Изменить стиль страницы

ГЛАВА 2

Миа

10 ЛЕТ НАЗАД

— Как ты думаешь, кому Брукс продал свою душу, чтобы быть таким совершенным?

Моя сестра чуть не подавилась своей водой по слишком высокой цене, но сумела выдавить из себя все еще нелестный смешок.

— Прости. Что?

Ухмыляясь ее драматизму, я откусываю кусочек оставшейся маминой пасты и киваю в сторону Илая Брукса. В школе сейчас обеденное время, и я имею беспрепятственный обзор стола, за которым он сидит.

— Дьявол или демон с перекрестка?

— Я… — она тихо говорит. — Как ты думаешь, зачем ему это нужно?

Я снова делаю жест в его сторону, поднимая брови в выражении «да уж».

Илай сидит с другими хоккеистами, но на самом деле они сидят с ним. Он сидит в центре длинного стола, на его угловатом лице — легкая улыбка. Его песочно-каштановые волосы взъерошены на макушке, а высокие скулы слегка румяны от тренировки. Но, несмотря на это, он просто великолепен.

Все его товарищи по команде следят за каждым его словом, а сидящие за соседними столами не могут удержаться и время от времени переглядываются, некоторые из них явно надеются привлечь его внимание.

Самое лучшее, или, в моем случае, самое худшее в нем — это то, насколько он добр. Популярность не доводит его до бешенства, и он не типичный спортсмен, который ходит ради того, чтобы повеселиться. Он скромный, сердечный со всеми, и он смешной.

По-настоящему смешной, черт возьми.

Как будто сероглазая аномалия слышит мои мысли, потому что его взгляд находит мой, вызывая у меня тихий вздох. Я выпрямляюсь, но сколько бы раз мой мозг ни подавал сигнал отвернуться, мои глаза почему-то не получают этого сообщения.

Я застряла на его орбите, совершенно беспомощная перед его притяжением.

Мое сердце делает двойной удар, а по щекам растекается тепло. Определенно, это был не демон перекрестка.

Элени подталкивает меня в плечо.

— Земля вызывает Мию.

Я дважды моргаю, прежде чем, наконец, переключить свое внимание на сестру и отвлечься от него.

— Что?

Она закатывает глаза и делает еще один длинный глоток.

— Я сказала, что не думаю, что он что-то продал. Возможно, у него просто потрясающие родители, которые отлично его воспитали.

— У нас замечательные родители, но ты все еще агрессивно напористая.

— Амбициозная, — возражает она. — И почему бы тебе не спросить его после школы, когда у вас будет репетиторское занятие?

Я слишком сильно протыкаю вилкой кусочек зити, покрытый альфредо, прежде чем покачать головой.

— Ни в коем случае.

— Я могу найти где-нибудь святую воду. Ты можешь просто небрежно плеснуть на него. — Элени смеется, продолжая, несмотря на то, что мое лицо скривилось от отвращения. — Ты можешь разыграть это и поскользнуться, приземлиться на него и намочить вас обоих. Только убедись, что на тебе белая рубашка, чтобы, если он не растает, то мокрая одежда, это последнее что могло волновать его.

— Ты подлая.

Она пожимает плечами, допивая воду.

— Может быть, немного. Но, по крайней мере, я не собираюсь тратить ни одной йоты своей жизни на размышления о том, что, если бы.

Во мне проскальзывает раздражение. Почему она всегда должна быть права?

— Потому что я умная — говорит она, как будто читает мои мысли. Но, опять же, это не удивило бы меня, ведь мы близнецы и все такое. — Не обязательно умна на пятерку, как ты, но умна по жизни.

Я закатываю глаза.

— Ты имеешь в виду «уличный ум».

— В любом случае, Миа, воспользуйся шансом, пока не пожалела. Он настоящая находка.

Так и есть. Но даже если бы я преодолела огромный ком в горле, когда смотрю на него, я даже не уверена, что бы я сказала. Чего бы я хотела.

Быть с таким человеком, как Илай Брукс, означало бы жизнь в центре внимания, а это одно из немногих моих жестких ограничений. Так в чем вообще смысл?

Мои глаза переходят на хоккеиста, чей взгляд все еще прикован ко мне.

Воздух загудел, когда он слабо улыбнулся и подмигнул.

****

— Умножение раньше деления, верно? — Ровный голос Илая наполняет нашу маленькую кабинку в закусочной моих родителей.

Мы приходим сюда после школы три раза в неделю, чтобы я могла позаниматься с ним на уроках математики. Ему нравится, потому что он получает шоколадные коктейли, которые можно пить сколько угодно. А мне нравится, потому что это мой второй дом. Моя мама работает официанткой и составляет мне компанию, пока Элени в группе поддержки.

— Нет. Но не переживай, потому что это одно из самых больших заблуждений в математическом мире. На самом деле, при чтении слева направо на первом месте стоит та операция, которая стоит на первом месте. — Я тащу жареную картошку через небольшую гору кетчупа, прежде чем отправить ее в рот.

Как ни странно, когда мы здесь, в кабинке, вдвоем, и никто не смотрит в нашу сторону, мне легче находиться в его присутствии. Более комфортно.

