Я была рада за Ашу.

Я была счастлива… но, Боже, было больно. Я не знала еще утром, что мне придется отпустить ее. У меня не было времени подумать об этом. И я думала, именно поэтому я не понимала, насколько будет больно знать, что я никогда не увижу ее снова.

Да… Наверное, поэтому.

Труднее всего в моем побеге было ползти назад на животе. Как только я оказалась достаточно далеко от уступа, я встала и побежала к грузовику. Я бросила дробовик на пассажирское сиденье и уже собиралась скользнуть за руль, когда услышала приближающиеся шаги слева от меня.

Я обернулась, чтобы посмотреть — и получила прикладом винтовки по своему лицу.

* * *

Я была без сознания какое-то время. Я всегда могла сказать по силе головной боли: тупая пульсация обычно означала, что я отсутствовала несколько минут. Но неземной грохот между моими ушами я ощущала только за полчаса.

Или больше.

Почти стемнело. Я приоткрыла глаза и увидела, как тени стояли надо мной бдительным кольцом. Одна из них зарычала, увидев мои глаза. Он плюнул мне на грудь, прежде чем убежать с криком.

И был не техасский язык.

Кролик, вырезанный линиями сморщенной кожи, был всем, что я видела, когда кто-то потащил меня за ногу. Воздух был холодным, и ветер резал мне лицо, как нож. Это разбудило меня, испугало мою раскалывающуюся голову. Я застонала, когда кожа на моем лице сжалась от холода, сломанный нос болел.

Кто-то бросил грязь мне в лицо.

Женщина говорила, и мое тело перестало двигаться. Кольцо теней отступило в сторону, пропуская ее. У нее было знакомое лицо. Мои губы двигались в такт ее имени, но я не могла найти в себе силы произнести его.

«Аша, — думала я. — Аша… помоги мне».

Она не знала. Она даже не выглядела так, будто знала меня. Мужчина с клеймом в виде кролика пнул меня в бок, и она его не остановила. Я застонала и сжалась от второго удара.

Но она молчала.

Только когда я услышала грохот полностью заряженного дробовика, Аша двинулась.

Она что-то сказала Кролику, что-то горячее и торопливое.

Он ответил так же горячо.

Она покачала головой и указала мне в лицо — и, клянусь, я слышала, как яд капал с ее слов.

Казалось, это сделало Кролика счастливым. Он ухмыльнулся Аше, в ухмылке, была доля злобы, он предложил ей дробовик.

Она покачала головой, и я ощутила облегчение. Я знала, что она не позволит им причинить мне боль. После всего, через что мы прошли вместе, после всего, что мы сделали. Она спала рядом со мной. Она же не…

Я с ужасом наблюдала, как Аша наклонилась, чтобы выхватить что-то у другого Гракла. Вся толпа взорвалась смехом и насмешками, когда они увидели у нее деревянную дубинку. Она была большой, как ее предплечье, и почти в два раза длиннее.

Я почти жалела, что она не выбрала пистолет.

Ее глаза на полсекунды посмотрели в мои. Ее были холодными и темными — в них не было и следа света, который я видела в них несколько часов назад. Тем не менее, я должна была попробовать.

— Аш…? Ох!

Она ударила меня по голове. Звезды вспыхнули у меня перед глазами, и я, защищаясь, закрыла лицо руками. Она ударила меня по костяшкам пальцев, и я опустила руки. Затем она ударила меня по подбородку так, что весь мир закружился.

Я почти ушла. Все меркло: я больше не видела и почти не слышала. Мое тело онемело. Когда Аша сжала рукой мое горло, я даже не пыталась сопротивляться ей.

Я просто хотела, чтобы это закончилось.

— Стой, — шипела она, ее горячее и злое дыхание лезло мне в ухо. — Стой.

* * *

Я проснулась только от ветра.

Он вопил через дыру в брезенте надо мной. Приоткрыв глаза, я смотрела, как ветер рвал дыру, пытаясь сделать ее шире. Земля под спиной была еще теплой. Тепло поднималось от него и попадало под гору одеял на моей груди.

Я была рада теплу, потому что ветер был достаточно резким, чтобы жалить мне лицо. Но было трудно дышать со всеми этими одеялами.

Когда я попыталась оттолкнуть их, когда я начала шевелить конечностями, меня сотрясла такая сильная боль, что зрение затуманилось. Я ощущала себя как раздавленный жук. Каждый квадратный сантиметр меня горел.

Я горела заживо.

— Ах… Аша! — завизжала я.

Она была последним человеком, которого я видела перед тем, как потеряла сознание, так что, должно быть, она накинула мне на голову брезент, а на грудь — все эти одеяла.

Но ответила не Аша:

— Никогда больше не произноси мне это имя, урод, — рычал Уолтер. Он наклонился надо мной, и все его лицо искажали сильно выраженные яростные морщины. Его тонкие губы сдвинулись с зубов, а борода тряслась, когда он зарычал. — Никогда больше не произноси ее имя.