Глава 13 Данте

Я так сильно сжимал кулаки, что мои пальцы начало сводить судорогой, когда я потянулся за мобильником. Джозеп отвечает после первого же гудка.

— Что случилось?

— Иди в главный дом. У нас там непредвиденная ситуация.

— Уже в пути.

Я отключаюсь и едва смотрю на Ив, когда ухожу с внутреннего дворика. Хотя слышу, как мягко скрипит ее стул, когда она встает, чтобы последовать за мной. Не дожидаясь ее, я пересекаю холл и захожу на кухню. София поднимает на меня вопросительный взгляд, стоя у плиты.

— Все в порядке? — говорит она, ее глаза расширяются, когда она видит мое состояние. Женщина отлично знает, что бывает, когда в этом месте все идет наперекосяк.

— Где Валентина? — рявкаю я.

— В кладовке разбирает продукты, которые доставили сегодня… Данте, подожди! — плачет она, когда я огибаю островок посреди кухни и направляюсь к соседней двери.

Валентина оборачивается, когда я захожу на склад. Один взгляд на ее лицо говорит мне, что мне нужно знать.

Ты, сучий предатель.

Неудивительно, что весь вечер она была словно на иголках. Она стоит здесь как статуя, сжимая у груди пакет с каким-то дерьмом, словно олень, попавший в свет фар. Три года я заботился о ней. Три гребаных года… Ее обман горит огнем глубоко у меня в животе. Я хорошо отношусь к своим людям с условием, что они поклянутся быть мне абсолютно преданными, о чем эта женщина, явно, забыла.

— Она рассказала вам, не правда ли? — она вся дрожит. — Я знала, что расскажет.

— Как много они знают? — мой голос подобен самой смерти.

— Ничего, я клянусь. Сеньор Данте, пожалуйста… я не сказала ему ничего. Вы должны мне поверить!

Она трясется как лист. Я могу слышать, как стучат ее зубы. Ничто из этого не действует на меня ни капельки.

Нарочито медленно я вытаскиваю свой пистолет и снимаю его с предохранителя. Хоть мой ангел думает, что я не бью женщин ради забавы, но я мучаю и убиваю любого, кто предает мне. Валентина смотрит вниз, на мое оружие и все краски сходят с ее лица. Она знает, как сейчас для нее все это обернется.

— Он собирался убить всю мою семью, — кричит она, и ее лицо искажается в страдании. — Моего маленького братика… ему всего семь!

Невинность это прикрытие, сказка. В семь я уже убил человека. Я целюсь ей в голову.

— Кто он?

Одно слово. Один ответ. Это все, что мне от нее нужно, но она просто качает головой.

— Я не могу, Данте. Вы знаете, что не могу… он убьет меня.

— И что, ты, бл*ть, думаешь, я собираюсь с тобой сделать? — теперь ее лицо находится в паре сантиметров от дула. Это будет грязно.

— Данте, остановись!

Я перевожу взгляд на дверной проем. Ив. Что, черт побери, она здесь делает?

— Возвращайся наверх, — ору я ей.

Я не хочу, чтобы она видела меня таким. Воображение и реальность очень разные звери. Она думает, что знает, чем я занимаюсь, но она может никогда не понять истинных глубин моей испорченности. Я хочу защитить ее от своей тьмы так долго, как смогу.

— Как только ты опустишь свой пистолет, — ее голос дрожит, но она держится стойко. Она бросает взгляд на мою домработницу. — Ты слышал, что сказала Валентина — у нее не было выбора.

Брехня. Выбор есть всегда. Кроме Ив. Сейчас она моя навсегда. Чем быстрее она осознает это, тем лучше.

— Данте.

Огромная тень моей правой руки появляется за ней. По сравнению с ним мой ангел выглядит хрупкой как ребенок. Я смотрю, как он холодными серыми глазами изучает съежившуюся Валентину и мое протянутое оружие.

— Что тебе нужно?

— Отведи ее наверх, — говорю я, глядя на Ив.

— Не смей трогать меня! — плачет она, отступая прочь от Джозепа, который на мгновение с весельем смотрит на меня. — Ни за что я не оставлю тебя здесь, чтобы ты смог навредить женщине!

— Ты так и сделаешь, если знаешь, что лучше для тебя…

И все же, я испытываю странное чувство гордости. Ив Миллер сражается как чертова кошка за то, во что верит, но эта двуличная сука того не стоит.

