Несмотря на настойчивость корреспондентов, ни секретная служба, ни ФБР никак не прореагировали на это сообщение полицейских властей в Майами.

Такое молчание само по себе усугубляло вескость доказательств.

Кстати сказать, Ассошиэйтед Пресс не рассказало всей правды о пресс-конференции в Майами. Ее проводил не какой-нибудь третьестепенный чин, а сам начальник городской полиции Майами Уолтер Хэдли. И что гораздо важнее, Хэдли прямо заявил: в записанном на пленку разговоре потенциальный убийца назвал конкретное лицо и совсем не Ли Харви Освальда, а одного из руководителей ку-клукс-клана в штате Теннесси. Обо всем этом Ассошиэйтед Пресс почему-то решило умолчать. Замолчали эту историю и федеральные власти, в который уже раз сделавшие вид, будто никаких новых доказательств нет.

Но расследование Джима Гаррисона было невыгодно замалчивать. С ним поступили иначе, совсем иначе, и не так, как предполагал Гаррисон...

17 февраля 1967 года новоорлеанская газета "Нью Орлинз стейтс-айтем" сообщила, что окружной прокурор ведет расследование обстоятельств смерти Джона Кеннеди. В Новый Орлеан немедленно явилось несколько десятков журналистов из Нью-Йорка, Вашингтона, Чикаго, включая иностранных корреспондентов. 19 февраля газеты уже печатали слова Гаррисона: "Мы расследуем роль города Нового Орлеана в убийстве президента Кеннеди, и мы добились в этом некоторого прогресса, я полагаю, существенного... Добавлю, что будут произведены аресты, предъявлены обвинения и вынесены приговоры".

Я не стану вдаваться в детали произведенных Гаррисоном арестов, предъявленных обвинений и вынесенного судом приговора. Все это регулярно и подробно уже освещалось в печати. А посему - всего в нескольких словах напомню историю новоорлеанского процесса.

Новоорлеанский бизнесмен Клей Шоу обвинялся в том, что он вместе с бывшим гражданским летчиком Дэвидом Ферри и рядом других лиц, в том числе Освальдом, осенью 1963 года, выступая под именем Клея Бертрана, занимался подготовкой убийства президента Кеннеди. Заговорщики собирались в Новом Орлеане на квартире Дэвида Ферри, где, в частности, присутствовал свидетель Перри Руссо. Обвинение, как неоднократно заявлял Гаррисон, было тщательно документировано.

14 марта 1967 годя, согласно действующим в американской юриспруденции порядкам, в Новом Орлеане состоялось предварительное слушание дела, которое должно было установить только одно: имеется ли у обвинения достаточно доказательств для проведения судебного процесса? 17 марта суд, закончив рассмотрение материалов обвинения (в том числе при закрытых дверях), постановил: обвинение подкреплено весомыми фактами, и процесс должен состояться.

Однако, по тому же американскому законодательству, если кто-нибудь обвиняется в государственном преступлении (а Шоу обвинялся в организации покушения на президента США!), необходимо создать специальное "большое жюри" из присяжных заседателей, которые должны установить: действительно ли имело место преступление, в котором обвиняется подследственный, какова была роль обвиняемого в данном преступлении и доказана ли его вина материалами следствия.

"Большое жюри" по делу Клея Шоу проводило свои судебные заседания только в закрытом порядке и заслушало имевшиеся у Гаррисона доказательства против Клея Шоу и его сообщников (в основном, мертвых - Освальда, Руби и других). Вся американская печать считала, что Джим Гаррисон потерпит поражение, ибо в руках у членов "большого жюри" был официальный документ доклад комиссии Уоррена, где говорилось: Освальд - одиночка, Руби - тоже одиночка. У окружного же прокурора был только один известный прессе свидетель - Перри Руссо.

И вдруг... 22 марта 1967 года "большое жюри", рассмотрев доказательства, представленные обвинением, вынесло решение: суд должен состояться, заговор против президента Кеннеди имел место, Клей Шоу принимал в нем участие и материалы следствия убедительно свидетельствуют обо всем этом. Такое решение "большого жюри" означало и еще одну сногсшибательную новость: впервые американский суд по сути дела опроверг доклад комиссии Уоррена и как документ, и как официальную версию! Скептики просчитались. Джим Гаррисон торжествовал...

