Стены покрылись сыростью, когда она миновала подвалы и вошла в подземелья. Она не колебалась, пробираясь по холодным, темным коридорам, которыми мало кто из ее предков пользовался так часто, как она, и она зашла еще глубже, в лабиринт туннелей, которые не были частью планов замка. Они были гладкими, черными и круглыми - отполированными и выжженными в скале искусством. Как давно и кем, она не знала, хотя подозревала, что к их созданию приложили руку карнэйдосцы. Кто бы это ни сделал, туннели все еще трепетали от силы, которая выжгла их в сердце камня, и годы были густыми, как пыль в их сухом воздухе.

Замку было пятьсот лет, но пока растущая чувствительность Вулфры к волшебству не привела ее сюда, лабиринт был неизвестен. Теперь она знала это так же хорошо, как знала силу, спящую в его сердце.

Приглушенные шорохи и царапанье заставили ее улыбнуться, ибо порождения ее колдовства рыскали во тьме. Пусть Венсит ворвется сюда! Сначала он должен проложить себе путь через Энгтир и холмы Скарту. Затем ему придется избегать ее заклинаний и патрулей, затем найти путь в подземелья, а оттуда в лабиринт. И даже если бы ему все это удалось, он столкнулся бы с ее маленькими питомцами. Его искусство могло бы защитить его, но оно не очень помогло бы его товарищам.

Если бы только у нее было еще несколько лет, чтобы изучить меч! Его огромная сила ускользала от ее самого тонкого зондирования более десяти лет, но она узнала достаточно, чтобы знать, что его сила позволила бы ей выстоять даже против Венсита ... если бы только она могла разблокировать его! Но разблокировка меча была бы долгим и рискованным делом. Ей нужно было время для этого, и ей нужно было помешать волшебнику с кошачьими глазами угадать ее намерения. Если бы он заподозрил, что она действительно может получить контроль над мечом, его реакция была бы быстрой и решительной. Обычно прямая атака Контовара была бы невозможна, но он помог ей со многими защитными заклинаниями и, насколько она знала, установил свои собственные триггеры, чтобы при необходимости использовать их против нее. Поэтому ни одна мысль о том, чтобы овладеть мечом, не должна приходить ей в голову, если только ее крепость не может быть защищена от кого-либо - даже от него.

Она повернула за последний поворот и вошла в пещеру самого меча.

Слабый серебристо-голубой свет пульсировал в его сердцевине, как холодный огонь, хотя искусство не создавало эту темную пустоту в земле. Она была уверена в этом. Лабиринт вокруг него, да, но не саму пещеру. И все же, несмотря на ее естественное происхождение, ее стены источали энергию, потрескивающую в холодном, влажном воздухе. Она не подозревала о присутствии древнего артефакта под ее замком, когда впервые обнаружила туннели, но волшебник с кошачьими глазами привел ее к нему еще до того, как она получила титул, соблазнив ее колдовством, которое она охотно приняла. Сила, пульсирующая здесь, не была ни доброй, ни злой, но ее необузданная мощь предопределила ее будущее, поскольку она знала, что сила, дрожащая вокруг нее, была лишь тем, что просачивалось сквозь защиту меча на протяжении веков, лишь ничтожной частью по сравнению с горнилом тайной энергии, заключенной в этих защитах. Это нашептывало ей о судьбе за пределами ее мечтаний, об этой силе, но после долгих лет изучения она так и не поняла, как получилось, что она спит здесь.

Неважно. Меч принадлежал ей, и никто не заберет его, пока она жива.

Она проигнорировала тихие, испуганные звуки своей последней пленницы, приближаясь к клинку со знакомой алчностью и благоговением. Его сила поразила ее сквозь корону его оберегов, и она зачарованно уставилась на него.

Он был длиннее и уже обычных мечей Норфрессы: острый, как игла, и поблескивающий синей злобой бритвы. Рукоять представляла собой глубокую половинку корзины, украшенную спиралью из рубинов и изумрудов, которые мерцали в такт медленно мерцающему сиянию оберегов, но навершие исчезло, оторвавшись от рукояти в каком-то давно забытом катаклизме силы.

Ее взгляд остановился на этом сломанном крае, и она вздрогнула. Остался осколок красного кристалла, как будто навершие было одним рубином с ним. Учитывая силу, которая все еще цеплялась за лезвие, обмен колдовством, который сломал его, должно быть, был мгновенно смертельным для любого волшебника в радиусе двух тысяч ярдов.

Она позволила своим чувствам прижаться к оберегам, жаждая протянуть руку и забрать меч для себя, но она не осмеливалась. Сила в пещере могла быть нейтральной, но это был всего лишь побочный продукт самого меча, и это было далеко не нейтрально. Она чувствовала тяжесть его предназначения, но понятия не имела, в чем могло заключаться это предназначение и выдержит ли оно его прикосновение. И все же она узнала, что Правила Оттовара были искусственными, по крайней мере, в одном смысле. Колдовство могло быть черным или белым, но любая сила - как таковая - была одинаково склонна к "добру" или "злу". Если бы она была достаточно сильна, чтобы выдержать его прикосновение, она могла бы выхватить меч и сокрушить горы его силой.

