«Я была там», — сказала она ему, вспоминая, как наблюдала за ним у могилы. «Я должна была оставаться на расстоянии, но я видела».

«Почему?» — спросил он с недоумением. — Почему ты просто не подошла и не присоединилась к нам?

— Потому что твои люди были повсюду, охотились на меня.

— Они не причинили бы тебе вреда. У них был приказ не причинять тебе вреда, — заверил он ее.

«Ну, я этого не знала. Я думала, ты… Ильдария резко остановилась и сердито посмотрела на него. Она все еще не могла поверить, что он не хотел причинить ей боль за то, что она с ним сделала. Или что он не был монстром. Скривив рот, она спросила: «Что насчет того, чтобы поднять цену на кровь, чтобы вынудить бессмертных на берегу отказаться от их собственности, чтобы она досталась тебе?»

«Это не то, что ты думаешь, — сказал он и объяснил: — Трижды за двадцать лет мои люди чуть не поймали тебя у береговой линии».

—

Si

, и каждый раз мне удавалось сбежать, — торжествующе отрезала она.

—

Si

, — согласился он, впервые звуча немного резковато. — Но только потому, что у них был строгий приказ не причинять тебе вреда. Мои люди получили тяжелые раны, пытаясь не причинить тебе вреда, пытаясь схватить».

Ильдария выпрямилась, оскорбленная предположением, что она сбежала только потому, что он отказался позволить своим людям причинить ей боль. Она была хорошим бойцом, черт возьми.

«Но была ли ты достаточно хороша, чтобы сразиться с тремя или четырьмя обученными силовиками и сбежать?» — спросил Люциан, по-видимому, прочитав мысли.

Ильдария нахмурилась в ответ на этот вопрос, не желая признавать, что пару раз ей просто везло. Она всегда уходила невредимой. Охотникам не всегда везло. Она нанесла немало тяжелых ран. Не желая думать об этом, она сказала: «Ты так и не объяснил про цены и захват земли».

— Я пришел к выводу, что у тебя было какое-то место на берегу, где ты жила. Но проверка земельного кадастра не обнаружила ни твоего имени, ни чего-либо близкого к нему. Либо ты использовала другое имя, либо кто-то тебя прятал. Моя единственная надежда состояла в том, чтобы вынудить тебя выйти из укрытия. Для этого мне нужно было вытеснить других бессмертных. Возможно, тогда… — Он резко замолчал, сжав губы, а затем сказал: — Я впал в отчаяние, Анджелина. Я искал тебя двести лет. Это было единственное, что я смог придумать».

— Значит, ты разорил всех этих бессмертных.

— Никто не был разорен, — тихо заверил он ее. «Я знаю, что ходят слухи, что я получил землю по дешевке от отчаявшихся бессмертных, но я распространял эти слухи намеренно. Правда в том, что я заплатил за недвижимость больше, чем рыночная цена, а затем пересилил их в собственность, которой владею, на берегу Ла-Романа. Недвижимость я давал им бесплатно. Все, что им нужно было сделать, это прийти, чтобы подписать контракты, где я мог прочитать их, чтобы узнать, знали ли они тебя или может видели тебя и просто не знали об этом. После этого я заставлял их согласиться никому ничего не рассказывать и никогда не возвращаться в Пунта-Кану. Каждый из них был рад согласиться. Они получили новую землю плюс оплату за старую собственность. И там гораздо лучше». Его рот сжался. «У меня не было желания губить бедных бессмертных, я просто пытался выманить тебя, лишив убежища».

— Но Васко…

«Васко понятия не имеет, чем я занимаюсь. Никто из моих детей этого не знает. Все они верят слухам и историям, которые слышат. Я не разговаривал лично ни с кем из них, кроме Аны, с той ночи, когда на тебя напали. И я видел Ану только один или два раза после этого. К счастью, она вышла замуж, легко читалась и либо не могла, либо была слишком рассеяна, чтобы читать меня».

Ильдария нахмурилась. Васко говорил, что его отец был далеко последние два века, но он никогда не говорил, что вообще его не видел. — Почему ты не видишься с собственными детьми?

«Потому что мне стыдно», — с сожалением признался он. — Я напал на тебя, как животное. Будь прокляты наркотики, я должен был быть сильнее этих проклятых наркотиков. Я должен был сопротивляться ярости. Я должен был защитить тебя от самого себя. Я не позволю своим детям узнать, что я такое слабое, отвратительное животное». Закрыв глаза, он устало провел рукой по волосам. «Мне нужно было сначала найти тебя и помириться с тобой, прежде чем я смогу встретиться с ними лицом к лицу».

Открыв глаза, он сумел улыбнуться. «Но теперь я могу. Я наконец нашел тебя. Я могу претендовать на тебя сейчас и, наконец, все исправить. Скажи, что ты будешь моей спутницей жизни, Анджелина.

«Черт возьми, НЕТ. Она моя спутница жизни!»— взревел Джи Джи, прежде, чем она успела ответить. Ее ничуть не удивила его вспышка или то, как он внезапно вскочил и бросился через комнату. Она была удивлена, когда он внезапно остановился как вкопанный. Его лицо стало пустым, он подошел к дивану и сел.

Ильдария повернулась к Хуану и потребовала: «Отпусти его».

— Я отпущу его, когда ты дашь мне свой ответ, — просто сказал он.

