Из-под двери показалась полоска света. Кто-то приближался по коридору. Звякнул ключ, дверь широко распахнулась. В комнату вошли двое мужчин, один из них поднял фонарь высоко над головой и начал шарить по комнате, пока не осветил Анджелину, сидящую на кровати. Один из вошедших был высокий, худощавый человек с выделяющимися на лице усами и бородкой. Другой же был большой и широкоплечий со светлыми, насколько можно было судить в тусклом свете фонаря, волосами.
— Да, это она, — сказал Мейер. — Я ваш должник.
Послышалось звяканье монет.
— Благодарю вас, месье, — проговорил игрок по имени Этьен и, передав фонарь Мейеру, поклонился и ушел.
Анджелина встала на ноги и двинулась с улыбкой на устах к дверям, в которых стоял рослый мужчина.
— Как я рада видеть вас! Рольф тоже пришел?
Незаконнорожденный сын короля Рутении вошел в комнату и закрыл за собой дверь, поставив лампу на столик рядом с косяком.
— Еще нет, но теперь-то он обязательно придет.
Злобное удовлетворение, звучавшее в его спокойном голосе, ошарашило Анджелину, как неожиданный удар в лицо. Она остановилась.
— А он знает, что я здесь?
— Скоро узнает.
— Думаю, известие ему отнесет тот человек, который известил вас?
— Правильно, да, ум — одно из ваших многочисленных достоинств.
Анджелина вскинула бровь вверх, пропустив мимо ушей комплимент. У нее было такое чувство, как будто огромный груз придавил ее так, что ей трудно стало дышать и даже говорить. Подозрение, разъедавшее ее душу, росло и становилось уже совершенно явственным.
— Чего я никак не могу понять так это то, зачем было необходимо вообще задерживать меня здесь и почему этот человек решил, что вы заинтересованы в моем местонахождении, и откуда он вас знает?
— Я не вижу причины, почему бы мне не удовлетворить ваше любопытство. Он знает меня, потому что, когда я вчера выследил Клэр, она привела меня сюда, в этот притон, и я вынужден был познакомиться с парнем. Что же касается причин моей заинтересованности в вас, они совершенно не беспокоят его, главное для него получить звонкую монету за свою услугу. Тем же, что он задержал вас, он показал свою недюжинную сообразительность и смышленость, которые необычны для подобного рода людей. А то, что вы вообще сюда пришли — это неожиданный подарок судьбы. Я-то сам хотел заманить вас в этот дом, заставив Клэр написать вам письмо. Единственной отсрочкой в исполнении задуманного были затянувшиеся переговоры с нашим бородатым другом, который не хотел лишаться доходных услуг Клэр. Хотя у меня были все основания считать, что дело только в цене.
— Вы имеете в виду, что вы…
— Да, ваша кузина давно уже стоит у меня на пути.
Анджелина окаменела, видя выражение полного удовлетворения на его лице и злобную улыбку победителя, кривившую губы.
— Так это вас она так боялась! От вас она убегала — из Рутении через всю Европу и Америку!
— Может быть, но какое вам до этого дело, дорогая Анджелина? Вы боитесь? Не хотите ли вы узнать, почему я стремился завлечь вас в ловушку?
Ее серо-зеленые глаза расширились от ужаса: она все поняла.
— Мне и так все ясно, — проговорила Анджелина, облизывая сухие губы. — Если вы тот человек, от которого убегала Клэр, значит, это вы убили Максимилиана — и пытались убить мою сестру. Из чего следует, что вы — тот, кто пытается убить Рольфа. Я для вас ничего не стою, поэтому…
— О, я бы этого не сказал, — перебил он ее, и странное выражение появилось в глубине его затуманившихся серых глаз.
Анджелина продолжала, как будто бы она и не слышала этих слов.
— Поэтому вы решили, что будучи любовницею принца там на Ничейной Земле, я могу заманить его сюда.
— Я не просто решил так, я знаю это наверняка.
Она рассмеялась, удивляясь, как легко это ей удавалось.
— Это недоразумение. Принц испытывает ко мне не больше чувств, чем к Клэр, по чьему следу он гонится.