Это могло бы объяснить борьбу, которую меч угрожал развязать, но не то, почему она началась так внезапно. Судя по крошечным подсказкам, о которых проговорился ее союзник, она была уверена, что волшебник с кошачьими глазами или один из его союзников спрятал его здесь, хотя это казалось странным укрытием. А может, и нет. Если это было спрятано так давно, как она подозревала, то оно лежало здесь с тех пор, как Обстрел Контовара превратил Совет Карнэйдосы в руины. При таких обстоятельствах спрятать его в Норфрессе, где никому из его собратьев не пришло бы в голову искать его, могло показаться любому из выживших Лордов Тьмы вполне разумной и очень хорошей идеей. Однако, если это было так, волшебник с кошачьими глазами, очевидно, знал, где он сейчас лежит, так почему бы просто не убрать его теперь, когда Венсит узнал об этом? И если, как он утверждал, никто никогда не сможет им воспользоваться, то в чем опасность того, что он достанется Венситу? И если Венсит не мог им воспользоваться, почему он в первую очередь был так полон решимости обезопасить его?

Ее губы сжались, когда она размышляла над теми же старыми вопросами. Они беспокоили ее разум достаточно часто, чтобы проложить глубокие каналы, протекая под ее мыслями, непрестанно беспокоя, заставляя ее задаваться вопросом, до какой степени и до какого конца ее покровитель манипулировал ею. То, что он манипулировал ею, было само собой разумеющимся, и каким бы бойким он ни был, в основе всех "объяснений", которыми он счел нужным поделиться с ней, лежала непоследовательность.

Он ошибался или лгал, твердо подумала она, и поскольку Венсит был так одержим желанием завладеть мечом, она подозревала, что это было последнее. Но это не имело никакого значения. Она никому не отдаст клинок!

Она отвернулась от меча, впервые сознательно услышав испуганные всхлипы своей пленницы. Она холодно улыбнулась цыганке на алтаре, затем шагнула в пентаграмму на полу пещеры. Она положила длинный нож с серебряным лезвием и засохшими кровавыми пятнами на нем перед центральной свечой, и плач ее пленницы стал громче, когда она зажгла фитиль, и от пляшущего мертвенно-зеленого пламени поднялся едкий, обжигающий нос аромат ладана. Она не обращала внимания на звуки. Эта девка довольно скоро сыграет свою роль.

Но звуки напомнили ей о других слезах, и она наклонилась, чтобы погладить линии пентаграммы. Они были ржаво-красными, цвета давно засохшей крови, что неудивительно. Она надеялась, что призрак ее старшей сестры оценил то, каким образом ее смерть все еще способствовала могуществу Торфо, но она скорее сомневалась, что сейчас Уилфрида одобряла это больше, чем тогда.

Неважно.

Вулфра из Торфо зажгла остальные свечи и подняла руки, устремив безжалостный взгляд на последнюю из трех сестер, которых привели к ней стражники. Ей не хотелось терять девочку, но она была необходима для того, чтобы заклинание сработало, и поэтому баронесса отодвинула небольшое сожаление на задний план, сосредоточившись на тонком контроле, которого требует заклинание-ловушка.

Волшебник с кошачьими глазами посмотрел на свой кристалл и улыбнулся. Какое восхитительное создание, Вулфра! Такое же приятное, как аспид... и наполовину такое же надежное.

Это действительно было заслуживающим доверия заклинанием, размышлял он, учитывая довольно... нетрадиционный характер ее тренировок, хотя он часто задавался вопросом, действительно ли она осознает, насколько выше своего собственного уровня она соревнуется. Он знал все о ее замыслах на мече, и они его не касались. Если бы было возможно победить меч, он бы давно это сделал. Однако, в отличие от Вулфры, он знал его историю. Всю его историю, с того момента, как он был выкован, до того момента, когда его навершие разлетелось надвое. В этой истории сразу после Падения была дыра, поскольку первоначальный Совет Карнэйдосы был разрушен до основания, когда Венсит и Белый совет обстреляли континент. Неизвестно, кто на самом деле разместил его под тем, что впоследствии станет замком Торфо, хотя в старейших записях карнэйдосцев были намеки на то, что это вполне могла быть Челтис из Гарота, любовница и ближайшая союзница Херрика Оттарфро. Ему казалось странным прятать его в таком месте, но у нее наверняка были все мыслимые причины желать, чтобы сразу после Падения он был далеко-далеко от Контовара! Его зазубренная, яростно излучающая мощь была бы последним, чего хотел бы любой из волшебников, пытающихся восстановить руины в радиусе тысячи лиг от них!

Было отдаленно возможно, что он мог быть спрятан одним из горстки выживших белых волшебников после Падения, но это казалось гораздо менее вероятным, чем вероятность того, что ответственность за это несла Челтис. Волшебник с кошачьими глазами проанализировал работу, которая создала туннели, ведущие в его пещеру, и они были работой чрезвычайно могущественного и опытного волшебника палочки, явно непосильной для кого-либо менее опытного, чем член самого Совета Оттавара, и всех волшебников Белого Совета, из которых только Шарелса выжила со своей силой - и разумом - достаточно неповрежденными для такой задачи. Конечно, если бы она спрятала меч, Венсит с самого начала знал бы, где он лежит, а это было не так. Совет Карнэйдосы точно знал, когда он обнаружил его местонахождение, потому что они наблюдали через его чары, когда он наткнулся на тот факт, что он все еще существовал. Он был полностью сосредоточен на том, чтобы выяснить, как именно Вулфра убила отца королевы Фэллоны; его реакция была бесценной, когда он в поисках доказательств причастности карнэйдосцев к убийству исследовал чары, которые волшебница установила вокруг своего замка, и вместо этого обнаружил меч. Это также было истинной причиной, по которой он не вовлек этих адских вредителей из Совета Семкирка в свои усилия по искоренению Вулфры раз и навсегда. Были некоторые силы настолько великие, некоторые артефакты настолько древние и - теперь - настолько смертоносные в своей сломленной, полубезумной агонии, что даже дикий волшебник мог приблизиться к ним только с предельной осмотрительностью и только после многих лет изучения и изысканий.