ГЛАВА 24 БРАЙС

— ДЭШ ПРИДЕТ ЗА МНОЙ. — Я сжала кулаки, потянув за клейкую ленту, которая связывала их за моей спиной.

— Я рассчитываю на это. — Стоящий передо мной мужчина в черной одежде скрестил руки на груди. — А теперь заткнись.

Я сжала зубы — мои зубы скрежетали так сильно, что могли бы раздробить алмазы. Я не повиновалась его приказу. Мне было холодно, и я хотела, чтобы они не стучали. Мои пальцы на руках и ногах онемели несколько часов назад. По крайней мере, мне кажется, что прошло несколько часов. Я понятия не имела, сколько сейчас времени. Солнце уже взошло, но не настолько высоко, чтобы сжечь холод, витавший в туманном лесном воздухе.

Рядом со мной сопела Женевьева. Ее рука была прижата к моей и дрожала. Она дрожала с головы до ног, дрожа всем телом — это был чистый страх.

Несколько часов назад мне тоже было страшно. Когда меня забрали из дома и запихнули в багажник машины, я была в ужасе. Я плакала, пока не кончились слезы.

Потом, лежа в темном багажнике, со связанными руками и лодыжками, страх исчез. Я не могла позволить себе бояться. Другая жизнь рассчитывала на то, что я соберусь с духом.

Мой гнев поддерживал во мне жизнь. Он не давал моей крови превратиться в лед, разжигая огонь в моем сердце. Потому что я должна была держаться. Бороться. Наконец-то я получила кусочек будущего, на которое надеялась, ребенка, которого буду любить безоговорочно. Этот мудак не отнимет это у меня.

Нахуй этого парня. Он был тем же человеком, который вломился в клуб Tin Gypsy. Я предположила это по его одежде. На нем были черные джинсы и черная кофта с длинными рукавами. Лыжная маска закрывала его волосы и лицо. Черные кожаные перчатки плотно обтягивали его руки. А сзади на нем был порез с устаревшим логотипом Воинов.

Его глаза были закрыты солнцезащитными очками, даже в тусклом свете линзы и оправа были черными. На лице не было видно кожи, только губы, проступающие сквозь маску.

Он был среднего телосложения, то есть даже если нам удастся выбраться из этой ситуации — что маловероятно, — полиция не сможет предоставить никакой идентифицирующей информации. Его стремление спрятаться вселяло в меня надежду. Если он собирался просто убить нас, зачем прятаться?

Может быть, я зря надеялась.

Нас окружал тенестый и жуткий лес. Пахло хвоей и землей. Это место, куда он нас привел, было так густо засажено вечнозелеными деревьями, что я сомневалась, что здесь когда-нибудь было светло.

Было жутко, но слабое освещение могло бы пойти нам на пользу, если бы мы смогли найти выход. Может быть, мы могли бы спрятаться под кустами или еще где-нибудь. Я скривилась при мысли о том, что придется свернуться калачиком среди гниющих листьев и иголок.

Позади нас среди деревьев стоял старый домик. Я заметила его, когда он вытащил нас из багажника. Он выглядел угрожающе, а окна были затемнены, словно кто-то заколотил его десять лет назад и забыл о его существовании. Это было прямо из фильма ужасов, из тех мест, где в подвале разделывают человеческие тела. Если бы мне удалось освободиться, я бы направилась в противоположную сторону от этой хижины.

В кармане мужчины зазвонил телефон. Он отвернулся от нас с Женевьевой и скрылся за деревьями, где мы уже не могли его видеть.

Но он был там. Ждал. Наблюдал.

— Что он собирается с нами делать? — спросила Женевьева сквозь стучащие зубы.

— Не знаю, — прошептала я. — Но просто держись крепче.

Дэш найдет нас. Этот парень все так подстроил. Он хотел, чтобы Дэш нашел меня. Но почему? И почему Женевьева? Как он узнал о ней? Почему она была здесь?

После того как мужчина забрал меня из дома, он погрузил меня в багажник, и меня трясло, пока он делал поворот за поворотом, вероятно, ориентируясь по городу. Затем вихрь шин об асфальт перешел в громкий звук, когда он помчался по гладкому участку дороги.

Измотанная и эмоционально разбитая, я заснула. Может быть, на десять минут, может быть, на час, я не знаю точно. Я проснулась от толчка, когда мы остановились. Я ждала, едва дыша, когда хлопнет дверь машины, но он не пришел за мной.

Я ждала, сердце колотилось в груди, пока, наконец, не открылся багажник. Я прищурилась от света на стоянке над машиной и перевела взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как мужчина затаскивает в багажник еще одно сопротивляющееся тело.

Женевьева, связанная с кляпом во рту, взглянула на мое лицо и замерла. У нас было достаточно времени, чтобы узнать друг друга, прежде чем он захлопнул багажник и свет исчез. Мы были тесно прижаты друг к другу, не имея возможности двигаться, хотя багажник был больше, чем у любой другой машины, которой я владела.

Из-за кляпов никто из нас не мог говорить. Вместо этого мы обе плакали беззвучными слезами в течение нескольких часов, пока машина не затормозила и нас не подбросило на дороге, настолько рыхлой, что она не могла быть асфальтированной.

Было еще темно, когда он вытащил нас обоих из машины, угрожая перерезать горло, если мы попытаемся бежать. Учитывая огромный нож, висевший у него на поясе, я ему поверила.