После многократных проволочек и откладываний - всё по настоянию защиты Клея Шоу - процесс, наконец, состоялся в феврале 1969 года. Клей Шоу на этом процессе был оправдан. В отличие от закрытых заседаний "большого жюри" на этот раз свидетели обвинения бормотали нечто не слишком внятное.

Сам окружной прокурор почему-то утратил интерес к процессу и присутствовал всего лишь на двух-трех судебных заседаниях.

Что же произошло? Почему был проигран процесс?

Почему Джим Гаррисон, вложивший столько сил и энергии в расследование "убийства века", охладел к процессу? И, наконец, доказывает ли его проигрыш отсутствие заговора и правоту комиссии Уоррена? Ни в коей мере.

Вообще все расследование и подготовка к суду явились яркими, хотя, конечно, и косвенными доказательствами того, что обвинение было на верном пути. Чтобы убедиться в справедливости такого суждения, достаточно будет познакомиться с препятствиями, которые чинились окружному прокурору.

Потому что трудность пройденных Гаррисоном дорог - само по себе убедительное свидетельство того, что он шел к истине и пришел к ней. Чего стоило одно решение "большого жюри"!

Итак, 17 февраля 1967 года мир узнал о новоорлеанском расследовании. Но - странное дело! - одновременно с первыми сообщениями о Джиме Гаррисоне американская печать почему-то решила поставить под сомнение мотивы, которыми руководствовался окружной прокурор. Рядом с первоначальной информацией о расследовании новоорлеанская газета "Стейтс-айтем" напечатала редакционную статью, в которой ставила вопрос так:

"Обнаружил ли окружной прокурор какие-нибудь ценные дополнительные доказательства или же он просто припасает какую-то новую интересную информацию, которая позволит ему покрасоваться на страницах популярного общенационального журнала?"

На следующий день, 18 февраля 1967 года, Белый дом опубликовал доклад специальной комиссии, призывающей нацию на борьбу с гангстерским синдикатом "Коза ностра". В докладе, составленном в самых решительных выражениях, было немало сенсационных фактов и разоблачений, от которых буквально захватывало дух. Могло ли время опубликования этого доклада случайно совпасть с сообщениями о новоорлеанском расследовании?

Безусловно, могло. Но практика "убийства" одной нежелательной сенсации с помощью создания других настолько широко применяется за океаном, что подобное совпадение по меньшей мере настораживало. Как бы там ни было, отвлечь внимание от новоорлеанской сенсации не удалось.

После ее огласки события, связанные с расследованием Гаррисона, разворачивались быстро, вызывая нарагтающий интерес.

"Я считаю, - заявил 19 февраля журналистам Джим Гаррисон, - что комиссия Уоррена ошиблась, и то, что она была неправа, будет продемонстрировано". Эрл Уоррен не пожелал ничего ответить на это.

Отказались комментировать сообщения из Нового Орлеана и представители ФБР.

Бывший глава ЦРУ Аллен Даллес, тоже входивший в комиссию Уоррена, сказал:

"Я ничего об этом не знаю. У меня нет никаких комментариев". Зато другой член комиссии, нью-йоркский банкир-политик Джон Макклой оказался куда осторожнее и дальновиднее. "Давайте посмотрим, - предложил он журналистам, обратившимся к нему за интервью, - какие имеются у него улики. Мы всегда знали, что в этом деле могут появиться какие-то улики, и мы знаем, что время - это фактор, работающий в пользу тех, кто ищет такие улики... Может быть, ктонибудь когда-нибудь выступит с заслуживающими доверия фактами, свидетельствующими о заговоре". Макклой даже почему-то счел нужным извернуться и подтасовать суть вывода комиссии насчет заговора. "Мы не говорили, - утверждал он, - будто Освальд действовал в одиночку.

Мы сказали, что не можем найти заслуживающих доверия данных, свидетельствующих о том, что он действовал вместе с кем-то еще". Эти слова вполне могли означать, что нью-йоркский банкир явно стремился выйти из игры и отгородить себя лично от доклада Уоррена.