Глава 19

Рапунцель моргнула, но даже не почувствовала движения век. Попыталась заговорить, но не смогла издать ни звука. Внутри Перводрева звуки гасились так же, как и свет.

Зато пошевелить пальцами получилось. Рапунцель вздохнула с облегчением. Раз пальцы двигаются — ее тело на месте. Она топнула, потрясла ногами, пожала плечами — да! Даже лицо можно потрогать. Она цела, дерево ничего не съело.

Или съело все целиком.

Рапунцель потянулась в темноту, думая коснуться внутренних стенок дерева, но ничего не нащупала. Ни грубой коры, ни осыпающегося пепла. Она сделала несколько осторожных шажков куда придется и снова протянула руку. Ничего.

Тогда Рапунцель присела, чтобы пощупать, что внизу. Она же должна на чем-то стоять? Но ничего твердого под ногами не оказалось.

— Выпусти меня! — беззвучно крикнула она. — Мне страшно!

Чернота вокруг медленно закружилась, и Рапунцель вместе с ней.

— Стой! — попыталась крикнуть Рапунцель. — Пожалуйста, остановись!

Вращение прекратилось, заставив ее ахнуть. Темнота ткнула ее носом в косу. Рапунцель видела ее и только ее: золото, сияющее в темноте, словно светящееся изнутри. Выглядело так, будто ее отрезали, оставив всего метра три.

Рапунцель охнула, схватила волосы обеими руками и потянула к себе: поднести к лицу, рассмотреть. И коса удлинилась, будто вытянутая из темноты.

Значит, не отрезали. Просто большая часть ее не упала внутрь дерева. Остальное все еще лежит в снегу где-то снаружи. И действительно, стоило начать тянуть, перехватывая руками, как горка сияющего золота стала расти. Однако в самом конце коса натянулась и перестала поддаваться. Уж не зацепилась ли за что-нибудь?

Не успела Рапунцель подумать об этом, как мрак вокруг схлынул, будто чернила. Она снова оказалась под звездами на темной заснеженной равнине, словно Перводрево никогда и не появлялось. Джек стоял в пяти шагах: пятки упираются в снег, руки вцепились в конец косы. Неподалеку валялось брошенное волшебное колесо. А рядом с ним, полузанесенная снегом, лежала подаренная Перл железная цепь, мокрой спутанной кучкой, будто Перводрево ее выплюнуло.

— Джек! — закричала Рапунцель, но звука по-прежнему не услышала.

Джек не ответил. Он намотал косу на руку и отклонился назад, дрожа от усилий, оставляя глубокие борозды в снегу там, где он пытался найти опору.

— Давай, — бормотал он. — Давай же!

— Джек, я тут! Прямо перед тобой! — беззвучно закричала Рапунцель.

Джек только стиснул челюсти и потянул сильнее. Он взмок от усилий, по вискам его катился пот. Рапунцель дернула косу к себе, пытаясь вырвать ее из рук Джека.

— Я вернулась, разве не видишь? Не тяни!

Джек не отступал.

— Выпусти ее! — крикнул он.

Рапунцель бросила косу и побежала к нему. Не встречая больше сопротивления, Джек пошатнулся и упал на спину. Рапунцель встала на колени прямо на снег и схватила его за плечи. Точнее, хотела схватить: ее руки прошли сквозь него.

Она с изумлением посмотрела на них. Опять попыталась коснуться Джека, на этот раз уже не так удивляясь тому, что ничего не получилось. Он не мог ее увидеть, услышать или почувствовать. Постепенно до Рапунцель дошло, что и ее колени не чувствуют холода. Ее не обдувает ночным ветром. Она не вдыхает запах дыма от костра.

Она не с Джеком, а по-прежнему внутри дерева. По крайней мере, большая ее часть.

Рапунцель поднялась на ноги и снова взялась за косу. Дернула к себе, так, чтобы Джек не смог достать.

— Нет! — крикнул он, встал на колени и потянулся к золотым волосам, но Рапунцель затащила в Перводрево самый конец, и Джек остался с пустыми руками. Издав горестный стон, он опустился на колени прямо в снег.

Рапунцель взглянула наверх, на огромное черное дерево, нависшее над Джеком, на широкие темные ветви на фоне ночного неба. Она не понимала, как, находясь внутри Перводрева, может так его видеть, и спросила все так же беззвучно:

— Что я должна сделать?

Дерево не ответило. Вместо него заговорил Джек.

— Я должен вернуться домой, — сказал он, обращаясь к дереву, словно говорил с Рапунцель. Бледный, с синяками от усталости, он поднял из снега упавшую железную цепь и стиснул ее в руке. — Не знаю, как скоро ты сможешь выбраться оттуда, если вообще сможешь, — с трудом выговорил он и запнулся. — Рун сказал, что вернется за мной после того, как проведает Мудрейшую — он отведет меня на Красную поляну, добывать то, что нужно великанше. Если ты не выберешься до его возвращения, мне придется пойти с ним. Я не допущу, чтобы Тесс оказалась в Гегууле. Но я не хочу оставлять тебя так.

Как Рапунцель хотелось сказать ему, что она понимает! Конечно, он должен помочь Тесс. Вот только как им потом увидеться? Наверное, придется пойти в Фиолетовые горы и найти его дом в Нехватаеве.

