Глава 4

Лидия

Моего водителя нигде не видно.

Он должен быть там, где я с ним попрощалась.

Верно. Здесь.

Контроль уходит все дальше и дальше за пределы досягаемости, и вместе с ним мой мир переворачивается с ног на голову. Я сжимаю губы, пытаясь удержать ярость в ловушке в горле. Упорство — единственное, что удерживает меня от того, чтобы наброситься, а поскольку мой водитель совершает акт исчезновения, мне нужно найти дорогу домой. Таяние только продлит это страдание.

Смирись, Лидия, думаю я про себя. Ты вытаскивала себя из больших беспорядков, чем это.

Подойдя к бордюру, я смотрю справа налево на улицу, освещенную сигнальными огнями и фарами ближнего света. Мысль о том, что Талант наблюдает за этим жалким представлением из своего окна, дает мне силы поднять руку и поймать такси.

Проходит всего несколько секунд, прежде чем машина останавливается, чтобы забрать меня. Я немедленно открываю дверь со стороны пассажира и вхожу, называя свой адрес. Водитель такси смотрит на меня через зеркало заднего вида, разглядывая мой небрежный наряд и испорченную помаду. Ее внимание переключается на здание «Ридж», и мы оба знаем, о чем она думает.

Шлюха.

Передавая ей стодолларовую купюру, я говорю.

— Я тороплюсь.

Таксист вливается в пробку, становясь богаче на сто долларов. Я благодарна за ее осторожность. Она не может заставить себя заговорить с проституткой на заднем сиденье, а я все равно не могу переварить ложь достаточно быстро, чтобы справиться с ней.

То, что произошло в офисе Таланта — мой наихудший сценарий. У него есть сила, чтобы разрушить мой тщательно созданный фасад и иллюзию мира, которую я построила в Гранд-Хейвене. Сколько времени ему понадобится, чтобы узнать, кто я? Имя «Ридж и Сыновья» слишком важно, чтобы вмешиваться в дела властей, но выгонит ли он меня из города? Есть ли у меня силы начать заново в другом городе? Собрать себя заново после смерти мамы было почти невозможно. Что, если я недостаточно сильна, чтобы сделать это снова?

Тревога потрясает меня изнутри. Мои колени, руки и зрение дрожат. Я цепляюсь за липкое сиденье из искусственной кожи и кусаю щеку изнутри, словно воспоминания из моей жизни до того, как Инес и «Молчание» пронеслись в моей голове. Я знаю, как временно удовлетворение. Когда я была маленькой девочкой, удовлетворение было теплой едой в моем желудке и крышей над головой. Что стало менее верным после того, как Крикет покинуло какое-либо чувство материнской привязанности. Как только я повзрослела и осознала, что спать в машине на стоянке у аптеки или физическое и психическое ухудшение состояния моей матери — это ненормально, я решила никогда не становиться ею. Но такие моменты напоминают мне, что я недалеко ушла от той жизни.

— Мы приехали, — таксист останавливает счетчик.

Оставив еще денег на сиденье, я выбегаю из такси и бегу от этой ночи и своего прошлого. В тот момент, когда я вхожу в парадную дверь, слезы льются из моих глаз, и я наклоняюсь, чтобы вскрикнуть от некоторого облегчения. Я запираю засов, чтобы кошмары не ворвались внутрь, и включаю каждый свет, чтобы они не прятались в темных углах.

Я раздеваюсь по пути в спальню, бросаю платье к ногам и оставляю его в коридоре. Вспышки того, как я трахаю дальнобойщиков в грязных туалетах, совпадают с тем, как Талант целует меня в горло, проталкивается внутрь меня… заставляет меня кончить. Первая девушка была грязной, отчаянной и обезумевшей. Девушка с Талантом была нетерпелива и невежественна. Как легко эти двое стали одним целым.

Вот почему я не нарушаю своих гребаных правил.

Я падаю на колени перед унитазом, и меня рвет, когда страх и одиночество подкрадываются ко мне. Воспоминание о незнакомых мужчинах, прикасающихся к моей обнаженной коже, шепчущих мне алкогольным дыханием — цена за поездку в соседний город или перекус. Затем тепло, которое разлилось по мне, когда я вошла в офис Таланта, как будто такой уровень комфорта мог существовать, насколько я могу судить. Его наэлектризованное прикосновение было ценой безмятежности. Слишком дорогая проверка реальностью.

Как только мой желудок опустошился, я заползаю в душ и прижимаю колени к груди, пока на меня льется обжигающий дождь. Я рыдаю. Это запоздалая слабость, которую я сдерживала слишком долго. Несмотря на здравый смысл, я позволила Инес внушить мне работу, которую я знала, что должна избегать. Людям, подобным Таланту, есть что терять, и ресурсы делают их неприкосновенными. Как легкомысленно было с его стороны трахать меня на своем столе, только для того, чтобы отрицать, что он нанял меня. Он был в безопасности на вершине своей империи, а меня осудил таксист.

Я предсказываю, что он чувствует себя уютно в своем роскошном доме, в безопасности, в своей воздухонепроницаемой значимости, где я угасаю до не более чем запоздалой мысли. И вот я, плачу, как идиотка под студеной водой, столкнувшись с уверенностью в том, как быстро все, ради чего я работала, может исчезнуть.

