— И ты перелетела через океан только для того, чтобы сказать мне все это? Забавно, а я уж думал, что ты ненавидишь меня.

— Никогда! Я тебе клянусь всем чем угодно, что никогда не могла сказать, что я тебя ненавижу! Этого не было! — Она окинула его странным взглядом, в котором было густо намешано разочарование, страсти, размышления, прежде чем добавить: — Я приехала для того, чтобы понять, почему ты до сих пор не объявляешь помолвки с Ривой Столет. Теперь я знаю почему!

— Знаешь? Интересно! Надеюсь, ты не будешь держать это от меня в секрете?

— Потому что у тебя есть сильный соперник!

Его губы дернулись, когда он тихо повторил за ней:

— Соперник…

— Ну? То самое слово, да? Я имею в виду Данта Ромоли. Он стоит на твоем пути, дорогой мой!

— У тебя всегда было буйное воображение.

— Да, — не обижаясь, согласилась она, и вновь улыбнулась: — О, он очень симпатичен! И любит детей, и умеет с ними обращаться — редкое качество у мужчин.

Ноэль почувствовал какую-то тяжесть в груди, но даже себе отказывался в этом признаться.

— Если он такой чудесный, почему бы тебе самой не приударить за ним?

— А я подумаю над этим! По-моему, из этого получилась бы хорошая месть, а? Она отняла у меня моего мужчину, а я у нее отниму ее!

— Не смеши меня. Они знакомы многие годы. Что бы между ними ни было, ты бессильна будешь что-либо изменить.

Он ожидал, что она снова взорвется, однако вместо этого она спокойно и внимательно взглянула на него, о чем-то думая, потом сказала:

— Ты не знаешь, что между ними может быть? Ты не знаешь, кто они друг другу: друзья или любовники? Может, они когда-то были любовниками?

— Никогда не спрашивал.

— Правильно, — проговорила она, прищурив глаза. — Ты не хочешь знать правды. Так спокойнее. Пожалуй, тебе было бы даже выгодно, если бы мне удалось увлечь Данта. Пожалуй, ты даже был бы мне за это… благодарен.

Проговорив это, она быстро подошла к нему и закрыла пальцами ему рот. Он отбросил ее руку и жестко сказал:

— Благодарен? Как же!

Она чертыхнулась и снова отошла от него, потирая руку.

— Ты безумец! И я тоже дура, что приехала! Дура, я надеялась на то, что ты пересмотрел свои чувства! Дура, что думала, что ты ждешь моего возвращения и возвращения своих детей!

— Дура, согласен. Другое дело — дети. Если ты позволишь мне стать их полным опекуном, я возьмусь за это.

— Как же, жди! Ну, ничего! Я никуда не спешу, поэтому поживу у вас до-о-лго! А потом посмотрим, кто из нас сумасшедший.

— Должен напомнить, что не приглашал тебя. Это мой дом.

— Твой и твоей мачехи!

— Нет, только мой. Она имеет право только на то, что нажито с моим отцом со времени их свадьбы. Таковы законы Луизианы.

— А мне плевать на твои законы! Имеет она право на этот дом или не имеет, мне как-то все равно. Но я уверена, что ей будет интересно узнать, что ты о ней думаешь и что чувствуешь!

Ни один мускул не дрогнул на лице Ноэля, пока он выслушивал угрозу.

— Ты думаешь, она до сих пор не знает этого?

Констанция засмеялась:

— Она смотрит на тебя глазами женщины, которая видит опасность вместо обещания любви, врага вместо друга. Нет, она не знает.

— В таком случае скажи ей, — тихо произнес он. — И посмотрим, будет она видеть во мне врага, как ты, или нет.

Усмешка исчезла с ее лица.

— Благодари за то, что я вообще вижу в тебе кого-то!

Рива сняла платье, надела купальник кремово-кораллового цвета, а поверх него восточный халат из хлопка кремового оттенка. Затем она прошла к бассейну. Ноги у нее были босые. Она очень любила ходить босой и никогда ни перед кем за это не извинялась. Так она себя чувствовала свободнее, так она лучше ощущала саму себя.

Для Ривы одежда была особой формой маскировки. Она использовала наряды для создания имиджа холодной и элегантной аристократки. Временами ей казалось, что она сама и ее имидж сливаются в одно целое, но это было нечасто. Поначалу тут свою руку приложил Космо. Вскоре она поняла в этом пользу для себя и стала работать над собственным имиджем сама. Если за маской скрывалась все та же деревенская девчонка, все время немножко напуганная и потерянная, то лишь немногие имели привилегию знать об этом.

