— Рози? Скажи мне, что происходит.

Всхлип расцвел в моем горле, лепестки забили мне дыхательные пути, а шипы впились глубоко в кожу, когда я задохнулась от влажной розы его имени для меня.

Рози.

Как будто я была каким-то милым, юным, невинным созданием с косичками в волосах вместо человеческой крови.

— Лайн, — выдохнула я сквозь остатки горла, — Я сделала кое-что плохое.

Это были слова, которые я всегда говорила, когда звонила ему, чтобы попросить вызволить меня из неприятностей.

Бесчисленные проступки в моей юности: употребление алкоголя несовершеннолетней, телесные повреждения (это удар карандашом и некоторые другие — оправданные — нападения), незаконное проникновение и некоторые мелкие кражи.

Это были те же слова, но другим тоном.

Обычно я была негодницей, дразнящей его своим бунтом, пытаясь вывести из себя того, кто был бесконечно спокоен.

Но не сейчас, и он знал это.

— Ты в своей квартире?

Я кивнула головой и поняла, что он меня не видит.

— Да.

— Двадцать минут, — пообещал он, — Держись, Рози.

Он повесил трубку, прежде чем я успела спросить его, откуда он знает, где моя квартира и что она у меня вообще есть.

Телефон выпал из моих онемевших пальцев, когда я снова посмотрела на Крикета.

Он был мертв.

Я уставилась в стеклянные карие глаза и впала в шок.

Мне показалось, что в мгновение ока он оказался передо мной, как какой-то праведный ангел, пришедший, чтобы приговорить меня к аду. Угасающие лучи солнце, просачивающиеся через окна, окружали его голову ореолом, но скрывали лицо пеленой тени. Мне не нужно видеть его, чтобы понять, что он красив. Я давным-давно запомнила его черты, широкую складку над мощными бровями, чистую нефритовую зелень его глаз и то, как они морщились в уголках в состоянии задумчивости или при редкой улыбке, которая раскрывала черты его лица так, что его пылающий дух выливался, как свет сквозь трещины во тьме. Он был достаточно красив, чтобы быть знаменитым, но одевался так, что это делало его сексуальным, как ветреного ковбоя или шерифа с Дикого Запада. Он даже пах так, тепло и утешительно, как загорелый мужчина и свежевспаханная земля

Даже погруженная в глубокую пелену шока, я узнала его.

Я бы узнала Лайнеля Дэннера где угодно и когда угодно, даже если бы я была слепой, глухой и немой.

— Господи Иисусе, — выругался он, когда я моргнула, глядя на него.

Он стоял передо мной на расстоянии двух больших шагов, его мозолистые пальцы деликатно пощипывали мой подбородок. Я смотрела на него снизу вверх, пока он осматривал меня неумолимым взглядом, отмечая засохшую кровь на моей коже и одежде, мертвое тело Крикета, лежащее на полу у наших ног.

Он казался больше обеспокоенным мной нежели трупом.

— Что, черт возьми, этот кусок дерьма сделал с тобой? — низкий рык вырвался из его груди.

Я моргнула и пожалела, что не могу откопать свой голос, потому что хотела посмеяться над ним в этот момент.

Мне хотелось подразнить его и спросить, почему он не считает, что это я, как всегда, сделала что-то глупое.

Мне хотелось плакать и спрашивать его, что еще Крикет не сделал со мной?

Но впервые в жизни я не могла сказать ни слова.

Я была таким же безвольным телом, как Крикет, лежащий на земле.

— Рози, — сказал он на выдохе.

Я наблюдала за ним, когда он присел передо мной, и его пальцы на моем подбородке скользнули в пятна крови, а затем почти болезненно сжались.

Боль приземлила меня, но именно яркая ясность его зеленых глаз вытащила меня, как рукой, из глубины моего несчастья.

— Хотя бы раз в своей чертовой жизни ты будешь слушать меня и подчиняться. Я вытащу тебя из этого проклятого болота, в котором ты сидишь, и посажу на стул. Потом я сделаю звонок. Пока мы ждем полицию, ты посмотришь мне в глаза и расскажешь, что здесь произошло. Ты слышишь меня, Харли-Роуз?

Я кивнула еще до того, как успела понять его слова.

Его взгляд ожесточился.

— Я хочу слышать голос.

— Почему я должна смотреть тебе в глаза? — спросила я на удивление уверенно.

Моя душа была слаба и падала в моей груди, и я спрашивала себя, убивают ли убийцы свою праведность вместе со своей жертвой.

— Потому что ты не отвлечешь меня этими прелестными голубыми глазами, я собираюсь уничтожать этот кусок дерьма снова и снова за то, что он сделал, если это заставило тебя воткнуть нож ему в шею.

Эмоции бушевали под руинами моей души и угрожали закипеть в горле.

Дэннер прочитал вопрос в моих глазах, и его суровое лицо превратилось из серьезного в гладкий мягкий шелк.

— Ты не хладнокровно убила его, Рози. Мне не нужно, чтобы ты говорила что-то, чтобы узнать правду.

— Ты не видел меня много лет, — прошептала я сквозь слезы, которые внезапно выступили в уголках моих глаз, — Откуда ты можешь это знать?

Другой рукой он обхватил меня сзади за шею и просунул ее во влажные от пота волосы, а затем сильно отдернул назад, ровно настолько, чтобы я зашипела от внезапности. Это действие было странно успокаивающим, и, не сознавая того, я поймала себя на том, что наклоняю голову, чтобы подставить шею под его касание. Понимая мой намек, его рука на моем подбородке скользнула вниз и обхватила горло, его пальцы мягко надавили на пульсирующие точки по обе стороны моей шеи.