Не успела она об этом подумать, как все затуманилось, звездная ночь и снег начали кружиться и расплываться, словно затягиваясь туманом. Через несколько секунд туман сдуло, и Рапунцель оказалась в сером мире: под серым небом, у серых камней, на серой земле, перед серым домиком-развалюхой. Единственным иным цветом вокруг был фиолетовый: ярко-лиловый край сумеречного неба придавал всему сиреневый оттенок.

Джек тоже оказался там, но уже не на коленях. Он стоял на пороге домика, дрожа всем телом. С привычным заплечным мешком и в жилете. В руке он держал что-то золотистое, размером и формой похожее на яйцо. Он сунул это в мешок и локтем захлопнул дверь, потом торопливо спрыгнул с двух валунов, служивших крыльцом, и, часто и неровно дыша, помчался по каменистой тропе прочь.

— Куда это ты? — сердито окрикнули его.

Рапунцель снова обернулась к домику посмотреть, кто это сказал. Оттуда вышла женщина и моментально нагнала Джека. Она была не старая, но худая и с кожей, будто туго натянутой на кости лица, с черными прямыми волосами, выбившимся от бега из низкого тугого пучка, и с темными глазами точно как у Джека.

— Не могу объяснить, времени нет. Я должен бежать... Прости, мама. Вернусь через четырнадцать недель...

— Четырнадцать недель? — воскликнула мама Джека. — Ты нужен нам здесь! Как я буду здесь справляться без тебя целых три месяца?

Джек понизил голос:

— Деньги у тебя будут. Гусыня на моей кровати несет золотые яйца. Спрячь ее, не дай ворам до нее добраться.

— Золотые яйца? — Мама схватила его за жилет. — Что ты натворил? Я видела это ужасное растение во дворе сегодня утром, видела, куда оно ведет. Скажи, что у тебя хватило ума не взбираться по нему, пожалуйста, Джек!

— Я залез по нему, — прямо ответил он. — До самого Гегууля.

Его мама вздрогнула и простонала:

— Нет! Сколько раз говорила тебе, как бы нам ни было трудно, как бы мы ни голодали, не продавай себя Белой...

— Я и не продался. Никогда не видел Белой Феи, и я не ведьмак. Зато меня обхитрила великанша, и теперь я должен пойти в Красноземье, или...

— Красноземье?! Я тебя никогда не увижу, если ты уйдешь так далеко!

— Увидишь-увидишь. Но сейчас мне пора. Поверь мне — это ради всех нас.

— Точно так говорил твой отец, прежде чем отправился искать клад. Я молила его не уходить, предупреждала, что пещеры запутаны и зачарованы, но он был так уверен, что сможет помочь нам всем…

— Сейчас все иначе, — сказал Джек. — Если я не пойду, то...

Дверь домика хлопнула снова, и оттуда выбежала босоногая девочка в пыльных обносках. Она бросилась к Джеку, который, присев, поймал и обнял ее. Рапунцель знала, что это Тесс. Волосы у нее были такими же черными и блестящими, как у брата и матери, зато глаза — огромными, голубыми, опушенными длинными ресницами. Наверное, в отца, в то время как Джек глазами весь в маму.

— Не уходи! — девочка вцепилась в Джека. — Куда ты идешь, Джеки? Не уходи, не надо.

— Тесс, — Джек, в дрожащем голосе которого звучали и страх, и вина, отодвинулся, чтобы посмотреть сестренке в лицо. — Послушай, я ухожу на четырнадцать недель. Это как долго?

— Три месяца и еще неделя, — ответила Тесс.

— Правильно. Или, по-другому, девяносто восемь дней. Ты можешь считать эти дни, и к тому времени, как ты закончишь счет, я буду дома. Обещаю. — Он оттер пальцем грязное пятнышко с щеки девочки. — Не забывай читать и писать каждый день, пока меня не будет, ладно? Обещаешь?

Тесс мотнула головой, ручонки вцепились в воротник брата:

— Нет, не бросай нас, как папа, нет, нет...

Лицо Джека посерело, словно туча. Он поцеловал сестренку в лоб, прохрипел:

— Я вернусь вовремя, — и отцепил от себя детские пальчики. — Правда. Клянусь, ты не пострадаешь.

— Что значит «вовремя»? — голос матери стал неестественно высоким. — Что ты хочешь сказать, обещая, что она не пострадает? Джек, что ты натворил?

Джек встал и в молчании посмотрел на маму и сестру. А потом развернулся и устремился вниз по склону, на бегу перепрыгивая через камни и изгороди.

Рапунцель смотрела, смутно понимая, что не может последовать за Джеком. Что она на самом деле не в Нехватаеве. Это все уже случилось. Это память — Перводрево показывает ей воспоминание Джека. Внезапно ей стало интересно, хранит ли Перводрево вообще все воспоминания? Даже те, что отняты Ведьмой?

Небо снова двигалось — приближалось и приобретало вид каменного. Рапунцель упала на колени, испугавшись, что ее раздавит, но плита остановилась высоко над ее головой.

Потолок. Домик-развалюха и окружавшие его серые горы исчезли. Рапунцель очутилась в коридоре, которого никогда не видела прежде, и в растерянности коснулась рукой каменной стены.

— Предатель!

Незнакомое слово, произнесенное знакомым до боли голосом.

— Ведьма, — прошептала Рапунцель с сильно бьющимся сердцем. — Ведьма, где ты?

— Предатель, предатель...

Голос казался охрипшим от слез. Рапунцель бросилась вперед, желая помочь Ведьме. Коридор был длинным со множеством дверей, между которыми в настенных канделябрах горели свечи. Мраморный пол отражал танцующие язычки пламени.