- Мы его заслонили как домик.

- Мы его красношелковый домик.

- Он подобрал колени, прижал их к груди, крепко-крепко себя обнял, он в красношелковом домике. В нас.

- Он может нас разводить, увеличивать домик. Мы легко и покорно отступим, сухие, рассыпаясь под пальцами его немеющими, и снова прильнем к нему, теплые, тихие. Мы ему служим.

- (Тревожно.) Сестры, он думает, что это не домик.

- Он думает, что это - Та.

- Он видит ее одну.

- Она в нем разгорается.

- Он думает, что живет в ней, красношелковая, она его обвила повсюду. Он живет в ней, прилип, как сыночек.

- Он в ней поселился, привился, росточек.

- Давайте всего, всего его обовьем.

- Давайте, давайте.

Волосы спадают до самого пола, совсем скрывают Эргали спящего.

- Он ушел в нее навсегда.

Волосы плачут.

- Пусть он так думает. Нам все равно. Мы-то знаем, что это мы. Мы его любим. Мы.

- Да, это мы. Как жаль, что он видит ее, а не нас. Как жаль, что любимые видят не нас. Как жаль, что любимые слепы и видят не нас и не нас, а только каких-то чужих именинниц.

- Как жаль, что любимые любят не нас. Как жаль, что гоняются вечно за тенью. Как жаль, что они умирают всегда и те умирают, за кем они гнались. И мы остаемся одни. И молча влачим свои дни.

- Ах, как он видит ее! Как он видит ее! Он ее видит так, как никогда не расскажет. Люди этого не умеют. Люди от этого умирают.

- Он видит ее взглядом любви.

- Он закрыл свои глазки и спит.

- Смотрит взглядом любви - там она, в глубине, в своей шелковой шерстке... но дальше мы не расскажем, люди от этого слепнут.

- Как хорошо, что больше не будет Именинницы. Он снова будет носить нас в гости. Повязывать черной лентой. Выносить нас в свет.

- Как пышный букет.

- Он будет ухаживать за дамами.

- Беседовать с кавалерами.

- И улыбаться над чаем, нами качая.

- И отражать нас в стеклах, зеркалах и ветерках.

Вбегает Именинница.

Злые локоны Именинницы. Ха-ха-ха!

Именинница выпускает Вошку.

Вошка. Руки вверх!

Все волосы. Это конец! Мы погибли! Конец!

Конец