Дант Ромоли был в числе этих немногих. Он улыбнулся, когда увидел ее босые ноги и то, как она с осторожностью выбирала затененные участки террасы, стараясь не наступать на разгоряченные солнцем кирпичи. Он и сам несколько минут назад преобразился, надев купальный костюм в кабинке, стоявшей за римскими колоннами бассейна и специально предназначенной для переодевания.

В той части бассейна, которая была ближе к дому, было мелководье. Сейчас он стоял там, а Коралия и Пьетро наперегонки плыли к большому синему мячу, который он кинул. Усталость, навеянная действительно тяжелой дорогой, сменилась в детях радостью от плавания и живым восторгом.

Рива скинула свой халат и опустилась на край бассейна. Немного погодя она попробовала пальцами ног воду. Она в любую минуту готова была включиться в детскую игру, если Пьетро и Коралия изъявили бы такое желание, но сама не хотела форсировать события. По-настоящему купаться ее сейчас не тянуло. По-видимому, вполне хватало утренних заплывов, которые она с удовольствием делала в течение многих лет. Что касается жаркого солнца, то она не была его поклонницей. Глубокий сильный загар, может, в каких-то частях страны и ценился, но в Луизиане он воспринимался в лучшем случае как юношеская беззаботность, а вообще-то как идиотизм. Долгое нахождение под южным солнцем являлось не только дикой пыткой для организма, но кроме того было очень опасным. Наконец, в этом штате светлый, бледноватый цвет кожи никогда не выходил из моды, ибо был редким.

Приятели Эрин по колледжу увлеченно предавались игре в салки. Поскольку сама Эрин уже вышла из игры, она подплыла к Риве, затем встала на мелком месте и присела на бордюр рядом с ней, перекинула волосы через плечо, чтобы выжать из них воду, и, кивнув в сторону детей, сказала:

— Не могу поверить, что жена Ноэля все-таки приехала. Я думала, она презирает его.

— Похоже, он оставил ей право совершать сюда визиты.

— Удивляюсь ее хладнокровию. Даже телеграмму не послала для предупреждения.

Рива глянула сбоку на племянницу:

— Учись аристократизму.

— Детишки мне нравятся, хотя и довольно спокойные. Какова же их мамаша?

— Ли забыла, что ты ее никогда не видела. Пожалуй, ее можно назвать красавицей.

Эрин удивленно приподняла брови и посмотрела на тетю.

— Что-то не слышно теплоты в твоем голосе, тетушка.

— Я ведь ее почти не знаю, — запоздало извиняясь, произнесла Рива. — Видела всего несколько раз. Один раз здесь, сразу после их свадьбы, и еще как-то в Париже.

— Я так и не поняла, что такое стряслось, что они развелись. Я знаю только, что они жили во Франции, рожали детей и еще, что она как-то особенно предалась работе с драгоценностями на каком-то чердаке и Ноэль остался один.

— Вряд ли это можно назвать чердаком, — усмехнувшись, поправила племянницу Рива. — Если уж по правде, то это была роскошная квартирка с собственным садом, которая, совершенно случайно, конечно, оказалась расположена всего через улицу от дома старого дядюшки герцогини Виндзорской. Больше я ничего не знаю. Если хочешь больше просветиться в этом вопросе — спроси у Ноэля.

— Нет уж, спасибо! Мне еще не надоело жить! Хватит с меня того, что знаешь ты.

— Понимаю тебя.

Ноэль действительно во всех отношениях был человеком, к которому следовало приближаться с опаской. Если дело касалось чего-то для него личного — он был просто невыносим. Он всегда этим отличался.

Несколько минут они молчали, глядя на то, как Дант играет с детьми. Он вскоре обнаружил, что они плавают, как дельфины, и перешел с ними на более глубокое место. Коралия взобралась к нему на спину, обняв его руками за шею, в то время как Пьетро прыгнул на подогнутые колени Данта и отчаянно отклонялся назад всем телом, балансируя в воздухе руками. Дант стал поворачиваться, как карусель, быстро увеличивая скорость. Дети кричали от восторга, пытаясь удержаться на нем. Потом Пьетро и Коралия, раскачиваясь в разные стороны, стали предпринимать попытки опрокинуть Данта, как лодку.