Затем он заставил нас идти в гору, что показалось мне милей, привел нас в это место и толкнул меня на колени. Он развязал Женевьеву и вложил ей в руку пистолет, пообещав, что он не заряжен, так что она не должна ничего пытаться сделать. Затем он подтолкнул ее так, что пистолет коснулся моего виска в ее дрожащей руке.

С нее сняли кляп. С ее запястий и лодыжек сняли скотч. И он велел ей не двигаться. Перестать, блядь, плакать.

В конце концов, Женевьева должна была выглядеть как моя убийца.

Он сделал несколько снимков, затем снова заклеил ее скотчем, поставив нас обеих рядом с деревом. К счастью, он снял и мой кляп. Они были нам не нужны. Здесь никто не услышал бы нас, если бы мы закричали.

Он исчез на некоторое время, но я знала, что он не ушел далеко. Если бы мы попытались убежать, он бы увидел. Если бы мы попытались освободить руки, он бы увидел.

Так мы и сидели, обе в шоке, пока он не вернулся и не встал над нами, молча наблюдая.

Я опустила голову, не желая провоцировать его. С каждой минутой нам становилось все холоднее. Я была в шлепанцах после ужина у родителей. Женевьева была босиком и в черных шелковых пижамных штанах. Должно быть, он забрал ее из отеля, где она остановилась в Бозмене. Ее белый топ был тонким, но, по крайней мере, имел длинные рукава. Спина была открыта, демонстрируя зеленый спортивный бюстгальтер на бретельках. Когда она наклонилась вперед, на ее коже появились красные царапины от коры дерева.

Ее ноги были практически сырыми от долгой прогулки по лесу.

Она фыркнула. — Почему это происходит?

Я наклонилась к ней, позволяя своему виску лечь на ее голову. Это было лучшее объятие, которое я могла дать ей в данный момент. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Что? — Ее тело напряглось, она даже задрожала.

— Когда я приехала в Денвер, ты мне кое-что рассказала. Ты сказала, что твоя мама всегда называла твоего отца Презом. Ну, это прозвище было мне знакомо, и я.…ну, я вроде как поняла, кто твой отец.

Ее голова отстранилась от моей. Ее глаза стали невероятно широкими. — Ты выяснила? Кто?

— Прежде чем я расскажу тебе, пожалуйста, не отвлекайся. Я знаю, что у тебя нет причин доверять мне, но я прошу тебя поверить мне.

Она слегка кивнула. — Расскажи мне.

Я сделала глубокий вдох, а затем проговорила. — Дрейвен Слейтер не убивал твою мать. Я уверена в этом. У меня нет доказательств, но я думаю, что он искренне заботился о твоей матери и не причинил бы ей вреда.

Ее глаза сузились. — У полиции есть доказательства. Он убил ее. Он заманил ее в тот мотель и зарезал до смерти.

— Она попросила его приехать в мотель, потому что ей нужно было кое-что ему сказать. Он твой оте…

— Нет. — Она закрыла глаза, качая головой.

— Мне жаль. Это правда. Он твой отец. Твоя мать попросила его приехать в мотель, чтобы рассказать ему о тебе.

— Нет, — шипела она, это слово было сочетанием гнева и отчаяния.

— Дрейвен был президентом мотоклуба. Они называли его Презом.

— Это прозвище может означать что угодно.

— Женевьева. — Я грустно улыбнулась ей. — У тебя его глаза и волосы. Ты даже немного похожа на Дэша.

— Кто такой Дэш?

— Мой парень. И твой сводный брат.

Она отпрянула от меня, повернувшись, чтобы посмотреть в другую сторону. Либо я поступила правильно, сказав ей правду, либо я завела ее слишком далеко. Я только надеялась, что она унаследовала часть силы Дрейвена, потому что, когда я брошусь бежать, она пойдет со мной.

— Я думаю, что этот парень, тот, кто забрал нас, тот, кто убил твою маму.

Она покачала головой, ее глаза все еще были закрыты. Когда она открыла их, полились новые слезы. — Почему?

— Я думаю, это как-то связано с мотоклубом Дрейвена. Какая-то старая обида, которую так и не удалось уладить. Каким-то образом мы оказались в самом центре этого.

Она тяжело сглотнула, сдерживая слезы. — Я просто хотела увидеть мамину могилу.

— Увидишь. — Я прижалась к ее боку. — Мы выберемся отсюда. Дэш придет за нами.

Я только надеялась, что не будет слишком поздно.

Мы сидели молча, голова Женевьевы, вероятно, кружилась, а я судорожно искала способ сбежать. Я могла бежать со связанными руками, но не лодыжками.

— Как ты думаешь, он нас видит? — прошептала я.

— Может быть. Но я его не вижу.

— Мы должны освободить ноги. Он использовал клейкую ленту. Возможно, мы сможем размотать ее, или разрезать, или что-то еще. Но если он нас видит, я не хочу пытаться.

— Пойдем пописаем.

— Прямо здесь? — Мерзость.

— Давай скажем ему, что нам нужно в туалет. Может, он развяжет нам ноги.

— О. — Я расслабилась. — Хорошая идея.

Моя нога затекла и покалывала, но смена положения, казалось, заставляла холод глубже проникать в мои кости. Мы ждали, пока мужчина выйдет из-за дерева в пятидесяти футах от нас. Я не видела, как он спрятался за деревом. Он шел к нам уверенной походкой человека, уверенного в том, что его непогрешимый план сбудется.