— Ты думаешь, я не знаю, что под всей этой колючей дерзостью у тебя нежное, как распустившаяся роза, сердце, подумай еще раз, — сказал он тем же ровным, уверенным тоном.

Как будто он читал кому-то его права или декламировал код из полицейской академии. Как будто то, что он говорил, было неопровержимым, абсолютным фактом.

В каком-то смысле, если бы даже и была вероятность, что я не люблю офицера Лайнеля Дэннера, то она была стерт с лица земли только что этим моментом и этими словами. Его сердце пленило мое, даже несмотря на отсутствие у него интереса.

— Я все еще должен это сделать, — сказал он строго, но мягко, — Если ты думала, что я так это оставлю, потому что ты это ты, то ты ошибалась. Ты не позвонила отцу, ты позвонила мне, и я все улажу так же, как он бы сделал это ради тебя, но мой способ будет абсолютно другим и более законным, чем его, не так ли?

Когда я кивнула, тени проплыли по зелени его глаз, словно облака над головой. Его челюсть дернулась, когда он долго смотрел на меня, прежде чем встать и протянуть мне руку. Это была сильно загорелая рука, идущая от крепкого запястья с толстыми венами, которые бежали вверх по его покрытым жилами предплечьям. Сильная рука на конце сильного предплечья на теле самого сильного человека за пределами клуба, которого я когда-либо знала.

Пошатываясь от всего, в том числе от мощного возрождения моего детского обожания, я молча взяла его протянутую руку и позволила ему очистить меня от липкой крови. Мое сердце глухо, болезненно пульсировало, и моя кожа была нежной, как мякоть перезрелого персика, упавшего на землю. Тем не менее, я сидела на одном из своих немного шатких деревянных стульев и смотрела, как он вытащил свой телефон и сделал звонок в аварийную службу.

Я не слушала, когда он разговаривал с оператором. Вместо этого я наблюдала, как его плотный, красиво очерченный рот открывался во время произношения слов, как его розовый язык щелкал по квадратным белым зубам. Меня тревожит ситуация, когда меня так физически тянет к другому мужчине, в то время как труп моего бывшего едва не мерзнет на земле, но меня всегда безвозвратно тянуло к Дэннеру, и наблюдение за ним в его стихии «Хороший полицейский в действии» сосредотачивало меня.

Снова это ощущение, что стоило мне моргнуть, и тут же появились люди, хлынувшие через двери моей квартиры с аппаратурой и фотоаппаратами, в синей форме с говорящими рациями. Я подпрыгнула, когда трое из них попытались загнать меня в угол, пока Дэннер разговаривал с двумя людьми, осматривающими тело. Я не могла как следует расслышать их голоса. Звук был, но слова казались нечеткими, как у взрослых в мультфильмах Чарли Брауна.

Бах бах бах, бах-бах.

— Отойди, Стерлинг, — приказал Дэннер, внезапно затягивая меня наполовину за себя, чтобы он мог посмотреть в лицо следователю.

Огромный негр по имени Стерлинг закатил глаза. — Я просто делаю свою чертову работу, Дэннер. Ты определенно как-то связан с этим лично. Думаю, это я должен говорить тебе отступить, м?

Дэннер скрестил руки на груди и посмотрел на мужчину в ответ.

Стерлинг продержался все тридцать секунд, прежде чем неловко почесал затылок и пробормотал:

— Черт, Дэннер, я просто пытаюсь делать свою работу.

— И ты можешь ее делать, но ты сделаешь это в участке, а я буду в комнате для допросов с вами обоими. Я приехал сюда после того, как она позвонила мне. Очевидно, что даже если ему это не удалось, он пытался изнасиловать ее. Это дело будет открыто и закрыто в течение сорока восьми часов, и мы оба это знаем. Так что прекрати это позерство, делай свою работу, и я уверен, что повышение, на которое ты так надеялся, рано или поздно дойдет до тебя, а теперь начинай делать какую-то реальную работу.

Я моргнула, глядя на Дэннера. Он всегда был тихим, даже замкнутым до такой степени, что сливался с фоном. Именно это сделало его таким хорошим полицейским, все всегда недооценивали его и поэтому не замечали. Этот человек ушел, и на его место пришел лидер, холодный и безжалостный, который заставлял мой пульс биться быстрее.

Я наблюдала, как трое его коллег встали и опустили головы, как это делают беты в знак уважения к альфе волчьей стаи. Я почувствовала животный порыв наклонить голову и подставить ему шею.

— Ты уже три года тесно связан с КККП (Королевская Канадская Конная Полиция), Дэннер. Думаешь, полицейский Ван будет в восторге от твоего вмешательства в дело об убийстве? — сказал другой полицейский, невысокий и худощавый, с тонкими усиками.

— На самом деле, тебе лучше подмести за собой как следует и быстро, чтобы это не скомпрометировало мою игру с КККП. Вы же не хотите, чтобы вас обвинили в провале чертовски долгого годичного расследования, не так ли? И вы думаете, что я увяз на три года, и у меня нет связей, чтобы вмешаться, если мне придется? Я отвечаю за Харли-Роуз Гарро, Стерлинг, так что слушай меня внимательно и ясно, когда я говорю, что без меня она не справится с этим дерьмом.