— Нет, я в порядке, — я кашлянула и заставила себя встать прямо. Мне приходилось догадываться, куда я шла, потому что мир еще не перестал вращаться. — Пойдем, найдем что-нибудь поесть.

— Хорошо, хорошо. Но я заберу это.

Уолтер выхватил пилу у меня из рук. Граклы взяли его бензопилу на солнечных батареях. Но у него в седельных сумках оказалась маленькая ручная пила, когда он нашел меня. Я понятия не имела, что он планировал с ним делать, но хотела помочь.

— Ты можешь опрокинуться и разорвать себе кишки, если… стой! — Уолтер выхватил мою руку и резко опустил ее. Он так злился, что цвет почти вернулся его глазам, когда он проревел. — Перестань трогать эту шишку сзади, черт возьми! Разве ты не видишь, что тебе плохо?

— Да, но…

— Но ничего! Если я снова увижу твою руку сзади, я… я… — Уолтер не мог подобрать слов. Капли пота выступили на его складках и трещинах. Должно быть, он злился сильнее, чем я думала. — Просто прекрати, хорошо? Хватит мучить себя.

Я пообещала. Но я делала это только ради Уолтера.

Внизу у пруда были деревья. Всегда, когда было приличное количество воды, росло приличное количество деревьев. Этот пруд не был маленькой каплей: фундамент завода по переработке гранита вполне мог поместиться внутри него.

Большая часть воды замерзла. Посередине была дыра — широкий круг, еще темный и брызгающий. Сегодня проплешина стала шире, потому что впервые примерно за неделю погода поднялась выше нуля. Уолтер считал, что дойдет до пятидесяти градусов.

— Но не привыкай к этому, — проворчал он, как только я выказала малейшее волнение. — Завтра будет похолодание. Мои суставы уже кричат ​​об этом.

Я знала, что зима делала это. Я помнила, как проезжала свои маршруты через Даллас, и я то потела, то мерзла, то снова потела в течение одной недели. Но тогда это просто раздражало.

Теперь? Что ж, Уолтер был прав: если мы не найдем что-нибудь поесть сегодня, мы можем сморщиться и сдуться, прежде чем у нас появится еще один шанс.

Я шла за ним к деревьям, мимо больших навесов и к бахроме саженцев. У них были тонкие верхушки ветвей и тонкие белые стволы. Уолтер встал на колени рядом с ними и прижал ладонь к земле вокруг их оснований. Он сделал это как минимум с десятью разными деревьями, прежде чем нашел то место, которое искал.

— Да, это оно. Здесь хорошо и тепло, — Уолтер царапнул землю у основания саженца, проверяя грязь. — Видишь, как потеет земля? Вот что бывает, когда холодная погода внезапно становится теплой. Земля увлажняется и снова начинает становиться дружелюбной.

— Хорошо, — сказала я.

Он посмотрел на меня, щурясь, и я заметила, что он все еще потел. Вряд ли, было так тепло. На мне была грязная вязаная шапка, которую Уолтер нашел для меня, и одеяло с дыркой посередине, которое он называл пончо. Но, несмотря на все это, я еще недостаточно разогрелась, чтобы вспотеть.

Может, старое тело Уолтера не могло приспособиться, как мое.

После мгновения пристального взгляда он вздохнул. Затем он передал фляги.

— Хорошо. Держи их и убирайся с моей дороги.

Я встала в стороне и смотрела, как он работал.

Уолтер использовал пилу, чтобы разрезать саженец пополам так, чтобы то, что от него осталось, едва доставало до его пояса. Затем он ставил пилу на вершину ствола, пропустив ее зубья через середину колец.

— Я начну пилить. Тебе нужно присесть здесь и ловить то, что появляется. Поняла?

— Ага.

Уолтер снова вздохнул. Я была уверена, но похоже, что он пытался избавиться от дрожи, когда поправлял хватку на пиле.

— Хорошо, дитя. Вот так.

Он двигал руками взад-вперед, ровным движением скользя зубьями ручной пилы по кольцам. Я чувствовала, как корни покалывало глубоко в земле, ствол изгибался. Примерно через минуту из почвы вокруг дерева начали вылезать маленькие червячки.

Это были дождевые черви: слизистые коричневато-красные, с белыми кончиками головок. Их головы качались, тела сворачивались, когда они вытаскивали себя из-под земли. Им будто было плохо. Я предполагала, что дрожь земли выгоняла их из их домов.

— Ну, хватай их! — крикнул мне Уолтер.

Я опустилась на колени и начала зачерпывать червей в один из наших мешков с желтыми пятнами. Он был пустым уже какое-то время. Так что в него можно было что-нибудь положить.

Вот что проносилось у меня в голове, пока я держала влажные пригоршни извивающихся червей: конечно, хорошо иметь запас еды. Мне не пришло в голову, что есть червей может быть отвратительно. Меня не волновало, что мы ели, лишь бы это помогало Уолтеру пережить зиму.

И это верный признак того, насколько отчаянным стало наше положение.

К тому времени, как наша червоточина высохла, мы заполнили полмешка, а Уолтер совсем запыхался.

— Ты… ты не против, если мы закончим с этим, да?

Я посмотрела на него и, даже в своем сбитом с толку состоянии, все еще была удивлена, что Уолтер спрашивал у меня разрешения на что-либо.

