– Купер? Но он… он…
«Он воет на луну и убивает беззащитных лосей».
– Я не нравлюсь ему, – закончила я, запинаясь.
– Ой, милая, да он с тобой просто зайка, не то, что с большинством местных. Порой парень несколько раз дернет за косички, прежде чем соизволит сказать, что ты ему нравишься. Честно, не знаю даже, почему мы их терпим. Просто подожди и увидишь. Он изменится к лучшему.
– Не понимаю, как оскорбление и открытое глумление считаются любезностью, – я слабо фыркнула и посмотрела на часы. Через час я должна быть у Алана. – Черт. Свидание.
– Что ж, пойти на свидание – хороший подход, – сказала она, ухмыляясь.
– Алан готовит мне ужин.
Эви вздохнула. Громко.
– Что?
– Мо, не то чтобы мне не нравился Алан. Я люблю его до смерти, но он не подходит тебе. Тебе нужен кто-то будоражащий… как, скажем, мой идиот-кузен, который, очевидно, не знает, что подарочные карточки нужно подписывать, чтобы было понятно, кто автор романтического жеста. Слабого и немного запоздалого жеста, но…
– Эви, – предостерегла я.
– Куперу нужна девушка, которая не станет терпеть его угрюмое дерьмо, проникнет в душу и найдет классного парня, которым он был раньше. А тебе нужен мужчина, способный взволновать тебя. А Купер вызовет целую бурю, просто заставь его пригласить себя на свидание.
– Ну, у тебя выходит так трогательно, – прошептала я. – А что означает «классный парень, которым он был раньше»?
Эви была довольна собой.
– Что, заинтриговала, да?
Я сердито уставилась на нее.
– Слушай, я наблюдала за тобой с тех пор, как ты сюда переехала. Что достается слишком легко, вызывает в тебе недоверие. А Алана голыми руками взять можно. Все изначально обречено.
– Будет, если продолжишь свою вуду-хрень насчет свидания. Боже, Эви! – Я вскочила на ноги и засунула громовое яйцо обратно в подарочную коробку.
– Ладно, «изначально обречено», возможно, слишком, – сказала она, провожая меня до грузовика. -Только разбирайся осторожнее
– Хорошо. – Я скользнула за руль Люсилль, опустила окно с водительской стороны и, не сводя глаз с Эви, повернула ключ зажигания. – Если я зайду в твой кабинет и обнаружу там куклу Алана с булавками, торчащими из паха, я очень-очень рассержусь.
Домой я ехала, чрезмерно превышая скорость. Положив громовое яйцо на каминную полку, я кинулась в душ и пятнадцать минут потратила, отмывая ароматы общепита. Следующие пятнадцать ушли на метания между несколькими милыми нарядами, которые я привезла с собой. Я разрывалась между свитером и джинсами и красным вечерним платьем с глубоким декольте, которое для ужина было немного чересчур.
Я остановилась на джинсах и небесно-голубой шелковой блузке, подчеркивающей цвет глаз, – подарок Кары на прошлый день рождения. Тепло вспоминая о ней, я надела серебряный браслет с подвесками, когда искала по шуфлядкам в ванной подводку, которой не пользовалась с самого переезда. В целом, эффект получился довольно милым, учитывая, что всего час назад я делала бутерброды с тунцом и плавленым сыром.
Я подкатила к дому Алана на две минуты раньше условленного времени – вежливость, но без чрезмерности. А поскольку я не перестала быть гостеприимной южанкой, то всучила в руки открывшему дверь Алану пакет шоколадных шахматок.
– Я же говорил тебе взять только себя, – сказал он притворно суровым тоном.
Я сдержала смешок, готовый вырваться от вида передника в мелкую клетку, который он надел поверх футболки и джинсов.
– У меня как раз десерт доходит.
В ответ на это за спиной Алана запищал пожарный извещатель. Когда он повернулся, я увидела дым, поваливший из кухни. Алан побледнел.
– Вот зараза.
Я хихикнула:
– Это десерт?
Алан вихрем метнулся внутрь и вернулся с чем-то вроде длинного черного брикета. Я поняла, что еще недавно это было противнем с шоколадным пирогом. Алан пожевал губу.
– Знаешь, если хорошенько покрыть глазурью, он станет не так плох.
– Алан, бери шахматки и кончай упрямиться.
– Слава Богу, а то у меня руки капец как горят! – вскрикнул он, прекращая мужественно терпеть ожоги второй степени, и зашвырнул обжигающий кирпич в кусты.
– А противень, или что там, спасти не хочешь? – спросила я, когда он повел меня в дом.
– Неа, потом заберу. Запашок будет отпугивать медведей.
– Мило, – хихикнула я.
Алан ввел меня в огромную комнату, служившей одновременно столовой, гостиной и кабинетом. В углу я заметила радио, несколько карт на стене, огромную аптечку, в общем, все, что может потребоваться лесному рейнджеру. Но остальная часть дома была украшена именно так, как может выглядеть жилище холостяка в глуши. Речь идет о пледах и охотничьих трофеях. Но в доме оказалось чисто и аккуратно. В большом каменном камине плясал уютный огонек, рядом с очагом стояло милое деревянное кресло-качалка. Стол был уставлен тарелками из набора и разными бокалами. В старом глиняном кувшине на столе стоял размером с бейсбольный мяч букет голубых цветов. Дом наполнил запах пригоревшего шоколадного пирога.
