ГЛАВА 19 ДЭШ

— ЭТО дом, где ты вырос? — Брайс въехала на папину подъездную дорожку.

Это был не совсем тот вопрос, который она задала. Она хотела знать, здесь ли умерла мама.

Я посмотрел на тротуар. — Да.

— О. — Она поставила машину на стоянку. — Я думала, может быть, ты переехал. После...

— Нет. Папа думал, что это покажет слабость.

Ее рот открылся. — Что?

— Во всяком случае, так он нам сказал. Но на самом деле, я думаю, он остался, потому что не мог представить, что будет жить где-то еще. Он купил этот дом для мамы через несколько лет после их свадьбы.

Это был дом, где они любили. Здесь они привезли нас с Ником домой из больницы. Здесь они создали нашу семью.

Дом был выкрашен в нежно-зеленый цвет. Отделка была бордовой и совпадала с цветом входной двери. Папа перекрасил ее несколько лет назад, потому что она начала скалываться. Он сказал малярам, чтобы они выбрали точно такие же цвета, потому что именно эти цвета мама выбрала четыре десятилетия назад.

— Она в стенах, — сказал я Брайс. — Полы, комнаты и коридоры. Вот почему он не мог уйти. Это не ее дом. Дом — это она.

— Он любит ее.

Я кивнул. — Она была для него дороже всего на свете. По крайней мере, я так думал. Теперь... я не уверен.

Возможно, я совсем не знал отца. Отец, которым я восхищался, не стал бы изменять своей жене.

Почему? Это не имело смысла. Если папа так сильно любил маму, зачем ему брать другую женщину? Как он мог так поступить с ней?

Мы посидели несколько минут, потому что я не мог заставить себя взяться за ручку двери. Я был так зол на маму, по которой скучал каждый день.

Как он мог?

— Дэш. — Брайс положила руку мне на колено. — Я слышу, какие вопросы возникают у тебя в голове. Спроси его. Получи свои ответы.

Она посмотрела на дом, и я проследил за ее взглядом. Папа стоял в переднем окне и смотрел, как я обсуждаю, выходить мне из машины или нет. Даже с расстояния и через стекло я мог видеть рану на его щеке. Я ударил его сильнее, чем думал. Это имело смысл, потому что сегодня у меня болели костяшки пальцев.

Я никогда раньше не бил своего отца. Даже не мечтал об этом.

Или, наоборот, мечтал.

Я глубоко вздохнул. Брайс была права. Я должен был получить ответы. — Пойдем.

Мы вышли из машины в унисон, и я взял ее за руку, ведя нас к боковой двери. Я не стал стучать. Папа ждал нас на кожаном диване в гостиной.

Не говоря ни слова, я сел в кресло напротив него. Брайс заняла другое в комнате. Раньше они были в тон дивану, но за несколько месяцев до смерти мама перекрасила их в темно-зеленый цвет. Они были уродливы как грех, но как только папа будет готов к замене, я заберу эти два стула домой.

Глаза отца были с красными ободками, а кожа бледной. Вблизи рана выглядела гораздо хуже, и, вероятно, на нее можно было наложить пару швов. Его волосы цвета соли с перцем были в беспорядке, жирные и нуждались в хорошем шампуне.

В то время как мне каким-то образом удалось заснуть в кровати Брайс прошлой ночью, папа выглядел так, будто не сомкнул глаз.

— Я хочу знать, почему. — Я нарушил молчание, желая поговорить первым. Этот визит был не для папы; он не заслуживал того, чтобы руководить шоу. — Я хочу знать, почему ты так поступил с ней.

— Это была ошибка. — Голос отца надломился. — Твоя мать и Амина были подругами. Лучшими подругами.

Брайс напряглась, ее лицо перекосилось в мою сторону. — Ты знал об этом?

Да. Я молчал. Если я расскажу ей об этой дурацкой фотографии в ежегоднике, она разозлится и уйдет. Брайс была нужна мне сегодня. То, что она была здесь, обеспечивало буфер. Я сдержу свой темперамент, если она будет в комнате. Я не могу рисковать тем, что она узнает и оставит меня разбираться с папой в одиночку.

Взгляд отца задержался на мне. Он знал, что я лгу без умысла, но он ни за что не стал бы говорить об этом, если бы знал, что моя белая ложь ничто по сравнению с грехами, которые он совершил.

— Продолжай, — приказал я.

— Мы проводили много времени вместе, втроем. Твоя мама никогда не оставляла Амину без внимания. Она любила Амину.

Эта любовь, очевидно, была односторонней, если ее лучшая подруга спала с ее мужем.

— Я не знал. — Папа повесил голову. — Я не видел этого. Я думаю, может быть, твоя мама видела, и поэтому она начала отдаляться от Амины в выпускном классе. Но я этого не видел.

— Что не видел? — спросил я.

— Амина была влюблена в тебя, — догадалась Брайс.

Папа кивнул. — Она была моим другом. Это все, чем она когда-либо была для меня. Я никогда не любил другую женщину, кроме Крисси.

— Тогда как ты мог трахнуть ее подругу и обрюхатить ее? — Мои кулаки стучали по коленям.

Рука Брайс протянулась через пространство между нашими стульями, накрыв один из моих кулаков. Слава богу, она поехала со мной сегодня. Я уже хотел уйти. Но ее рука крепко держала меня на месте.

— Амина покинула Клифтон Фордж после окончания школы. Я не придал этому значения, когда она и твоя мама перестали общаться на пару лет. Подумал, что они отдалились друг от друга. Но потом Амина позвонила ей одним случайным днем. Приехала в гости и провела выходные в городе. Однажды вечером они пришли на вечеринку в клуб.