— О чем вы говорите? — произнес Мейер, медленно качая головой. — Я ведь видел, как он обращался с вами в глуши Ничейной Земли, а также прошлым вечером во время бала, прежде чем вы уехали и начался прием для сливок общества Нового Орлеана. А потом… а потом я проводил принца от французского посольства до… одним словом, я слышал, как он пробрался по черной лестнице в дом, где остановились вы с тетей.
— Как вы могли! — воскликнула она.
Она вроде бы должна была чувствовать жгучий стыд, слыша такие вещи, но вместо стыда она испытывала только ярость оттого, что Мейер как последний пошляк грубо напоминал ей о, пожалуй, лучших минутах ее жизни.
Он засмеялся.
— Я развлекался от души. Но после всего этого, неужели вы думаете, что принц Рутенский не придет сюда, один и без оружия — именно эти условия я поставил — чтобы, как он решит, спасти вас. Он сделал бы это ради последнего из своих людей — даже ради меня. А ради вас он разобьется в доску, только чтобы избавить вас от малейшей опасности.
— Это просто еще одна ловушка с вашей стороны. Такая же, какая была с Максом, когда вы использовали Клэр. И такая же, как в тот вечер, когда шайка Мак-Каллафа напала на лагерь Дона Педро и попала в засаду.
— Конечно, обе ловушки были прекрасно подготовлены, но мне страшно не везло. На этот раз все будет иначе.
Он был самоуверен до крайней степени, полон спокойствия и исполнен сознанием собственной силы. Пытаясь противостоять ему, Анджелина воскликнула:
— Вам не удалось убить Рольфа ни в Рутении, ни в Гавре, ни в Новом Орлеане, ни в охотничьем домике. Вы даже не смогли спровоцировать его убийство с помощью предательства, как в случае с Доном Педро. И, наконец, вы сами стреляли в него в темноте, придя в отчаянье от своих неудач, и случайно застрелили другого человека.
Глаза Мейер сузились.
— Я же вам уже говорил однажды, что он слишком смышлен и осторожен. У него, похоже, развит инстинкт самосохранения до предела. И это всегда надо принимать в расчет. В последний момент, когда мы уже были совсем рядом с засадой, которую по моему наущению устроил испанец, Рольф почуял что-то неладное и приказал всем отступить, прикрывая отход в одиночку, пока люди Дона Педро не начали открытую атаку. Я сам не сумел бы убить его, поскольку находился слишком близко, и остальные телохранители, присоединившиеся к принцу после этой первой атаки испанца, сделали мое намерение неосуществимым.
— Но ведь Оскар был убит вовсе не людьми Дона Педро и, конечно, не им самим.
— Достойная сожаления необходимость, каюсь, но я не мог поступить иначе. Ведь Оскар видел, как я подговаривал Утреннюю Звезду, и припомнил бы этот случай, когда бы пришло время обсуждения всей военной операции.
Анджелина резко отвернулась от него, не в силах выдержать более спокойного бесстрастного выражения его лица, как будто то, что он делал, и то, что он предполагал сделать, было разумным и оправданным. Она сделала три шага, а потом остановилась.
— Если вы убили Оскара за то, что он знал…
— Вы так же торопливо судите, как наш принц, но только на свой лад. А почему вы не приняли мое предложение руки и сердца? Я уверен, вы бы не пожалели. Вы бы жили в полном комфорте и пользовались всеобщим уважением. Я бы не стал, пожалуй, мстить за те неприятности, которые вы мне доставили, вытащив, например, обреченного Рольфа с погребального костра, который я устроил для него, или вспугнув трусов испанца стадом коров; я бы все простил вам. Все, кроме ребенка Рольфа. Ублюдка я не потерплю. Он должен умереть при рождении. Не жалейте о нем. Это, конечно, печально, но у нас еще будут дети.
— Вы знаете о ребенке… — лицо Анджелины окаменело от ужаса, и те слова, которые ей удалось вымолвить, дались ей с большим трудом.
— А как же! Я, словно акушерка, следил за признаками и видел их еще тогда, когда Сейрус развешивал ваше белье после стирки. А затем, когда вы сами сушили предметы своего туалета. Я не был, однако, до конца уверен вплоть до вечера бала, когда мне окончательно все стало ясно. Не надо особых медицинских познаний, чтобы заметить у женщины тошноту, то подступающую, то отступающую по утрам и в течение дня, особенно от необычных запахов.