— Конечно, не против. Ты в порядке?

Теперь все его тело тряслось. Распухшие суставы его пальцев переплелись у бедер. Он сгорбился и тяжело дышал, будто провел в Резервуаре три часа.

— Да… да, я в порядке, — хрипло сказал он, и капли пота катились с кончика его носа. — Я в порядке.

Уолтер был не в порядке.

И с течением дня ему стало намного хуже.

— Это… ничего, да? — он отмахнулся, когда я попыталась ему помочь. — Это просто небольшое волнение. И я ничего не могу сделать, кроме как перетерпеть.

Дрожь происходила с Уолтером, когда у него заканчивались таблетки. Он потерял свою заначку, когда Граклы взорвали Логово. Все, что ему нужно было, чтобы держаться на плаву, — это таблетки, которые он хранил в своем жилете. Когда он впервые отправился в путь, у него было три полных кармана. И он клялся, что нормировал их.

Но сейчас у него ничего не осталось.

— Взял последнюю… вчера, — бормотал он сквозь зубы.

Уолтер свернулся калачиком в самом сухом углу нашей импровизированной пещеры. Я развела огонь и набросила на него все одеяла, которые у нас были. Я даже поменяла наши шапки — отдала ему более теплую вязаную шапку, а сама надела зеленоватую мягкую шляпу. Я убедилась, что его ботинки были плотно обутыми, а носки — сухими. Но что бы я ни делала, Уолтер не мог перестать трястись.

Он говорил, что замерз, продрог до костей. Его зубы так сильно стучали друг о друга, что я боялась, что он их выбьет. И я не понимала, почему он был таким холодным, ведь он был в поту.

Его борода смялась и промокла. Вокруг нижнего края шапки образовалось темное кольцо. Когда я помогла ему переодеться из рубашки во что-то плотнее, я увидела, что она полностью промокла. Я, наверное, могла бы наполнить флягу, если бы выжала ее.

— Я… я… смотри, со мной все будет в порядке, у… урод, — стонал Уолтер, когда я спросила, могла ли я что-нибудь сделать.

И я бы сделала что угодно.

— Просто… это должно идти своим чередом, хорошо? Я буду… я буду в порядке.

Он не будет в порядке.

Уолтер стонал от боли, переворачиваясь на бок, и я без сомнения знала, что он не выдержит. Он, вероятно, чувствовал бы себя лучше, если бы у него что-то было в желудке, но он ничего не мог удержать. Полдня я провела за чисткой лужиц желчи и сегментов дождевых червей вокруг его кровати.

Он не сможет выжить вот так.

Ему нужна была еда, настоящая еда. И я не вернусь, пока не найду ему что-нибудь поесть.

Граклы украли мое оружие, а после того, как Аша избила меня до потери сознания, украли и доспехи. Жозефина была единственным оружием, уцелевшим после разграбления Логова. Было бы неплохо из чего-то стрелять, но я не могла взять Жозефину: Уолтер был слишком слаб, чтобы чем-то размахнуться, и ему нужно было как-то защищаться.

Так что, в конце концов, я заправила косу под зеленоватую шляпу Уолтера и вышла с мачете в качестве единственного оружия и в пончо в качестве единственной брони. Неважно, что на мне было надето или с чем мне придется сражаться: я найду все, что мне нужно, чтобы спасти Уолтера.

И если единственный способ найти — это взять, то я была не против.

* * *

Я искала уже три часа, но здесь просто ничего не было.

Мы были в том, что Уолтер называл холмистой местностью. Он имел в виду это буквально: вся земля была приподнята и вздута, как узлы на моем лице. Холмы в основном представляли собой возвышающиеся груды белых камней с тонким слоем травы на них.

Мы уже не были в равнинах — слишком опасно было идти так далеко на восток, когда Граклы захватили его. Эта суровая холмистая местность станет нашим новым домом. Но в холмах было ужасно трудно искать путь.

Вероятно, было бы полезно, если бы я могла залезть на дерево или что-то в этом роде и осмотреться. Проблема в том, что я едва ли могла двигаться быстрее ходьбы, не говоря уже о том, чтобы заниматься чем-то таким напряженным, как лазание.

Мои ребра все еще заживали: мне все еще было больно, если я вдыхала слишком глубоко. Ну, на самом деле казалось, что кто-то только что ударил их кованым железным прутом. Было больно, проще говоря.

Я прошла к вершине следующего холма по склону, чтобы мне не пришлось подталкивать себя к чему-то более крутому. На этом холме ничего не было, и на последних пяти ничего не было. Здесь просто ничего не было.

Все деревья были мертвы, а все животные еще спали. Я даже была бы рада наткнуться на группу кровожадных граклов в этот момент — потому что это означало бы, что где-то здесь было достаточно еды для поддержания жизни. Но по мере того, как тянулись часы, и все, что я видела, это пустота, я все больше беспокоилась, что это была каменистая пустыня.

Мне нужно было сесть. Я так старалась, что мои глаза затуманились, а большая часть моего тела горела. Я тяжело села на ближайший камень. Я сделала из колен стол, а локти уперла в их вершины.

Едва я сделала это, я встревожилась, что не смогу снова встать. Я знала, что мне было больно; Я просто понятия не имела, насколько я была измотана. Эта прогулка забрала почти все, что у меня осталось… а было мало.