— Мне очень жаль это слышать, — Рибек замешкался. — Не согласитесь ли вы оба составить мне компанию домой? Моя пара — человек, и я уверен, что она будет рада познакомиться с тобой, Мэрайя.

— Человек? — удивилась Мэрайя.

— Да, — Рибек улыбнулся, и на его лице отразилась гордость. — У меня теперь две дочери и еще один ребенок на подходе. Никогда не думал, что обрету такое счастье.

— У тебя есть пара? — переспросил ошеломленный Кестов. — Но я думал, что такую связь можно установить только с женщиной цире.

— Я тоже, но я определенно связан с моей Эбигейл. — Он засомневался, взглянув на Мэрайю. — И наши виды способны к размножению.

— Что? — произнесли влюбленные в унисон.

Ее сердце бешено забилось.

— Кестов, ты же говорил мне…

— Я не знал. Нам всегда говорили, что это невозможно.

— Но это значит, что я могу быть… беременна. — Мир закружился в оглушительном водовороте, и только рука Кестова удерживала ее в вертикальном положении.

Кестов извинился перед Рибеком и поспешил вернуться на «Странник». Мэрайя все еще выглядела ошеломленной, а он попеременно испытывал то радостное возбуждение, то ужас. Он совершенно ничего не знал о воспитании детей, особенно полукровок. Мэрайя такая нежная, а каким же будет младенец? Кестов содрогнулся, даже при мысли о том, что она вынашивает его ребенка, возбуждение пронзило член.

Если у них будет ребенок, как он сможет ее отпустить? А что, если Мэрайя не захочет растить ребенка на корабле? Кестов не считал свое собственное детство неполноценным, но начал задумываться, что, возможно, в желании Братана иметь дом и семью все-таки что-то есть.

Мэрайя все еще молчала, когда он проследовал за ней в каюту. Несмотря на свое беспокойство, Кестов не мог удержаться от мимолетного, счастливого взгляда на все изменения, которые внес в комнату, чтобы угодить ей. Каюта стала более похожей на дом, чем когда-либо прежде, хотя капитан знал, что это скорее связано с присутствием девушки, чем с яркими вещами и мягкими тканями, которые он добавил.

Мэрайя подошла к кровати и села, рассеянно глядя в пространство, и Кестов последовал за ней, опустившись перед ней на колени и взяв ее руки в свои.

— Мне так жаль, Мэрайя. Я не знал.

— Знаю. Я видела, как ты был потрясен, — промолвила она неестественно спокойным и отстраненным голосом.

— Моя мири, пожалуйста, поговори со мной.

— Я не знаю, что сказать, — призналась она и вдруг рассмеялась.

Ему не понравился ее смех, а через минуту тот обернулся слезами. К черту всё это. Кестов взял ее на руки, укачивая, как маленького ребенка. Он вспомнил песню, которую Мэрайя пела слонгу, и напевал ее в такт с покачиванием. Прошло много времени, прежде чем слезы остановились, и землянка прижалась к нему с усталым вздохом.

— Ты пел мне.

— Я не знал, что еще делать.

Мэрайя вытерла глаза и одарила его слабой улыбкой.

— Прости меня. Обычно я так сильно не срываюсь.

— Нет необходимости извиняться. Для тебя это было шоком.

— И для тебя.

Шок, да, но теперь, когда у него было время подумать не только о ней, но и обо всем, что его волновало, шок стал исключительно счастливым.

Понимаю, это трудно для тебя, и не уверен, что случится дальше, но обещаю тебе, Мэрайя, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты и наш ребенок были счастливы и обеспечены во всех отношениях.