Я помню, как опекунша впервые спросила меня, почему именно насекомые? Когда она нашла коробку с кузнечиками, засунутую под мою кровать. Почему я не выбрала более нормальное хобби, например, куклы Барби или книги?

У меня не было ответа, кроме того, что они классные и мне нравится, как их маленькие лапки ощущаются на моей ладони. Но теперь, когда у меня появилась эта любовь и это ремесло, мой ответ стал немного более конкретным.

Все просто: у каждого паука, мотылька и жука есть своя категория. Все они играют определенную роль в построении общей картины. Все они предсказуемы по-своему, работают вместе, чтобы с легкостью обеспечить более крупные системы. Они делают так много, но остаются незамеченными и высмеянными из-за своих особенностей.

От биологического контроля для сокращения популяции вредителей, угрожающих урожаю, до лекарственных средств, для которых требуется жало пчелы, чтобы облегчить состояние людей с хроническими заболеваниями. Они ползают и скользят по земле, опыляя, перерабатывая, всегда тихо выполняя свою работу.

Они — эти ненормальные и контекстуально темные загадки всегда привлекали меня, даже когда я была маленькой девочкой. Они — единственная ниточка, связывающая меня с той девочкой, которой я была до смерти матери. Моя единственная связь со Скарлетт.

Мои пальцы прочесывают кожу головы, втирая средство, пока я позволяю теплой воде смыть стресс с моей головы. Пытаюсь отпустить груз предложения Коннера, который тяжело давил на мое сознание.

Я знаю, что не должна доверять ему из-за того, с кем он связал себя. Но он дал мне возможность взрастить маленький огонек внутри меня, продолжить его для карьеры. Которая, как я знаю, сделает меня счастливой.

Возможность, которая означала оставить позади все, что я здесь выковала. Моих друзей. Мою жизнь. Память о моей матери.

Это был бы новый старт без моего прошлого Сети Настоящих Преступлений, которое постоянно дает о себе знать. Новая жизнь, где я смогу быть тем, кем захочу. Но также и чистый лист без людей, которые видели меня в самом худшем состоянии.

Я бы оставила их и все эти тревожные воспоминания, которые мы создали. Брайар и Сэйдж, Общество одиночек. Все это осталось бы в Пандероза Спрингс, где нет ничего, кроме зла.

Целая карта вдали от Тэтчера.

Больше никаких утренних пробежек с ним, задающим темп, никаких прокрадываний в его общежитие, чтобы украсть свитера или мочалку для тела. Я буду совершенно и абсолютно одна, без моей навязчивой идеи, которая составит мне компанию.

Мое сердце восставало против этой мысли. Оно грозило почти перестать биться, но мягкий огонек внутри меня гудел от счастья.

Звук тяжелой двери, со скрипом открывающейся, прерывает тишину, заставляя меня подпрыгнуть. Мои мысли улетучиваются и возвращают меня к реальности. Через несколько секунд раздаются шаги по полу, и я тихо надеюсь, что никто ничего не скажет мне о куче грязной одежды у раковины.

Но, к счастью, кто бы ко мне ни присоединился, он просто включает душ прямо передо мной, не говоря ни слова. Я продолжаю смывать с себя дневную грязь, уже наполовину закончила, ополаскивая волосы от кондиционера, когда услышала, как в кабинке позади меня начинается поток воды.

Я слышала только одни шаги. Поэтому не было никакого смысла в том, чтобы у них работали оба душа. Но как только я собираюсь задать вопрос о странном мотиве, включается еще один. Потом еще один, и еще. Пока все восемь душевых кабинок не заработали в тандеме.

Моя грудь напрягается в тот момент, когда гаснет свет. Страх бурлит в животе, и все, о чем я могу думать, — это то, что я умру, как клише. Голая, мокрая, в душе, как в каждом фильме ужасов, которые я когда-либо видела.

Темнота завладела моим зрением, едва позволяя мне видеть свою руку перед лицом. Я быстро рывком опускаю полотенце, которое принесла с собой, выключая воду и сворачивая его вокруг своего тела.

— Привет? — кричу я, мои другие чувства обострились из-за отсутствия света. Уши напрягаются, чтобы услышать хоть малейшее движение, но в ответ лишь тишина.

Я говорю себе, что это всего лишь чья-то глупая шутка. Пытаюсь повторять это несколько раз, чтобы убедить себя в этой истине, но когда части женского тела появляются из воздуха, трудно думать о чем-то другом, кроме этого.

Мои пальцы сжимаются в клубок, впиваясь в ткань полотенца, когда я слегка отодвигаю занавеску и просовываю голову. Меня встречает темнота и острое осознание того, что кто-то находится здесь со мной.

Наблюдает.

Мурашки щекочут мои руки, заставляя волосы встать дыбом. Мое горло немного сжимается, так как я чувствую присутствие кого-то, кто не должен быть здесь. Я молча молюсь, чтобы это был призрак. Это новый уровень, до которого даже я опустилась.

Если бы я только могла добраться до своего телефона, я могла бы позвать кого-нибудь на помощь. Я оставила его на стойке в нескольких футах от душа, и могла бы дотянуться до него вовремя. Разве нет?

Был только один способ выяснить это.

