Этот парень мог бы быть реально привлекательным, не будь он явным сумасшедшим. Урсула с притворной небрежностью положила лопатку на стол.

— Слушай, у меня был ужасный день. Я устала и хочу доесть хлеб, а потом сходить выпить с соседкой по комнате, которая вот-вот придёт сюда, — она помедлила. — Между прочим, она огромная и смертоносная. Уверена, тебе куда-нибудь надо. Советую тебе оставить меня в покое. Я бываю немного… непредсказуемой в моменты раздражения, и не хотелось бы, чтобы ты пострадал.

Он выгнул бровь.

— Непредсказуемой? Звучит интересно. Но, боюсь, я не могу уйти, пока не получу твою подпись. Для Эмеразель. Тогда уйду. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я остался и позаботился о других твоих нуждах.

— Понятия не имею, что за Эмеразель. Но если ты здесь потому, что думаешь, будто я тебе что-то должна за твою помощь в клубе, то не бывать этому. У меня ничего нет. У меня на электричество-то денег нет. И даже на носки. Мой бойфренд бросил меня на прошлой неделе, а потом вообще уволил. Так что вдобавок к остальному дерьму я безработная. Я ем чёртов хлеб с маслом на ужин в день моего восемнадцатилетия. Так что если планируешь ограбить меня, вперёд и с песнями. Возьми, вон, лопатку. Возьми мои поношенные носки. Возьми плесневелую шторку из душа. Всё, что пожелаешь, — Урсула чувствовала, как её щёки горят от злости. — А потом уе*ывай на все четыре стороны.

— Я здесь не из-за клуба, и я здесь не ради ограбления.

— Тогда кто ты? Извращенец какой-то? — её тело распалялось, пульс учащался. Чистая сила хлынула по мышцам, и Урсуле хотелось что-нибудь сломать. Если он собирался распустить руки, она его придушит.

Он развёл ладони в сторону, источая невинность.

— Урсула, ты не слушаешь. Я пришёл не для того, чтобы тебе вредить. Я здесь из-за той треугольной метки, которую ты вырезала где-то на своём теле — той, что даёт тебе огонь. Ты же понимаешь условия сделки, которую заключила, так?

«Мой шрам. Так он всё же видел меня без одежды». В комнате как будто не осталось воздуха.

— Ты сказал, что отвёл взгляд.

— Так и есть. Меня послала Эмеразель, и вот откуда я знаю, что у тебя есть шрам. Ты обязана отдать ей свою подпись. Всё нормально. Не из-за чего паниковать, — пробормотал он, подходя ближе, и его голос напоминал опасную ласку. — Всё будет хорошо, Урсула.

Она покачала головой. Что за Эмеразель, о которой он постоянно говорит? Урсула понятия не имела, откуда взялся шрам, и что он означал. Она знала одно — что сталкеры и серийные убийцы следовали за женщинами от их работы до дома.

Её сердце застучало быстрее, адреналин хлынул в кровь. По какой-то причине ей хотелось верить ему, но он подкараулил её на её же кухне. Если что она и ненавидела, так это оказываться в ловушке. Урсула сжала руки в кулаки, одолеваемая потребностью драться.

Она отвела руку назад для удара, но он молниеносно схватил её за запястье, впившись пальцами в плоть. Не пальцами, осознала она с растущим ужасом. Когтями. У него были когти. Какого хера?

Кровь зашумела в ушах, и Урсула чувствовала, как по ней струится горячий и расплавленный огонь. Свободной рукой она схватила его за плечо. Её ладонь засветилась. Её тело откуда-то знало, что делать — знало, как обжечь его — и Урсула ждала, когда он вскрикнет от боли.

Вместо этого он смотрел в глубины её глаз. Его радужки были уже не ярко-зелёными, а полыхали глубокой тлеющей краснотой. Ужас разрывал её разум на куски. Какого чёрта происходит?

Его взгляд скользнул по её телу.

— Урсула, дорогая моя. Не нужно драться. Сила Эмеразель меня не обожжёт, — проурчал он бархатным тоном. Но под мягкостью в его голосе слышались твёрдые нотки, резкий приказ. Кестер привык получать желаемое. — Огонь богини течёт в моих венах точно так же, как и в твоих. Ты не можешь бороться со мной.

Его голос был хриплым, напоминал смертоносную колыбельную. Его прекрасный взгляд гипнотизировал её, пригвождал к месту.

Часть её испытывала искушение сделать то, чего он хочет, просто чтобы сделать его счастливым.

— Что тебе от меня нужно? — прохрипела Урсула, почти ненавидя себя за это. Что с ней происходит?

— Я пришёл не для того, чтобы вредить тебе, — он наклонился ближе и прошептал, лаская её ухо дыханием: — Подпиши, — приказал он.

Он казался таким уверенным в себе. Её ладонь расслабилась на его плече, и Урсула посмотрела в его огненные глаза. Она должна бояться этого сверхъестественного пламени, но что-то в его мужском запахе и красивых губах опьяняло. «Но странный огонь в его глазах… Это магия? И есть ли мне дело до этого?»

Убрав когти, Кестер сунул руку в карман брюк и достал перьевую ручку костяного цвета. Её взгляд упал на крохотный символ, вырезанный на ручке — треугольник в кружке, совсем как её шрам.

Удерживая её взгляд, Кестер снял колпачок, обнажая бритвенно острый кончик, и сжал её ладонь.

— Будет больно всего на секундочку, — сказал он, и его голос словно соблазнял её, скользил по её коже.

