Изменить стиль страницы

Глава 37

Мойре понравилась другая картина, которую я принесла. Это был слегка абстрактный портрет красивой женщины. Совсем другой, чем картина с Аресом и мной.

Женщина на картине не была вдохновлена кем-то из тех, кого я видела. Это было прямо из сердца. Недавняя картина, написанная всего несколько дней назад.

Женщина ожила, но ее глаза закрыты. Выражение ее лица тоскливое, болезненно печальное, и абстракция передает ее чувство полного одиночества.

Да, я полностью отдаю себе отчет в том, что женщина на картине отражает мои чувства прямо сейчас.

Но это и есть искусство. Это отражение наших самых сокровенных желаний, потребностей и чувств. Оно эмоционально и беспорядочно. Прямо как жизнь.

И Мойре это понравилось.

Она сказала, что ей нравится контраст в моей способности рисовать, и сразу же предложила мне выставиться. И вот что: у нее была вакансия продавца на этаже галереи, и она спросила, не заинтересует ли меня эта работа.

Я сказал:

— Да, черт возьми!

Когда я вышла из галереи, первым, кому я хотел рассказать об этом, был Арес.

Потом я вспомнила.

Я замерла на мгновение, не зная, что делать.

Но мне хотелось кому-то рассказать, поэтому я позвонила папе и сообщила ему хорошие новости.

Он был очень рад за меня. Он спросил, не хочу ли я приехать домой, чтобы отпраздновать, и я согласилась.

Ведь мне больше не с кем праздновать.

Итак, я в такси на пути к отцу.

Но сначала мне нужно сделать остановку.

Мне нужно кое-что сделать.

Я выхожу из такси возле штаб-квартиры и тренировочного центра «Нью-Йорк Гигантс», заплатив водителю за проезд. Решаю не просить его подождать, пока я зайду внутрь, а вызвать другое такси, чтобы оно отвезло меня к отцу.

Я держу картину под мышкой. Она завернута в пузырчатую пленку для защиты и покрыта коричневой бумагой. После выхода из галереи я сначала поехала домой, чтобы завернуть ее, а потом направилась сюда. Я не хотела выставлять ее на всеобщее обозрение.

Уже поздно, но еще светло. Я машу Джошу, ночному сторожу, и прохожу внутрь. Поскольку сейчас нерабочее время, главная дверь заперта, поэтому мне нужно ввести код ключа, чтобы попасть внутрь.

В здании царит жуткая тишина, как обычно в это время суток. Я бы удивилась, если бы здесь вообще кто-нибудь был. Слава Богу, что все лампы еще горят, иначе я бы развернулась и пошла обратно.

Я не очень-то храбрая.

Примером может служить тот факт, что я здесь, чтобы оставить картину в раздевалке для Ареса, а не отнести ее в его квартиру.

Я иду к раздевалке, мои каблуки громко цокают по полу. Когда дохожу до раздевалки, я протискиваюсь в дверь. Здесь тоже горит свет. Я вхожу внутрь, позволяя двери закрыться за мной.

Я подхожу к шкафчику Ареса и ставлю картину на пол, прислонив ее к скамейке, на которой стоят его бутсы.

Я просто стою здесь некоторое время, глядя на футболки его команды, эмоции переполняют меня, вспоминая тот самый момент, когда я встретила его.

Здесь. Я, полуголая, мокрая и согнутая на этом самом месте.

С тех пор так много изменилось.

Он ненавидел меня. Он любил меня. Он не доверял мне.

Я делаю шаг вперед, ближе к его висящей одежде, и его запах омывает меня, как ветерок в теплый летний день, заставляя меня тосковать по нему. Он вызывает такие прекрасные воспоминания, что в этот момент трудно вспомнить, почему мы больше не вместе.

Я слышу стук двери позади меня. Я поворачиваюсь, а там он.

Арес.

Стоит перед дверью в душевую. Волосы мокрые, по груди стекают капельки воды. У него все еще щетина, которая уже на пути к бороде. Глаза темные, как будто сон дался ему нелегко. Полотенце повязано вокруг его талии.

Он выглядит так красиво, что это причиняет боль.

Прошло чуть меньше недели с тех пор, как я видела его в последний раз, но сейчас мне кажется, что прошли годы.

Страстная тоска пронзает меня, и я хочу пойти к нему.

Но я не могу.

Поэтому я поджимаю пальцы ног в туфлях, оставаясь на месте.

— Привет, — тихо говорит он, выглядя грустным и неуверенным одновременно.

— Привет. — Я улыбаюсь, но на лице отпечаталась грусть. — Я не знала, что здесь кто-то есть, — говорю ему.

— Я остался, чтобы потренироваться. Я только что закончил и принял душ. Что очевидно, — говорит он, кивая на свое полотенце, насмехаясь над собой.

Между нами наступает тишина. Тишина, которой когда-то давно никогда бы не было.

— Как... ты? — тихо спрашивает он.

— Я... в порядке. А ты?

Он пожимает плечом.

— Я... — Его глаза закрываются, и он испускает вздох, такой мучительно мрачный, что мне хочется плакать. Его взгляд переходит на мой. — Полная искренность?

Я прикусываю губу и киваю.

— Не очень. Я... скучаю по тебе.

Как я не заплакала в этот момент, я никогда не узнаю. Я обхватываю себя руками.

— Мне жаль.

— Не стоит. Это моя вина. Это я облажался и потерял лучшего человека, которого я когда-либо встречал, и лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Мои губы дрожат, и из уголка глаза падает слеза. Я смахиваю ее рукой.

Это убивает меня. Я знала, что именно это произойдет, когда снова встречусь с ним.