Когда она начала качать головой, он быстро сказал: — Люциан сказал мне, что этот смертный тоже может быть спутником жизни. Но он также сказал мне, что отказался от оборота, Анджелина. Он не может любить тебя так, как я, иначе он без колебаний согласился бы на оборот.

Ильдария нахмурилась. Он бил в ее неуверенность. Отказ Джи Джи инициироваться и быть с ней дольше, чем тридцать или около того лет, оставшихся ему как смертному, беспокоили ее, несмотря на то, что она знала причину этого. Она надеялась, что время и секс убедят его. Что он полюбит ее и передумает. Но когда они признались друг другу в любви во внедорожнике, он ничего не сказал про оборот, и она начала опасаться, что он никогда этого не сделает. Что ее недостаточно, чтобы заставить его захотеть. Ее единственной надеждой был какой-то трюк, который его мать припрятала в рукаве, а она даже не знала, что это было.

В конце концов, это не имело значения. Она любила Джи Джи. Но даже если бы она не любила его, Хуан был для нее призраком на протяжении двухсот лет. И хотя она верила, что, возможно, он говорил правду…

— Он говорит правду, — мягко сказал Люциан, и Ильдария яростно повернулась к нему.

— Ты вылезешь из моей головы и дашь мне подумать? — спросила она.

«Я просто пытаюсь быть полезным. Я говорю тебе, что все, что сказал Хуан, правда. Он отчаянно искал тебя двести лет и дошел до такого отчаяния, что придумал этот нелепый план, чтобы попытаться заставить тебя выйти из укрытия, удалив всех бессмертных в том месте, где тебя чаще всего замечали.

— Спасибо, Люциан, — сухо сказал Хуан, явно обидевшись на то, что его план назвали нелепым.

— Все это не имеет значения, — твердо сказала Ильдария, хмуро переводя взгляд с одного мужчины на другого. «Дело в том, что я люблю Джошуа, смертный он или нет».

— Как ты можешь любить его? — взорвался Хуан, выглядя так, словно не мог этого понять. «Мои люди сказали, что его зовут Джи Джи, Зеленый Великан, ради бога, и посмотри на его нелепые волосы и одежду.

Ильдария посмотрела. Ее взгляд блуждал по ярко-зеленому ирокезу Джи Джи, по джинсам и футболке, которые он надел в тот день. Джинсы были выцветшего синего цвета с несколькими прорехами и протертыми дырами, а между одной из шлевок ремня и его карманом болталась цепочка. Она знала, что его ключи были на этой цепочке. Что касается футболки, то она была бледно-серой с тремя маленькими квадратами, один под другим. Верхний квадрат был пуст, и рядом с ним стояло слово SINGLE; следующий тоже был пуст, и рядом с ним было TAKEN. Однако в нижнем поле была галочка, а рядом были слова «

Waiting for a blonde with three dragons

».

Ильдария улыбнулась, как и в первый раз, когда увидела футболку. Это была отсылка к сериалу «Игра престолов». Джи Джи купил весь сериал у Apple и настоял на том, чтобы они посмотрели его, когда узнал, что она никогда его не видела. Пока что они просмотрели только половину первого сезона, но ей нравилось.

— Он смертный ребенок, — с отвращением сказал Хуан. — Он никогда не сможет любить тебя так, как я.

Ильдария снова повернулась к Хуану, взглянув на его лицо, более традиционные волосы и дизайнерский костюм, который он носил. Она должна была признать, что он был красивым мужчиной… но таким же был и Джи Джи, только по-другому. И Джи Джи был с ней добрым, любящим и страстным, а Хуан…

— Я любил тебя двести лет, — сказал тХуан.

— Ты хотел меня двести лет, — резко поправила она его. — Ты меня совсем не знаешь.

— Я знаю тебя, — заверил он ее. «Твоя

Abuela

 все мне рассказала. Она рассказала мне все, что нужно знать о тебе, Анджелина. Твоя любимая еда, что ты не любишь желтый цвет, что ты любишь танцевать и петь, что ты пела в хоре и у тебя ангельский голос, что ты любишь собак, кошек и вообще всех животных. Что ты скорее отрежешь себе руку, чем причинишь вред другому живому существу. Что ты…

«Ты знаешь, что любила я когда была ребенком», — перебила Ильдария. — Я больше не та девушка, Хуан. Только посмотри, что я сделала с последними силовиками, которых ты послал за мной. Я изменилась. И я люблю Джи Джи, большой он ребенок или нет».

Он уставился на нее с недоумением. — Но ты моя спутница жизни.

Ильдария вздохнула и сказала мягче: — Прости. Но я люблю Джи Джи и я ненавидела и боялась тебя двести лет. Ты не можешь рассчитывать, что это изменится за считанные минуты? Возможно, со временем, если бы не было Джи Джи, я бы скорректировала свое мнение. Но он здесь, и я люблю его, и мои чувства к тебе в лучшем случае противоречивы.

Она решительно покачала головой. «Я не могу быть твоей спутницей жизни. У меня уже есть спутник жизни.»

Хуан какое-то время сидел совершенно неподвижно, а Ильдария ждала, наполовину ожидая, что он взорвется от ярости. К ее большому удивлению, он этого не сделал. Вместо этого он тихо сказал: «Тогда я просто подожду».