— И тогда...

— Нет. — Папа покачал головой. — Не тогда. Амина вернулась в Денвер. Но после той первой поездки она возвращалась каждый год. Всегда летом. Всегда на выходные. Она приходила на вечеринку в клуб, напивалась, заводила знакомства. Вы, мальчики, были маленькими, и клуб уже не был маминой сценой. Да и моей, по правде говоря, тоже. Но Амина была не замужем, поэтому мы не придавали этому значения.

История развивалась, и по моей коже ползли мурашки. Но я держал челюсть на замке.

— У нас с Крисси был тяжелый период. Вы с Ником тогда были мальчиками. Боже мой, мы ссорились. Все время. Каждый день.

— Когда? Я не помню, чтобы вы когда-нибудь ссорились.

— Она скрывала это. — Он провел рукой по волосам. — Она натягивала улыбку, когда вы оба были дома, потому что не хотела, чтобы ты знал. Мы терпели друг друга, а потом ссорились, когда вы с Ником спали. Ей не нравилось, как идут дела в клубе, мы рисковали, а я скрывал от нее кое-что. Все стало так плохо, что она выгнала меня.

— Но ты всегда жил здесь. — Я бы запомнил, если бы он съехал.

— Тебе было всего восемь. Нику было двенадцать. Мы сказали вам обоим, что я собираюсь бежать. Надолго. И я провел три недели, живя в доме клуба.

Теперь эта поездка мне вспомнилась. Папы никогда раньше не было так долго, и мама грустила. Потому что она скучала по нему. Видимо, было что-то еще.

— Ты пропустил мои гонки на картинге. Я злился на тебя за то, что тебя не было, потому что я выиграл, а ты не видел, как я это сделал. — Я насмехался. — Но ты все это время был в городе.

— Я наблюдал за твоей победой в бинокль с расстояния около ста ярдов.

— Ты солгал нам.

Он кивнул. — Потому что твоя мама попросила меня об этом.

— Ты не можешь ни в чем обвинять ее, — огрызнулся я. — Никогда.

Папа поднял руку. — Я не обвиняю. Это на мне. Все это.

— Значит, пока вы жили в клубном доме, Амина приезжала к вам в гости, — сказала Брайс.

— Да. У нас была вечеринка. Мы напились и накурились. Все было смутно, но я отвел ее в постель. На следующее утро я проснулся и понял, что совершил ужасную ошибку. Сказал ей то же самое. Она начала плакать и призналась, что влюблена в меня. Амина ненавидела себя за это. Она тоже любила Крисси.

Кого, блядь, волновала Амина? Она не могла любить отца. Он не был ее любовью. И уж точно она не любила маму, если та трахалась с мужем своей подруги. Впервые я не мог найти в себе силы пожалеть о том, что Амину зарезали.

И я никогда не прощу папу за то, что он так поступил с мамой.

— Я ненавижу тебя за это.

Папа выпустил сухой смешок. — Сынок, я ненавижу себя уже двадцать шесть лет.

— А мама? Она тоже тебя ненавидела? Потому что ты приходил домой. Ты казался счастливым. Или это все чушь?

— Я вернулся. Встал на колени и умолял твою маму позволить мне вернуться домой.

— Она простила тебя? — Мои глаза выпучились. — Не может быть.

Лицо отца побледнело, а глаза наполнились слезами.

— Ты никогда не говорил ей, — прошептала Брайс. — Она никогда не знала.

— Она никогда не знала. — Его голос был хриплым. Густым. — Мы с Аминой оба обещали держать это в тайне. Она знала, что это раздавит Крисси, поэтому уехала домой в Денвер и не вернулась. Меня это гложило. Я наконец-то решил, признаться. Признаться. Но потом...

— Ее убили. — Мой голос был плоским и безжизненным, как тело моей матери, одиноко лежащее в могиле.

— Я подвел твою мать всеми возможными способами. — По его лицу скатилась слеза. — Я много лет жалел, что у меня не хватило смелости рассказать ей об Амине, потому что тогда она бы оставила меня. Она должна была уйти от меня, тогда бы она не сажала цветы в тот день. Но я был трусом, боялся потерять ее.

— Ты все равно ее потерял.

Еще одна слеза упала, стекая по его щеке в бороду, которую он отрастил после ареста. — Мое молчание было самой большой ошибкой в моей жизни.

Мое горло горело, а сердце разрывалось. Что бы случилось, если бы он сказал ей правду? Была бы мама жива?

— А как же ваша дочь? — спросила Брайс. — Она не знает о тебе.

— Потому что я не знал о ней. Только когда Амина позвонила мне в прошлом месяце и попросила встретиться с ней в Мотеле Evergreen.

Я закрыл глаза, не желая больше ничего слышать. Но я не мог найти в себе силы встать. Я сидел и думал о своей прекрасной маме и о том, как это несправедливо. Все, что она сделала, это полюбила эгоистичного, трусливого мужчину. А он уничтожил ее. У него был ребенок от другой женщины.

— Мы говорили о Женевьеве той ночью, — сказал папа. — Мне потребовалось несколько часов, чтобы понять, что у меня есть дочь. И я был в ярости от того, что она скрывала это от меня.

— Но ты трахнул ее? — Опять. Он снова трахнул эту сучку.

Он опустил глаза, пока я бесился. Как будто он плюнул на мамину могилу.

Брайс крепко сжала мою руку. — Это ты сделал, Дрейвен? Ты убил ее?

Я открыл глаза, устремив свой взгляд на него. Было бы намного проще, если бы он сказал да. Тогда он сгниет в тюремной камере, а я никогда больше не буду думать о своем отце.