— Оно идеально подходит, — сказала она, смотря на простое кольцо с такой сильной любовью.

Простое кольцо для простого мужчины, который любил женщину своим простым сердцем.

Она моргнула.

— Я хочу, чтобы то, что ты сказал оказалось правдой. Чтобы это кольцо стало свидетелем нашего счастья. Хочу, чтобы твои мама и папа, где бы они ни были, увидели, что их разрушительная история закончилась правильно.

Смотря мне в глаза, она положила свою ладонь на мою грудь.

— Я хочу всего этого с тобой, Ахилл. Мой винодел. Мое сердце.

— И принц, — произнес я и посмотрел в ее большие глаза.

— Что?

Я прислонился спиной к дереву и притянул Каресу к себе, прижав спиной к своей груди. Я обнял ее и перевел взгляд поверх холма на восходящее солнце. Пока долина наполнялась оранжевыми, желтыми и розовыми цветами, я сказал:

— У меня был разговор с Зено. И я говорил с твоим отцом.

Кареса повернулась ко мне удивленным лицом. Я поцеловал ее в кончик носа и продолжил:

— Я… — мне не верилось, что я собирался сказать это, но я должен был. — Я готов принять свой титул. Готов стать братом Зено.

Я отвел назад прядь ее волос, которая упала ей на лицо. Затем улыбнулся шире, когда увидел, что ее щеки обрели цвет. Мое присутствие излечило ее разбитое сердце.

— Я готов стать мужчиной, который тебе нужен. Готов стать принцем. И я женюсь на своей герцогине.

Кареса изучала мое лицо.

— Я выйду за тебя замуж, несмотря ни на что. Я откажусь от своего титула, Ахилл. Я буду жить каждый день рядом с тобой на винограднике и стану самой счастливой женщиной на свете. Тебе не нужно брать на себя этот титул ради меня. Я все равно буду с тобой. Не важно богатый ты или бедный.

Я не смог устоять, поэтому поцеловал ее. Но когда отстранился, я сказал:

— Я люблю тебя так сильно, что даже не могу выразить словами. Но я должен это сделать. Я слишком долго жил в тени. Прятался от мира, и сейчас пришло время, чтобы вырваться на свободу, — я покачал головой от того, как странно это прозвучало. — Зено... Он нуждается во мне. Твой отец тоже нуждается во мне. И мне тоже это нужно. Когда я был в отъезде, только и делал, что думал об этом.

Я придвинул Каресу, чтобы она села, прислонившись к моей груди, и оставил поцелуй на ее макушке.

— Моя тетя рассказала мне о том, что произошло. И после этого я многое понял. Понял, что они все... — я боролся с комом в горле, и мне это удалось. — Они все любили меня, — прохрипел я. — И я просто хочу, чтобы они мной гордились, — единственная слеза скатилась по моей щеке. — Я хочу, чтобы ты гордилась мной.

— Милый, — прошептала Кареса, повернув голову ко мне. — Это невозможно. Я уже горжусь тобой так, как никогда не могла бы гордиться.

Я позволил этим словам проникнуть в меня.

— Mi amore?

— Да?

— Я хочу отвести тебя домой, — я наклонился и позволил своим губам скользить по ее шее, — и заняться с тобой любовью.

— Я тоже этого хочу, — ответила Кареса, задерживая дыхание.

Я встал и помог ей подняться. Я держал ее за руку, пока мы спускались с холма. Кареса вела Розу, а я шел рядом с ней, ни на минуту не отпуская ее руки.

После я отвел свою невесту домой и запер нас в коттедже, в единственном месте, которое как я знал, всегда было нашим домом. Тепло от камина наполнило комнату. Кареса повернулась в моих руках и сбросила пальто с моих плеч. Она перешла к моей рубашке, затем к джинсам, и с каждым движением я видел, как блестело на ее пальце кольцо, свет от огня, отражающийся в бриллианте.

Я никогда не чувствовал себя таким наполненным.

Когда с моей одеждой было покончено, наступила моя очередь раздеть Каресу. И с каждым клочком ткани, падающим на пол, я целовал ее обнаженную часть тела — ее плечи, бедра, ее длинную шею. Кожа Каресы покрылась мурашками от каждого моего прикосновения, и когда она стояла обнаженная, и такая уязвимая передо мной, я взял ее на руки и подошел к ковру, лежащему у камина.

Счастье светилось в глубине ее глаз, когда я опустил ее на мягкую овечью шкуру и навис над ней. Рука Каресы плавно скользила по моей спине и гладила мою кожу. Я прижался к ней бедрами и закрыл глаза, когда почувствовал ее тепло. Отпустил голову и прикоснулся своими губами к ее.

— Ti amo per sempre, — прошептал я.

— Я тоже буду любить тебя вечно, — ответила она с улыбкой.

Я опустился по ее телу ниже, целуя каждый дюйм ее оливковой кожи. Провел языком по ее груди, и от этого прикосновения Кареса выгнулась. Я продолжил двигаться вниз, пока не достиг вершины ее бедер.