Пока Урсула смотрела в его прекрасные глаза, он вдавил ручку в её ладонь. Резкая боль обратила её внимание вниз, и она смотрела, как кончик пронзает её кожу. Что-то в её разуме бунтовало от такого обмана. Кестер вдавил кончик глубже в её плоть, и Урсула избавилась от его чар. «О чём я только думала, пуская слюни по этому говнюку?»

— Ой! — она отдёрнула руку, зажав порез. Кровь сочилась меж её пальцев.

— Приношу свои извинения за это, Урсула, — на губах Кестера играла соблазнительная улыбка, но она больше на такое не велась.

Из другого кармана он достал маленький пожелтевший кусок пергамента и подвинул к ней вместе с ручкой, набравшей кровь как чернила.

— Пожалуйста. Мне надо, чтобы ты подписала.

Её ладонь пульсировала, и Урсула тряхнула ей, стараясь собраться с мыслями. Всё в этом мужчине так и манило, но сейчас в её сознании горела лишь одна мысль: этот чванливый придурок думает, что может получить всё, что захочет. Как и Руфус.

Урсула моргнула, приводя мысли в порядок. Конечно, не стоит доверять психу, который забрался к ней на кухню. И он хочет заполучить её душу? Вот её Урсула точно не собиралась отписывать. Она понятия не имела, для чего нужна душа и реальна ли эта штука вообще, но она не хотела узнавать, что станет, если лишиться её.

Урсула посмотрела на пергамент, на бледно-бежевые буквы. В свете свечей можно было разобрать лишь несколько слов, и пусть язык не был английским, эти завитки выглядели странно знакомыми. У неё почти возникло ощущение, что если сосредоточиться, то получится прочесть. На самом деле, она могла перевести некоторые слова: душа, контракт, вечный. Чем дольше она смотрела на листок, тем яснее становились слова.

— Что это за язык?

— Ангельский.

— Что? — Урсула сердито уставилась на возвышающегося незнакомца. — Что будет, если я это подпишу?

— Тебе реально никогда не рассказывали? — похоже, ему было искренне любопытно. — Как ты вообще вырезала на себе символ, если не знаешь, кто такая Эмеразель?

— Понятия не имею, — она кивком показала на пергамент. — Тут что-то говорится про вечный контракт.

Его брови взлетели вверх.

— Ты можешь это прочесть?

— Да. Не спрашивай меня, как. Это какая-то сделка с дьяволом?

Он медленно выдохнул, сжимая переносицу и как будто призывая невероятное количество терпения.

— Нет. Нет никакого дьявола, — он снова поднял взгляд, и на его губах заиграла очаровательная улыбка. — Я понимаю, что это может сбивать с толку. Я оставлю тебя сразу же, как только ты сделаешь, как я говорю.

Урсула скрестила руки на груди.

— Слушай, у меня небольшие проблемы с памятью. Я ничего не знаю о первых пятнадцати годах моей жизни. Возможно, ты слышал обо мне; когда меня нашли в той горящей церкви в Лондоне, это было во всех новостях. Таблоиды называли меня Загадочной Девочкой, — откуда бы ни взялся шрам, этот секрет могла раскрыть лишь Прежняя Урсула. А не эта ничего не подозревающая безработная девушка, которая ест на ужин хлеб с маслом.

— Загадочная Девочка? Никогда о тебе не слышал, — он осторожно изучал её, пока отсветы свечей трепетали на его гладкой золотистой коже. — Могу сказать тебе вот что. Эмеразель — не дьявол. Некоторые смертные называют её так, но она богиня. Её обитель — вулканическая магма в центре земли, и она разрушает города, когда злится. Она ни хорошая, ни плохая. Она — любовь, сила, ярость и свет. Ты не можешь бороться с ней. Ты не сумеешь победить, — все признаки мягкости ушли с его лица, взгляд сделался свирепым, почти хищным. — Не борись с ней, и не борись со мной. Ты не победишь.

Волоски на её шее сзади встали дыбом.

— Ага, конечно. По словам сумасшедшего типа, проследившего за мной и вломившегося в мой дом, я задолжала душу всемогущей богине ярости и силы, — она сжала ладонями свои бёдра, пытаясь игнорировать мурашки, пробегавшие по спине. — Я не буду подписывать твою дурацкую бумажку.

— Очень жаль, — Кестер почти виновато склонил голову набок. — Тогда я должен немедленно забрать твою душу для Эмеразель.

Урсула выдавила улыбку на лице.

— Что бы это ни значило, этому тоже не бывать, — она схватила столовые свечи со стола и плеснула горячим воском ему в лицо.

Кестер почти не дрогнул.

Её паника усиливалась. Она схватила чугунную сковородку и замахнулась ему по голове. Он поднял руку, чтобы заблокировать удар, и та с хрустом ударила по его руке. Он издал низкий, нечеловеческий звук, рокотом отдавшийся в нутре Урсулы. Когда Кестер сердито посмотрел на неё, его глаза полыхали ярко-зелёным, предплечье повисло под неестественным углом, превратившись в бесформенное безобразие, от которого он должен был кричать в агонии.

Урсула заставила себя дышать ровно.

— Я не стану подписывать твою сделку с дьяволом. Мне всё равно, хоть ты работаешь на Сатану, на Эмеразель или просто сбежал из психушки. Я не отдам свою душу. Кем бы ты ни был, тебе надо уйти, пока я не размозжила тебе череп.