ГЛАВА 20
Мы лежим на кровати, каждый на своей стороне, лицом друг к другу, подперев головы подушкой, обнаженные, и наше желание временно утолено. Голос Крейга Дэвида мягко доносится из динамиков в потолке. Упиваюсь видом Колтона, наши глаза говорят о многом несмотря на то, что губы молчат. После нашего недавнего единения мне столько всего хочется ему сказать. Между нами был не просто секс. Не то чтобы это когда-либо был для меня просто секс, но сегодня особенно, связь несла в себе иной характер. Колтон всегда был более чем щедрым любовником, но сегодня вечером он — своими медленными, боготворящими прикосновениями — оставил меня в состоянии блаженного оцепенения. Я обнаружила, что теряюсь в нем, так поглощена всем, чем он является, что в каком-то смысле я снова обрела себя.
Я вновь ощущаю целостность.
— Спасибо тебе. — Его слова нарушают наше молчание.
— Спасибо мне? Думаю, это я кончала множество раз.
Кривая, дерзкая ухмылка наполняет меня таким счастьем.
— Правда, — соглашается он кивком головы. — Но спасибо за то, что не давила на меня до этого.
— Пожалуйста, — говорю я ему, чувствуя, как улыбка навечно прилипла к моему лицу.
Мы снова замолкаем, прежде чем он бормочет:
— Я могу смотреть на тебя часами. — Краснею под силой его взгляда, что забавно, учитывая, что я должна краснеть скорее в отношении всех тех вещей, которые он только что делал, ублажая меня. Но в этот момент понимаю, что краснею, потому что я перед ним совершенно голая — обнаженная, открытая — и не только в буквальном смысле. Он смотрит на меня, всматриваясь в мои глаза и проникая сквозь защиту, которую я уменьшила, чтобы показать открытость своих чувств к нему.
Отмахиваюсь от своих мыслей.
— Думаю, это я должна была произнести эти слова, — говорю я, танцующее пламя в камине отбрасывает мягкий свет на его темные черты.
Он фыркает и закатывает глаза. Такая детская реакция от такого сильного мужчины делает его мягче, заставляя мое сердце замереть еще больше.
— Ты хоть представляешь, сколько дерьма я перенес в детстве за то, что был таким смазливым, — говорит он с презрением. — Сколько я дрался, чтобы доказать, что это не так?
Протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по линиям его лица, а затем по кривой линии носа.
— Так вот откуда у тебя это? — спрашиваю я.
— М-м-м. — он тихо посмеивается. — В выпускном классе я пускал слюни по девушке капитана футбольной команды. Ее звали Стефани Тернер. Он не был в особом восторге, когда школьный бунтарь сбежал с вечеринки с его девушкой. — Он смущенно улыбается. — Я был... в те времена я пользовался особой репутацией.
— Только в те времена? — дразню я.
— Умничаешь, — говорит он, застенчиво улыбаясь. — Да, только тогда. — Когда я закатываю глаза, он продолжает. — Во всяком случае, у меня был довольно вспыльчивый характер. Я постоянно ввязывался в драки без причины, только чтобы доказать, что никто не имеет права указывать мне что я могу делать или как меня могут контролировать. В подростковом возрасте во мне было много гнева. Из-за этого на следующий день он заставил своих приятелей держать меня, пока сам выбивал из меня дерьмо. Сломал нос и серьезно намял мне бока. — Он пожимает плечами. — Оглядываясь назад, я считаю, что заслужил это. Ты не должен трогать чужую женщину.
Пристально смотрю на него, находя его последние слова странно сексуальными.
— Что сказали твои родители?
— О, они были вне себя, — восклицает он, прежде чем продолжить объяснять их реакцию. Мы проговорили так в течение следующего часа. Он объяснил, каково это — расти с его родителями, рассказывая разные истории, которые заставляли меня смеяться над его непокорством и промахами.
Через некоторое время мы снова погружаемся в уютную тишину. Он протягивает руку и натягивает покрывало мне на спину, заметив, что мне прохладно, и заправляет странствующий локон за ухо.
— Я горжусь тобой, — мягко говорит он, заставляя мои сонные веки полностью распахнуться. — Сегодня вечером ты зашла в подсобку и не запаниковала.
Смотрю на него, в меня проникает осознание того, что он прав. Что я не задумывалась об этом. С ним рядом я смогла забыть свой страх.
— Ну, на самом деле я туда не зашла... полагаю, меня заставили. Это эффект Колтона, — поддразниваю я. — Мои мысли находились в другом месте.
— Могу сделать это снова прямо сейчас, если хочешь? — предлагает он.
— Уверена, что сможешь, Ас, но... — я останавливаюсь и смотрю на него, разговор Тони в туалетной комнате проникает в мои мысли. Любопытство смешивается с неуверенностью, и берет надо мной верх. — Колтон?
— Хм? — бормочет он, его глаза закрываются, пальцы бесцельно выводят круги на моей руке.
— Я даю тебе все, что нужно?
— М-м-м, — небрежность его ответа говорит мне, что либо он не понимает мой вопрос, либо теряется в объятиях сна.
Ее слова эхом отдаются в моей голове.
— Удовлетворяю ли я тебя в сексуальном плане? — не могу ничего поделать со срывающимся голосом, когда спрашиваю.