Я имею в виду, что мои нервы все еще вибрируют, а в горле иногда завязывается комок, когда его взгляд задерживается на мне, но это отличается от того, что было в школе. Когда все наблюдают за ним и обращают пристальное внимание на то, с кем он разговаривает. Здесь мы как будто находимся в своем собственном маленьком пузыре.

— Черт, точно. Я знаю это, — светлые брови Илая хмурятся, а его губы опускаются в уголках.

— Ты действительно это знаешь. Я думаю, ты позволяешь своим нервам брать вверх над тобой, потому что на кону стоит очень многое.

Вся причина, по которой Илай обратился ко мне, это рекомендация его учителя математики. Если он не сдаст этот семестр, он не будет играть, а из того, что я о нем знаю, хоккей — это его жизнь. Понятно, почему он может растеряться под давлением.

Хотя, должна признать, есть что-то интимное в том, чтобы видеть, как Илай нервничает. Обычно от него исходит только спокойная уверенность, и я слышала, что он еще лучше ведет себя на льду, когда наступает решающий момент. Видеть его уязвимую сторону в последние несколько недель, это заставляет мой мозг делать глупые вещи с моим сердцем.

Перелистнув на другую страницу, я обвела несколько вопросов, которые он должен решить.

— Ты так нервничаешь, когда выходишь на лед?

Илай ворчит, отодвигая свой пустой стакан на край стола.

— Никогда. Но это другое. Это то, в чем я хорош. Как бы нелепо и избито это ни звучало, играть в хоккей для меня так же легко, как дышать.

Я качаю головой.

— Нет, я понимаю. Математика — это мой хлеб с маслом. Я даже не задыхаюсь рядом с тобой, когда говорю о математике.

Какого черта? Почему я только что это сказала?

Моя грудь напряглась, когда я задумалась, где, черт возьми, находится узел, который обычно застревает у меня в горле и не дает мне сказать глупость.

Его стальные глаза смотрят на меня, его лицо не поддается прочтению.

— Почему ты задыхаешься рядом со мной?

— Потому что ты Илай Брукс, — просто отвечаю я, пытаясь подавить желание ерзать под тяжестью его взгляда.

Он слегка наклоняет голову, пряди волос падают ему на лоб.

— И?

— И, — начинаю я, растягивая слово, пытаясь не замечать, как он стал как-то сексуальнее за последние четыре секунды. — Ты самый популярный парень в школе, лучший спортсмен и, соответственно, нравишься всем.

— Звучит как начало сюжета всех школьных романтических фильмов, — он ухмыляется, прежде чем провести пальцами по моей тарелке. — Можно?

Не обращая внимания на шквал бабочек в моем животе, я киваю.

— Да, и это переработанный сюжет, поскольку он хорошо работает.

До того, как я начала заниматься с Илаем, мы общались в коридоре из-за нашей общей любви к фильмам восьмидесятых. Большинство из них были комедиями, но довольно большое количество — романтическими.

Он пожимает плечами и отправляет в рот одну из моих картошек фри.

— Понятно. Так это та часть фильма, где качок и его тихий репетитор влюбляются друг в друга? Из-за совместной картошки фри и математических задач?

Я уверена, что в этот момент все мое лицо горит, пока мой мозг пытается сформулировать реальные слова.

— Нет.

Илай смеется, и этого звука достаточно, чтобы успокоить всю тревогу, проникающую в меня.

— Я прикалываюсь над тобой, Миа. Я определенно влюбился в тебя не из-за математических задач.

Мне требуется больше времени понять, что он только что сказал, и когда я это делаю, время уходит, чтобы попросить его уточнить, что он имеет в виду. Вместо этого я незаметно покусываю внутреннюю сторону своей нижней губы и молчу следующие несколько минут, наблюдая за тем, как он правильно решает задачи.

Волнение и гордость бурлят в моей груди, растворяя комок в горле.

— Вот так. Ты справился.

Его глаза округляются.

— Все?

— Все, — я протягиваю указательный палец в нашем праздничном обмене, который мы создали однажды ночью из-за нашей любви к инопланетянам в корзинах для велосипедов.

— Да, блядь, — шепчет он, прижимая свой палец к моему.

— Я так понимаю, что занятие идет хорошо? — моя мама появляется сбоку от нашей кабинки, фактически разрушая наш личный пузырь. — Еще один коктейль, Илай?

Он качает головой, опуская руку.

— Нет, спасибо, миссис Де Ла Круз. Вообще-то я уже собираюсь уходить.

Уже? Эта мысль приходит мне в голову, но, к счастью, я в состоянии заставить ее отступить. Сегодня я уже один раз облажалась, не нужно делать это дважды.

— Моя малышка подготовила тебя к сдаче экзамена? Это завтра, верно?

Мои глаза метнулись к маме, а затем к нему. Уже завтра экзамен? Черт.

— Абсолютно. Я чувствую себя отлично. Спасибо еще раз за то, что так часто позволяете мне занимать вашу кабинку.

— Было очень приятно. Удачи! — моя мама улыбается на прощание и уходит, чтобы обслужить клиентов, пока я понимаю, что это наше последнее занятие с ним вместе. И я на девяносто процентов уверена, что он дал мне «зеленый свет», а я все испортила. Он, наверное, думает, что мне это неинтересно.

Но я заинтересована.

Черт.

Илай берет свой пиджак со стенда и встает, просовывая руки в рукава.

Скажи что-нибудь, Миа.