Я дочь стриптизерши, без формального образования, брошенная на произвол судьбы в шестнадцать лет. Мое существование одиноко, но это больше, чем я когда-либо себе представляла. Это то, что расстроило меня больше всего в сегодняшнем вечере. На мимолетное мгновение я забыла, откуда пришла, и позволила легкой улыбке и теплой ласке Таланта увлечь себя. Временная передышка мешала проглотить реальность, когда она возвращалась с отвержением.

К черту Таланта Риджа.

Наследник с серебряной ложкой во рту не может судить меня, потому что я была проклята с дерьмовой стопкой карт при рождении.

Заканчивая эту вечеринку жалости, я выключаю душ и стягиваю шелковую ночнушку с крючка на задней стороне двери. После эмоционального изгнания нечистой силы, которое я испытала, у меня нет сил сначала вытереться. Она прилипает к моей коже, становясь тяжелой по мере того, как тонкий материал впитывает капельки воды с моих волос. Мои глаза опухли, кислород быстро поступает в легкие, и мои конечности тяжелеют. Вместо того чтобы лечь в постель, я шаркаю на кухню и открываю морозилку, где бутылка водки обещает сон без сновидений.

Стакан не нужен. Я пью ее прямо из бутылки, глядя на свой клатч и ключи, разбросанные по полу. Водка тут же выполняет свое обещание, снимая с моих плеч бремя и заманивая ко сну. Закрутив крышку обратно на стеклянной бутылке, я решаю отправить Инес сообщение, прежде чем потеряю сознание. Ей не нужно сразу же узнавать изнурительные подробности, но я удивлена, что она еще не запросила обновленную информацию.

Именно тогда я понимаю, что моего телефона нет в моей сумке, и я помню, как он упал на пол в офисе Таланта.

Я не подняла его в спешке, чтобы выйти.

Он все еще там.

— Блять.

Камилла за стойкой регистрации в «Молчании», как будто она никуда и не уходила, как будто она воткнула кол в землю и объявила это место своим. Она поднимается в приветствии, вдыхая, как будто она хочет сказать что-то мне на этот раз. Я не даю ей возможности, пройдя мимо ее поста, не оглянувшись. Дверь кабинета Инес открывается, когда я тянусь к ручке. Мы сталкиваемся лицом к лицу, взволнованные и застигнутые врасплох.

Инес громко выдыхает, опуская сумочку с плеча на руку. Я делаю выражение лица жестче и протискиваюсь мимо нее в офис.

— Где ты была? — спрашивает Инес. — Я шла к тебе в квартиру. Я была…

— В следующий раз, когда ты подумаешь о том, чтобы попросить меня сделать тебе одолжение, не делай этого, — я наливаю себе крепкий напиток из винного бара. Вчерашняя водка подействовала на меня сегодня утром, расколов мне голову пополам, — Денег, которые я приношу регулярно, достаточно. Я не должна выполнять твои приказы.

Инес закрывает дверь и присоединяется ко мне в баре, наливая себе в два раза больше, чем я.

— Он ударил тебя?

— Возможно, это было бы менее болезненно, — отвечаю я, прежде чем отбросить стопку и прижать холодный стакан ко лбу. Девушки в «Молчании» время от времени становятся жертвами физического насилия, но мои клиенты не смеют прикасаться ко мне таким образом. Но мужчины, которые платили мне за секс в прошлом, оскорбляли меня. Это неприятный побочный эффект для девушек, которые ведут себя на улицах как женщины.

— Садись, дорогая, — приказывает Инес, подталкивая меня к стулу перед своим столом, — Ты выглядишь как черт. Позволь мне налить тебе еще выпить, пока ты будешь рассказывать мне эту историю.

Лед звенит внутри моего стакана, когда она передает его мне. Она бежит рядом со мной, нежно кладя руку мне на колено. Переведя взгляд с выпивки на нее, я беру стакан и делаю глоток. Талант — мудак, но Инес воспользовалась мной после того, как я сказала ей, что не хочу работать в «Ридж». Мой гнев предназначен ей так же, как и ему.

— С сожалением сообщаю, что «Ридж и Сыновья» не будут моими постоянными клиентами — или твоими, — говорю я, слизывая с губ ванильный и дубовый бурбон. Я замечаю, что мой лак на ногтях скололся, а левый ботинок развязан. Когда я в последний раз выходила из дома в рваных джинсах и толстовке, как сегодня? И все же я здесь, совершенно взлохмаченная и чужая для себя.

Инес усмехается, отмахиваясь от меня.

— Не думаю, что он был тобой не доволен. Это невозможно.

Прогоняя воспоминание о том, как член Таланта скользнул вверх по внутренней стороне моего бедра, прежде чем войти в меня одним толчком, я поправляюсь в кресле и отмечаю.

— Он был полностью доволен всем. Проблема возникла позже, когда он заявил, что вообще не нанимал меня.

— Это абсурд, — Инес встает на ноги, занимая свое законное место на троне за столом. Исчезла озабоченная мать, беспокоящаяся о своем выродке, уступив место безжалостному сутенеру. Ее беспощадное сияние выпрямляет мой позвоночник, и я ловлю себя на мысли, что хочу надеть туфли получше, — Что он сказал? Слово в слово?