- Добросердечный купец, помоги нищенствующему пииту! Пиит Петр Татаринов просит благородного вспоможения! Прочти акростишие** и дай, что можешь.- Татаринов, небритый, с сизым носом, в извалянном в пуху сюртуке и босой, смиренно подносит купцу Огородникову трепаный синий лист, весь исписанный с выкрутасами и крючками.

Ты добродетелью сияешь, яко злато,

А добродетель есть премудрая жена.

Той изукрашенный и щедростью богатый,

Ах, воззри на меня: судьба моя - ина.

Растерзан, край одежд твоих я лобызаю

И к щедрому тебе прибежищу взываю!

На свете счастие неведомо пииту.

О сколь безжалостно надмение судеб!

В тебе одном я зрю мою одну защиту.

У милости твоей весь мой насущный хлеб.

Нищ, гладей, край одежд твоих я лобызаю,

А к щедрому тебе прибежищу взываю!

Спасительны дары несет тебе Фортуна,

А я последнего пристанища лишен.

По стогнам града бос бреду, не зная руна.

О щедрый муж! Внемли пиита жалкий стон.

Гол, беден, край одежд твоих я лобызаю

И к щедрому тебе прибежищу взываю!

* Регистраторша - жена или вдова регистратора - самого низшего по табели о рангах канцелярского служителя.

** Акростишие - стихотворение, первые буквы которого составляют какое-либо слово или фразу.

Огородников отмахивается, ухмыляясь, и сует пииту за пазуху медный грош. Зато двух беловолосых слепцов с поводырем-мальчишкой зазывает он в лавку и велит им петь. Странники резко голосят. Хозяин, вздыхая, разглаживает по брюху широкую бороду и сокрушенно смотрится в свои зеркальные голенища.

Прореки мне, судьба моя,

Где мне кости сложити?

Взойду на гору высокую,

Снизойду в землю глубокую.

Гробик мой, гро-о-бик,

Вечный мой домик!

Камни соседи мои.

Черви друзья мои...

Торговля в разгаре. Там избили вора, там купца поймали на плутне: не обманешь - не продашь. Над окнами в клетках, щелкая, заливаются соловьи. Сидельцы выкрикивают тонкими голосами: "К нам пожалуйте ?" - "Что угодно?" - "У нас, покупали!"

II

- Ничего у вас нет, ну вас! А называется еще Гостиный двор. Черкес, придется ехать на Невский.

- Помилуйте-с! Всё, что угодно-с! Ваше сиятельство, пожалуйте к нам, сюда, осчастливьте-с! - Огородников вскочил, кланяется низко, посмеивается, стаскивая картуз, угодливо гладит бороду - засуетился совсем купчина.

- Врешь, борода, нет у тебя, чего мне угодно. Говори: пистолеты есть?

- Как не быть-с, ваше сиятельство, помилуйте-с! Лучшего оружейника, прямо из Тулы!

- То-то, что мне не тульских надо, а настоящих.

- Настоящих нет, ваше сиятельство, простите великодушно.

- Бог простит. Сделай милость, Черкес, как позавтракаем, по дороге к Никите заезжай на Невский и возьми пару Кухенрейтера либо Лепажа.*

Сверчок обмахнулся батистовым платком. Утомленное арапское лицо его измято; он весь раскис. Шелковый плащ небрежно виснет на левой руке и метет пыль по галерее. Черкес по-прежнему угрюм и равнодушно глядит на приветствующего его издали господина. Видный барин пожилых лет, с почтенным подбородком, в летнем сюртуке и низких с желтыми отворотами сапогах, подошел к приятелям.

- Что так рано, государи мои? Видно, всю ночь не спали? Усердные жертвы принесены Бахусу и Венере, не так ли?

- На грех мастера нет, Иван Андреич.** Послушали вчера цыганок.

- И каемся в том карателю грешных нравов,- досказал Сверчок.

- Вот уж, государи мои, чего нет, так нет. В молодые годы был я куда беспутней всех вас. За картами высиживал по целым неделям, и юность есть-таки чем вспомнить,- проскочила она весело и шумно. Ну, а под старость всяк поневоле делается Катоном.*** Что ж и остается?

Иван Андреич усмехнулся лукавым глазом.

- Куда вас Бог несет, Иван Андреич?

- А никуда. Прогуливаюсь себе по Гостиному в видах, так сказать, геморроидальных,- Иван Андреич, не торопясь, открыл серебряную табакерку и захватил большую щепоть РапЕ.- Угодно вам, господа?

* Кухенрейтер, Лепаж - название оружейных фирм.

** Иван Андреич - Крылов И. А. (1768-1844) - баснописец.

*** Катон (234-149 до н. э.) - римский консул, известный своей высокой нравственностью.

III

На биржевой набережной пробуют свежих устриц. Привез их вчерашний день с отмели старик-голландец. В несколько дней, один, с мальчиком-юнгой да с лохматой собакой, сплавал он по тихой погоде и примчал с собой не один бочонок. В лавочке, за накрытыми столиками, у самой воды, столичные любители с утра глотают жирных морских затворниц. Хозяин доволен удачным ловом: он ласково бормочет, ухмыляется и с улыбкой во весь сморщенный рот принимает и подает фаянсовые тарелки. Обветренный, красный юнга с обезьяньим проворством льет в стаканы портер; веселая старая собака, приветствуя гостей, машет пушистым хвостом.

- Так вечером опять на Крестовский.- Сверчок брызнул в раскрытую сырую раковину лимонным соком.- Послушаем Танюшу. Не знаю, правда ли, будто Каталани* подарила ей шаль. Что ты, Павел?

* Каталани Анжелика (1779-1849) - итальянская певица.

- Так, ничего... померещилось. Тьфу, пропасть!.. Что значит всю ночь не спать.

- Да что с тобой?

- Пустое...- Черкес улыбнулся насильно белыми губами.- Выпьем скорей!

Принесли аи, но сладострастное его шипенье не развеселило поникшего Черкеса. Зато Сверчок разошелся и принялся дурить. Он разговаривал с хозяином по-голландски, поил юнгу вином, потчевал раковинами собаку. Черкес всё хмурился и, наконец, вытащив нетерпеливо плоский с екатерининским вензелем брегет, сунул его Сверчку.

- Так поезжай ты один, а я здесь останусь. Надо допить бутылку. А вот кстати и Федя Юрьев.

Точно: Юрьев, в полной форме, в высоком хвостатом кивере, подходил к приятелям с набе-режной мерным шагом. Спокойное рыжеватое лицо в веснушках, как всегда, было сдержанно и невозмутимо-сурово. Гремя саблей, лейб-улан опустился на скамью.

- Ну? - слабо спросил Черкес. Юрьев, понурясь, закрутил усы.

- Скверная новость, господа. Васю сейчас в манеже заколол солдат.

Черкес ахнул и побледнел как скатерть. Глаза его остолбенели, задрожавшие руки уцепились судорожно за стол, и тарелка в дребезгах зазвенела на полу. Сверчок молчал. Казалось, он не слышал роковой вести. Лицо его осенила задумчивая строгость. Не поднимая глаз со сверкавше-го игристыми иголками бокала, он медленно глотал одну устрицу за другой.