– Незабудки? – спросила я, коснувшись пальцами крошечных бархатистых голубых лепестков. Он кивнул. – Очень мило.
Алан пожал плечами.
– Ну, звучит более волнительно, чем букет мытника шерстистотычинкового.
Я на миг задумалась.
– Точно.
– Насчет коробки «Стоуфферз» я не шутил. В меню на сегодня салат из пакета и замороженная лазанья. Я редко готовлю сам, поэтому прихожу за едой в салун. Ну, это не единственная причина, – подмигнул он. – Еще компания неплохая.
– Да, Абнер, Базз и Леонард очаровательны, – признала я. – И не прибедняйся. Уверена, все, что ты подашь на стол, будет замечательным… за очевидным исключением пирога. Могу я помочь?
– Нетушки, присаживайся, а я накрою на стол.
Я вскарабкалась на барный стул рядом с кухонным столом, наблюдая, как он сервирует стол с «ловкостью» раненого лося. Я бы предложила помочь, но ох уж эти мужчины с их гордостью. Мне оставалось лишь смотреть и пытаться завязать вежливую болтовню. За едой мы поговорили о его работе, огромной семье в Монтане, о том, как он привыкал к жизни на Аляске.
– На самом деле, не так уж отличается от дома, – сказал Алан, попытавшись положить третью порцию лазаньи мне на тарелку. Я уже лопалась от еды, так что отказалась и налила нам по здоровому бокалу красного вина. – Погода такая же. Такая же простая жизнь. Поначалу я очень скучал по семье. Я единственный из семерых детей переехал с ранчо. Все остальные создали семьи и построили дома прямо рядом с родительским – что-то вроде жилого комплекса. Я говорил папе, что если продолжится в том же духе, то о них расскажут в новостях как об одной из тех странных полигамных групп.
Я вином поперхнулась.
– В конце концов, нужно съехать и стать самим собой, понимаешь? – сказал он, задумчиво потягивая вино. – Конечно, я люблю их безумно, но порой… не знаю, порой мне хочется быть единственным ребенком, чтобы меня никто не прерывал, чтобы приемы пищи не заканчивались драматическими сценами и я мог провести праздники без отчаянного желания запустить индюшачью ножку в чью-то голову с воплем «Никого не волнует, что ты думаешь о следующих выборах!»
– Ну, если тебе станет от этого легче, я единственный ребенок, и все это могло мне только сниться. – Мы перешли на большой удобный коричневый диван с вельветовой обивкой. – За исключением индюшачьих ножек. Мои родители вегетарианцы. Если бросаться, то неочищенным рисом.
– Хмм. Не везде хорошо там, где нас нет. Нет, от этого мне не легче. Ты сейчас разбила мои детские мечты.
– Мои детские мечты включали вакцинацию и родителей, которые не считали школьный комитет чем-то вроде тайной конформистской организации. Как по мне, так у тебя было идеальное детство.
– Хиппи, да? – спросил он, внезапно проникшись сочувствием.
– Хиппанутые хиппи.
– Ежегодно появляется подобная парочка с желанием построить хижину в заповеднике и жить плодами земли в стиле Торо. Как правило, кончается тем, что я спасаю их на вершине утеса, поскольку они мало времени потратили на изучение здешней жизни или подготовку к ней. Они не думали ни о необходимых инструментах, ни о правильной одежде, еде, убежище. Они шлялись по округе абы в чем, и кончалось все травмами.
– Ты и обо мне так думаешь? – спросила я.
– Нет! – воскликнул Алан, сжимая мою ладонь. – Здравого смысла у тебя побольше, чем у большинства местных, Мо.
Ясно, Базз не рассказал ему о моей склонности попадать в передряги с волками и серийными грабителями официанток.
Алан придвинулся ближе, и я почувствовала запах мыла «Ирландская весна», вина и теплого домашнего кетчупа.
– Я думаю, ты приспосабливаешься как надо.
Целовался Алан отменно, прямо как Джефф Мозер, которому я подарила невинность. Алан предусмотрел все мелочи. Его губы мягко, а потом настойчивее прижались к моим губам. Обхватив мой подбородок ладонью, он пробежался пальцами по моей челюсти. Притянул меня так близко, чтобы показать, как сильно хочет меня, но не настолько, чтобы я подумала, что он давит.
Я могла целоваться с Аланом хоть всю ночь. Несомненно, это более приятный способ провести вечер, чем мои собственные планы на день рождения с рафаэлками и фильмом «Шестнадцать свечей». Но когда руки Алана потянулись к пуговицам у меня на блузке, я остановила его и прижалась лбом к его лбу. Я пока еще не готова. Алан милый парень, но не было гарантий, что секс с ним не обернется огромной ошибкой. А следующие полгода придется напрягаться каждый раз, когда он зайдет в салун. Мне нравился Алан. Я хотела проводить с ним больше времени, а целоваться еще больше, но не могла не чувствовать, что все получается как-то слишком легко.
«Черт тебя дери, Эви».
Я проведу остаток вечера под холодным душем, решая, какое наказание для нее хуже – дать в бубен или лишить шахматок на всю неделю.