Спина Каресы выгнулась, когда я опустил свои губы между ее бедер и поцеловал ее в самую чувствительную часть. Стон сорвался с ее губ. Звук, вкус и ее тепло — все это подстегивало меня, мой язык облизывал, а мои губы сосали, когда ее руки зарылись в мои волосы. Мои ладони пробежали по ее плоскому животу и вниз по бедрам, пока я все ближе и ближе подводил ее к краю. Я не хотел останавливаться. Я не хотел слышать, как крики ее удовольствия прекращаются. С задыхающимся криком, Кареса откинула голову назад и сильнее сжала мою голову. Мой язык был на ней, пока она разрывалась от удовольствия, пробуя ее, пока ее руки не направили мою голову наверх.

Карие глаза Каресы блестели, ее щеки покраснели.

— Я хочу тебя, — произнесла она, опрокидывая меня на спину.

Она забралась на меня сверху и оседлала мои бедра. Мои руки легли на ее талию, когда она направила меня в себя и медленно опустилась. Мои глаза закрылись, когда я почувствовал ее, дюйм за дюймом, пока не погрузился полностью. Кареса наклонилась вперед и нашла мои губы своими. Я застонал, когда ее язык скользил поверх моего, она задвигалась, ее бедра раскачивались медленно и глубоко. Ее губы оторвались от моих, и я открыл глаза, чтобы увидеть ее лицо прямо перед собой. Ее рот был открыт, а ее взгляд был отрешенным, но она прошептала:

— Я люблю тебя, Ахилл. Всем своим сердцем.

— Я тоже люблю тебя, — простонал я, когда ее бедра начали двигаться быстрее.

Мои руки на ее талии направляли ее движения, когда почувствовал, как внутри меня нарастает давление собственного освобождения.

— Mi amore, — прошептал я, когда ее дыхание стало прерывистым, а движения судорожными.

— Ахилл, — ахнула Кареса, когда мои руки сжали ее бедра.

А потом она вскрикнула от удовольствия, увлекая меня за собой через край. Свет взорвался у меня перед глазами, когда я застонал от облегчения, пытаясь отдышаться.

Кареса упала на мое влажное тело, ее кожа была горячей от тепла камина, а волосы влажными от напряжения. Она дышала у изгиба моей шеи, пока мои руки отказывались ее отпускать.

Через несколько минут, я отпустил ее, и она легла рядом со мной, положив голову мне на плечо. Я пробежался костяшками пальцев по ее руке, счастливый от того факта, что она вернулась. Что она снова рядом со мной, в моем доме, рядом с камином, который она сохраняла до моего возвращения.

— Mi amore, — позвал я, мой голос был хриплым.

— Ммм? — Кареса звучала сонно.

— Ты разлила вино за меня?

— Тебя не было, — мягко прозвучала она. — Я не могла позволить пропасть урожаю этого года. Я... — она сделала глубокий вдох, подавляя зевок. — Не хотела, чтобы у тебя не получилось.

Пока она не уснула, я сказал:

— Amore?

— Да?

— Дата свадьбы все еще назначена на канун Рождества.

Голова Каресы подпрыгнула от моих слов.

— Что ты сказал? — спросила она.

Я поднял ее левую руку и оставил поцелуй на бриллианте, улыбаясь.

— Оно выглядит лучше, чем то кольцо из виноградной лозы, которое я подарил тебе недели назад.

— Я не забыла об этом, — сказала она, отпуская взгляд. — Оно... оно все еще у меня, Ахилл. Я положила его на подушку, будто ты всегда рядом.

— Кареса, — простонал я, потом засмеялся. — Мое кольцо тоже все еще у меня. В моем бумажнике. Я постоянно ношу его с собой.

— Правда? — мягко спросила она.

— Всегда, — я повернулся лицом к ней и провел пальцем по ее щеке. — Выходи за меня в канун Рождества. Как за Са... Савона, — я заикался, эта фамилия странно звучала из моих уст. — Поженимся в Дуомо, как принц и герцогиня, перед Богом и обществом. Выходи за меня, потому что я не смогу быть без тебя. Выходи за меня, потому что ты моя вторая половинка, и я никогда тебя не отпущу, — на моих губах появилась улыбка. — Твои родители уже здесь, приглашения разосланы. И у тебя уже есть платье.

Ее глаза заблестели.

— И моя вуаль из виноградных лоз.

— На твоей фате виноградные лозы? — спросил я, сердце в моей груди заколотилось.

— Я всегда об этом мечтала, — она улыбнулась. — В детстве я представляла себе шелковые виноградные лозы, вплетенные в испанскую кружевную вуаль, — она глубоко вздохнула и положила голову на мое плечо. — Потому что Бог знал, что я найду тебя. Найду тебя, когда буду возвращаться домой, среди виноградных лоз.

И до того, как погрузиться в сон, она прошептала:

— И да, я выйду за тебя в канун Рождества. Я бы вышла за тебя сегодня, если бы могла. Не могу ждать долго, чтобы стать твоей женой.

Кареса этого не видела, но я улыбнулся шире. Она не могла этого почувствовать, но сердце в моей груди взорвалось. И она никогда этого не узнает, но она вернула меня к жизни. Подарила мне надежду, подарила благословление, но самое лучшее, она подарила мне себя.

Однажды я спросил ее, что я мог бы ей дать; и она ответила, что она просто хочет меня.

А я хотел ее.

Идущую ко мне по проходу собора в белом кружевном платье.

С вуалью из виноградных лоз.

Такой, какой ей всегда суждено было быть.