Я не хочу видеть его боль. Я люблю его. Я ненавижу быть не с ним.

И видеть его боль - это больно для меня.

Но я не знаю, как пережить то, что произошло. Он не доверяет мне.

Я вижу его взгляд, устремленный мне за спину.

— Это... — Он делает шаг вперед. — Это для меня?

Я киваю, прикусив губу.

Он подходит ко мне вплотную, и его близость ошеломляет меня. Он пахнет всем, по чему я скучала.

— Могу я... — Он смотрит на меня, жестом указывая на картину.

— Конечно.

Я молча смотрю, как он берет ее в руки и аккуратно отрывает бумагу от картины. Он кладет ее на скамейку рядом со своими бутсами. Затем он просовывает свой толстый палец под ленту, скрепляющую пузырчатую пленку, и снимает ее.

Он снимает пузырчатую пленку и бросает на место, где лежала сорванная бумага. Затем он поднимает картину и смотрит на нее.

Я наблюдаю за ним и вижу, как его горло делает глотательное движение.

Когда он поднимает глаза на меня, я чуть не падаю на колени от переполняющих меня эмоций. Слезы снова застилают мне глаза, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не дать им упасть.

— Ты закончила ее, — мягко говорит он.

— Да.

— Она прекрасна, Ари. Действительно прекрасна. Спасибо тебе большое за то, что позволила мне получить ее. За то, что принесла ее сюда для меня.

— Я... я сказала, что ты можешь забрать ее, когда... и я не была уверена, захочешь ли ты ее еще... но я обещала, так что...

— Нет, я хочу ее. — Он снова смотрит на нее. — Она потрясающая.

— Я нашла работу, — слышу я свои слова. — В галерее. Работаю на этаже продаж. Но она хочет также выставлять и мои работы в галереи.

— Ари... это потрясающе. Я очень рад за тебя. — И он говорит так, будто искренне рад.

— Именно из-за этой картины я получила свое место, — говорю я ему.

Я знаю, что Мойре очень понравились другие мои картины, но именно эта привлекла ее внимание, показав ей, на что я способна.

— Я... снова начала рисовать благодаря тебе. И я хочу поблагодарить тебя за это.

Он тяжело сглатывает.

— Тебе не нужно благодарить меня. Это всегда было внутри тебя, Ари. Я... то, что ты была со мной, просто подтолкнуло тебя к этому.

— Ты вдохновил меня.

— Ты вдохновляешь меня каждый гребаный день.

Он откладывает картину, опирая ее о скамейку, и подходит ко мне вплотную, заставляя меня дрожать. Он обхватывает ладонями мое лицо, наклоняет его назад, так что я смотрю на него снизу-вверх.

Ощущение его рук на моей коже похоже на огонь... на огонь, пылающий в его глазах.

— Мне жаль, что я подвел тебя. Прости, что позволил своему прошлому дерьму ослепить меня. Я просто так... боялся, что ты причинишь мне боль... как он, что проигнорировал все, что уже знал о тебе, и сделал самые худшие выводы. Я ненавижу себя за то, что с тобой случилось. Я ненавижу себя за то, что меня не было рядом, чтобы защитить тебя от этого ублюдка. Но я никогда, ни разу за все это время, не сомневался в своем доверии к тебе. Я позволил своим старым привычкам ожидать худшего взять верх, и просмотр видео подтвердил мои худшие опасения. И я ошибался. Так чертовски ошибался, и я буду вечно сожалеть об этом. Но я человек, Ари. Я совершил ошибку. Колоссальную ошибку. Но это не потому, что я не любил тебя. Это потому, что я люблю тебя так чертовски сильно. Я не могу дышать без тебя. Я всегда знал, что значит быть нужным своему младшему брату и сестре, даже своему гребаному отцу, но я не знал, что значит нуждаться в ком-то, и ты мне чертовски нужна, Ари... так сильно.

— Я... — Не знаю, что сказать. Я знаю, что мое сердце хочет, чтобы я сказала.

Я знаю, что он все испортил и причинил мне боль, но он осознает это. Он извинился за это. Он страдает из-за своих поступков.

А я причиняю боль нам обоим, не давая ему второго шанса.

Я чертовски сильно по нему скучаю.

— Один шанс, Арес. Ты облажаешься снова, и мы закончим...

Я не успеваю закончить предложение, потому что его губы прижимаются к моим, целуя меня, как изголодавшийся человек. И я так же изголодалась по нему.

Прошло слишком много времени с тех пор, как он целовал меня.

— Я больше не облажаюсь, — шепчет он мне в губы. — Я клянусь.

И я верю ему.

Он целует меня снова. На этот раз грубее и с большим отчаянием. Зубы впиваются в мои губы.

Мои руки скользят по его волосам, притягивая его еще ближе, и он с готовностью подчиняется.

Я в огне. Все мое тело горит от потребности в нем.

Большие руки скользят по моей спине и по заднице, хватаются за платье. Он приподнимает его.

Мы расступаемся, чтобы он мог стянуть его через голову. Затем наши губы снова сливаются вместе.

— Ты такая чертовски красивая, — говорит он, обхватывая рукой мою щеку, наклоняя мою голову, чтобы поцеловать меня глубже. Язык погружается в мой рот.

Я быстро дергаю его полотенце, и оно падает на пол.

Я быстро избавляюсь от лифчика и трусиков.

Затем он поднимает меня с пола, моя попка в его больших руках, мои ноги на его талии, мои руки обхватывают его плечи. Он переносит нас к стене. Моя спина прижата к холодной стене, но я почти не чувствую ее.