Я делаю два ровных вдоха, чтобы укрепить свою шаткую уверенность, прежде чем вынырнуть из душа. Мои мокрые ноги шлепают по паркету, и надеюсь, что не поскользнусь и не разобью себе голову из-за призрака. Или, что еще хуже, я облегчу работу серийному убийце.

Бег к раковинам кажется намного длиннее, чем несколько минут назад, и я бросаюсь вперед без помощи глаз, используя свое тело для определения своего местоположения.

Мой живот сталкивается с мрамором, выбивая из меня дыхание, и я пытаюсь втянуть воздух, а одной рукой провожу по прохладной поверхности в поисках телефона.

Как только мои пальцы находят знакомое устройство, я чувствую надвигающуюся энергию кого-то, стоящего позади меня. Не имея выбора, я поворачиваю телефон лицом наружу, чтобы яркое свечение показало лицо моего мучителя.

По крайней мере, я могу увидеть того, кто отвезет меня на встречу с создателем.

— Правило номер три. — Он бормочет: — Всегда будь начеку. Как можно подкрасться к цели, когда цель может подкрасться к тебе?

Лицо Тэтчера освещено моим экраном, его угловатая челюсть напряжена, а глаза смотрят на меня сверху вниз. В этом свете они такие темные, почти черные и наполнены чем-то, чего я никогда не видела у него раньше.

Я прижимаю полотенце к себе, дрожа. — Ты не мог подумать о том, чтобы дать мне урок без сердечного приступа? Или эти вещи привязаны друг к другу?

— От тебя пахнет мной.

Он игнорирует меня, как будто я молчу. Как будто это откровение важнее, чем то, что он летом отправил меня в кромешную тьму и напугал до смерти.

— Почему ты пахнешь как я? — спрашивает он, как будто я не просто разговариваю, а требую ответа и ничего больше.

Неделю назад я видела, как он выглядел с похотью на лице, каким нервным и всепоглощающим он становится, когда позволяет желанию взять верх. Думала, что вид вышедшего из-под контроля Тэтчера испугает меня, но все оказалось совсем наоборот.

Даже сейчас, каким бы красивым он ни был, это ничто по сравнению с тем, как захватывало дух в тот день. Пыхтящий надо мной, потерянный в хаосе, который стянул нас вместе и не хотел отпускать. Куски его волос упали на лицо, рубашка была растрепана, а глаза были самого дикого оттенка синего, который я когда-либо видела.

Он был в полном беспорядке.

Тэтчер Пирсон был беспорядочным, только для меня.

И он никогда не был так прекрасен.

Сейчас, стоя здесь. Он был тем Тэтчем, которого я знала. Пассивный мужчина, с позвоночником, уставившийся на меня нечитаемым взглядом. Обе его версии делали меня слабой.

Может быть, это потому, что я злюсь на него за то, что он игнорирует меня, или потому, что мне просто все равно, знает ли он, но, высоко подняв голову, я говорю ему: — Я украла твой лосьон для тела из ванной комнаты в общежитии.

Его челюсть напрягается, брови сдвигаются: — Почему?

Я обхватываю себя руками, чтобы свет был направлен между нами. Пытаюсь скрыть от него уязвимые части себя, хотя он уже видел все самое худшее.

— Мне нравится, как ты пахнешь, — говорю я, пожевав внутреннюю сторону щеки. — Мне нравится, как ты пахнешь на мне.

Что-то пробегает по его лицу, и я понимаю, что это воспоминание о его теле между моих бедер. Когда его запах заглушал мой собственный, знаю, что он помнит это, как это было, что он чувствовал.

Между нами вспыхивает жар, его дыхание веером расходится по моему лицу, и я понимаю, как сильно скучала по нему за неделю нашей разлуки. Я была так зла, до сих пор злюсь, и заставляла себя не ходить за ним по пятам.

Отказывала себе в любимой зависимости.

— И мои свитера тоже? — Он толкает меня, осознание щелкает в его голове, когда он поднимает один из своих пальцев, чтобы отбросить прядку моих мокрых волос. Я медленно киваю ему, и мои щеки теплеют. Вспоминаю все предметы одежды, которые я украла у него в прошлом.

— Холлоу Хайтс действительно нужно поработать над своими замками для общежитий. Мне нравятся кашемировые. — Я бормочу, на моих губах играет мягкая улыбка.

Это всего лишь длительная секунда, единственный момент, когда он позволяет чему-то, кроме выражения пустоты, покрыть его лицо. Где мы существуем между тенями нашего прошлого и рассветом нашего будущего.

Вот только жизнь имеет забавный способ напоминать мне, что я не могу жить здесь вечно. Как бы сильно я этого ни хотела, что-то всегда будет тянуть нас в разные стороны. Он всегда будет держать себя на расстоянии вытянутой руки. Просто вне моей досягаемости.

— Больше нет. — Он говорит, позволяя своему лицу превратиться в тот чистый лист пустоты, который я так хорошо знаю. Яма пустоты. — С этим покончено, питомец. С тобой покончено. Преследование меня, наши уроки. Со всем этим покончено.

Я чувствую, как мое сердце падает.

Вот что он делает, он режет. Он режет людей, которые пытаются подойти слишком близко, чтобы они отступили. Каждый раз, когда кто— то пытается опуститься ниже поверхности, он быстро потрошит его умелой рукой.