При моих словах тело Колтона напрягается, кончики его пальцев замирают на моей коже, глаза открываются нарочито медлительно, недоумевая. Он смотрит на меня так, будто заглядывает прямо в душу, и мощь этого настолько сильна, что в конце концов я отвожу глаза, чтобы наблюдать за тем, как мои пальцы теребят простынь.
— Почему ты задаешь мне такой нелепый вопрос?
Пожимаю плечами, смущение окрашивает мои щеки.
— Просто я не так опытна, а ты — ты определенно, да, поэтому мне просто интересно... — мой голос сникает, не зная, как спросить о том, что вертится у меня в голове на первом плане.
Колтон передвигается и садится на кровать, дергая меня за руку, так, что у меня нет выбора, кроме как последовать его примеру. Он протягивает руку и приподнимает мой подбородок так, что я вынуждена смотреть ему в глаза.
— Что тебе просто интересно? — спрашивает он мягко, на его лице написано беспокойство.
— Как долго ты будешь со мной, пока тебе не станет скучно? В смысле, я...
— Эй, откуда такие мысли? — спрашивает Колтон, нежно проводя пальцем по моей щеке.
Как такое может быть, я позволяю этому мужчине делать со мной такое в сексуальном плане, но прямо сейчас, обсуждение моего недостатка опыта заставляет меня чувствовать себя более голой, чем когда-либо? Неуверенность перекрывает мне горло, когда я пытаюсь объяснить.
— Это просто тяжелая ночь, — говорю я. — Прости. Забудь, что я сказала.
— Нет, ты так легко не отделаешься, Райли. — Он сдвигается на постели и, несмотря на мои протесты, притягивает меня так, что я оказываюсь сидящей между его бедер — лицом к лицу с ним — обхватив его ногами. У меня нет выбора, кроме как смотреть на него. — Что происходит? Что еще я пропустил сегодня, чего ты мне не рассказала? — Его глаза заглядывают в мои в поисках ответов.
— Правда, это глупо, — признаю я, пытаясь преуменьшить свое чувство неполноценности. — Я находилась в туалетной кабинке и подслушала, как какие-то дамы говорили о том, какой ты бог в постели. — Для верности закатываю глаза, не желая, чтобы его эго стало еще больше, чем оно уже есть. — ...И, очевидно, что я более неопытна. — Смотрю вниз и сосредотачиваюсь на его больших пальцах, рассеянно двигающихся взад и вперед по моим бедрам. — Как ты получишь то, что хочешь, прожуешь меня и выплюнешь. Они сказали, что тебе не нравится предсказуемость и…
— Остановись — говорит он строго, и я не могу не посмотреть в его ошеломленные глаза. — Слушай, не знаю, как это объяснить. — Его голос смягчается, и он качает головой. — Правда не могу. Все, что я знаю — это то, что с самого начала с тобой все было по-другому. Ты сломала стереотип, Райли.
Его слова возрождают чувство надежды внутри меня, и все же в душе я по-прежнему ощущаю укоренившуюся неполноценность. Сейчас мы пытаемся обрести опору на постоянно движущейся под ногами земле.
— Знаю, — вставляю я, — просто…
— Ты не понимаешь, да? — спрашивает он. — Возможно, у тебя нет опыта, но... — он замолкает, пытаясь подыскать правильные слова. — ...ты самый чистый человек, которого я когда-либо встречал, Райли. Эта часть тебя — эта невинность в тебе — так чертовски сексуальна. Просто охрененно невероятна.
Он упирается лбом в мой лоб, притягивая меня ближе к себе. Вздыхает и тихо смеется, его дыхание овевает мои губы.
— Знаешь, пару месяцев назад я мог бы ответить тебе по-другому. Но, черт возьми, с тех пор как ты выпала из гребаной подсобки, уже ничего не будет прежним. — Он на мгновение замирает, кончик его пальца скользит по линии моего позвоночника. — Раньше никто не имел значения. Никогда. Но ты! Черт, каким-то образом ты это изменила. Ты, имеешь значение, — говорит он с такой ясностью, что его слова проникают в то место в глубине меня, которое, я думала, никогда не сможет исцелиться. Разрозненные части теперь медленно срастаются.
Замираю, теплые руки Колтона обвиваются вокруг прохладной кожи моей спины. Он убирает мои волосы в сторону и прижимается губами к изгибу моей шеи. Царапающая щетина вызывает дрожь по спине.
— Что заставило тебя сделать сегодня подобные выводы? — бормочет он, прижимая губы к моей коже. Вибрации от его губ разносятся по гиперчувствительным нервам.
Пожимаю плечами без объяснения причин, внезапно смущенная признанием перед ним момента моей вопиющей неуверенности, когда он так явно показал мне сегодня, что я та, кого он хочет. На некоторое время между нами повисает тишина, мы вдыхаем друг друга.
— Если есть что-то, чего ты от меня не получаешь — что тебе нужно — ты ведь скажешь мне да? — Он отклоняется, чтобы взглянуть на меня, его руки покоятся на моих плечах, большие пальцы рассеянно гладят углубление ключицы, в глазах вопрос. Я продолжаю:
— Когда Тони сказала…
Колтона в тревоге вскидывает глаза.
— Тони?
— Это она была в туалете, — признаюсь я и вижу, как на его лице мелькает раздражение.