила адреналину циркулировать по моему телу, моей крови, моим костям. Я позволила этому превратить мои нервы в сталь, а страх — в мужество. Паханы не были новым врагом, и они не были неизвестны. Я знала, чего от них ожидать. Я знала, как с ними обращаться. И если дело дойдет до худшего, я всегда смогу солгать.

— Со мной все будет в порядке, — решила я.

— Тогда забери нашу девочку, — потребовал Сойер низким, хриплым голосом, укрепляя мою решимость и давая мне причины снова быть здесь.

Выпрямив спину и надев свою старую развязность как знак почета, я ждала, пока охранник откроет дверь. Я отпустила руку Сойера и вошла в логово дьявола.

Когда я вошла, в комнате воцарилась тишина, практически угнетающая своей тяжестью. Роман сидел в середине трех стульев, которые были расставлены лицом к дверному проему. Последние пять лет были добры к нему, он слегка постарел с тех пор, как я видела его в последний раз. И каким-то образом все еще умудрялся быть тщательно собранным, даже в своем оранжевом комбинезоне. Его темные волосы были тронуты сединой, а глубокие морщины придавали выразительность его глазам и властность рту. Как будто ему нужно было больше того и другого.

Он сидел прямо, его плечи были расслаблены, руки сложены вместе и покоились на скрещенных ногах. Он выглядел так, словно ему больше место в зале заседаний, чем в этой плохо освещенной комнате с цементными стенами.

Дмитрий сидел слева от него, а Александр справа. Для них тоже пять лет прошли мало заметно, сохраняя их внешнюю отвратительную утонченность, которая была слишком культурной для этого места. Волосы Александра были почти полностью темно-каштановыми, за исключением тех мест, где они начали седеть вокруг его бакенбард. Его борода тоже начала светлеть. Очки в тонкой оправе довершали его образ, придавая ему скорее гражданский вид, чем преступный. Он был уже на пути к полной седине, эдакая серебристая лисица.

Серебристая лиса в оранжевом комбинезоне.

Дмитрий все еще выглядел как самый младший брат, которым он был. Его темные волосы были все еще густыми и искусно растрепанными, а мускулы все еще объемистыми и слишком большими для узкой тюремной рубашки, которую ему выдали. Он всегда будет мускулом в группе, кулаком, который сокрушит каждого врага, каждую угрозу.

Теперь я была и тем, и другим для этих людей. Я была их врагом. Я была угрозой, которую они не потерпели бы.

Охранники закрыли за мной дверь, и я подпрыгнула от гулкого звука, отразившегося от слишком близких стен. Уголки губ Дмитрия приподнялись в полуулыбке.

— Они впустили призрака внутрь, братья.

— Нет, мой брат, — упрекнул Роман. — Она только хотела быть призраком.

Он не ошибся.

Я высоко подняла подбородок и ждала, когда смысл этой встречи будет озвучен вслух.

— Неужели тебе нечего нам сказать? — спросил Александр, и его верхняя губа изогнулась в усмешке. — Привет, дядя Алек? Так приятно тебя видеть, дядя Роман? Мне так жаль, дядя Дмитрий, я больше никогда не предам твое доверие?

Я позаботилась о том, чтобы мое отвращение оставалось скрытым.

— Я никогда никого из вас не называла дядей.

— Это помогло бы? — спросил Роман обманчиво мягким голосом. — Если бы мы заставили тебя больше чувствовать себя семьей, ты бы вела себя как хорошая девочка, которой тебя воспитали? Если бы мы спасли тебя из лачуги, которую держал твой отец, и позволили тебе жить как одному из нас, ты бы оказала нам уважение, которого мы заслуживали?

Подавив желание рассмеяться, я поняла, что Роман был серьезен. Он искренне спрашивал, что он сделал не так, как он мог предотвратить мой исход. Я не могла заставить себя поверить, что он винил себя в моем исчезновении, но было очевидно, что он хотел получить ответ на вопрос, почему я ушла.