— Сделай это, Джозеп. Комната слева от моей.

Джозеп кивает, оглядывает Ив, прежде чем схватить ее за талию и с легкостью закидывает ее себе на плечо.

— Отпусти меня! — она визжит, брыкаясь как бронко [4].

Мой палец на курке напрягается, когда я вижу, как Джозеп обхватывает рукой ее голые бедра, чтобы удержать равновесие. Мне хватает одного лишь взгляда на то, как другой мужчина касается ее, чтобы я потерял самообладание. Независимо от того, кто отдал приказ. Хотя я сомневаюсь, что Джозеп поблагодарит меня позже за это. Ив не собирается затихать. Я слышу, как она ругается и выкрикивает мое имя всю дорогу наверх.

— Итак, Валентина, — холодно говорю я, снова поворачиваясь к своей горничной-предателю, и целюсь ей в голову. — Как давно ты шпионишь за мной?

Я принимаю душ, прежде чем отправиться на поиски Ив. Моя работа ножом не такая творческая и длительная, как у моего кузена, но не менее эффективная. Около двух ночи Валентина сломалась и выдала имя, которое мы выискивали. Два отсутствующих пальца поспособствовали этому. Явообще удивлен, что она протянула так долго. Имя же само по себе не было чем-то неожиданным.

Эмилио.

Итак, мой брат начал за мной шпионить. Он знает, что Ив все еще здесь, и знает, что я продолжаю трахать ее, но у него нет представления о том, какие у меня чувства по отношению к ней… пока что. Ему известно ее имя, хотя, и это слишком плохо. Эмилио такой же фанат в отношении лояльности, как и я — в нашем бизнесе это необходимость, но я знаю, как работает его разум. Он интерпретирует мою ложь про Ив, как какого-то рода заговор, особенно после того, как выяснит, что ее отец марионетка УБН, и что мой ангел любит с воодушевлением писать статьи о таких как мы. Не помогает и то, что как раз одна из таких в прошлом году помогла разоблачить нашего мелкого партнера в Майами. Этот чувак не был надежен — она сделала нам услугу, но моему брату это покажется совсем иначе. Он немедленно захочет заказать ее и ее семью.

На горизонте назревает буря, увековеченная голубоглазым ангелом, которая понятия не имеет, чему она положила начало, и без сомнений, узнай об этом, она будет наслаждаться.

Я быстро одеваюсь и снова ступаю в библиотеку. Зайдя в свою спальню, я сажусь на край стула, локти на коленях, мои руки образуют передо мной шпиль, когда я слушаю, как через стенку плачет Ив. Это жалкий звук, который терзает меня словно когти тигра. Как могут тридцать секунд этого разорвать мою душу на части, когда как какая-то горничная может кричать на меня часами, и я не чувствую ничего?

Мне нужно выяснить, как обернуть сегодняшнее открытие в свою пользу. Эта игра о том, чтобы оставаться на два шага впереди своего врага, потому что сейчас именно ним Эмилио и является. Он поднял оружие первым, проникнув на мою территорию. У нас была договоренность, или, по крайней мере, я так думал. Я поставлю условие, чтобы он оставил меня, черт побери, в покое. Джозеп сразу же все понял, как только Валентина выдала его имя. Слишком долго баланс власти перевешивал в сторону моего брата, и меня это удовлетворяло, но не теперь.

Я на мгновение останавливаюсь, держась за ручку двери в комнату Ив.

— Ты хочешь поговорить о лояльности, большой брат? — бормочу я. — ну, ты только что перешел долбаную черту.

— Ты убил ее?

До меня доходит голос Ив сквозь темноту.

Я выбираю не отвечать. Вместо этого, закрываю дверь за собой и медленно иду к кровати. Шторы завешаны, и я ни черта не вижу.

— Ты убил ее, Данте?

Она звучит неуверенно и испуганно — испуганно, потому что боится моего ответа; потому что боится того, на что я способен; Ив напугана тем, что я собираюсь с ней сейчас сделать.

— Нет, Ив. Я не убил ее.

Пока что, по крайней мере… но примерно через двадцать четыре часа она истечет кровью в одном из моих складов.

— Ты причинил ей боль?

— Не больше, чем того требовалось.

Тяжелое молчание, что следует за этим, говорит мне, что этот подтекст ей совсем не нравится.

В лунном свете, пробивающемся сквозь закрытые занавески, я едва могу различить очертания ее тела под белой простыней. Я не хочу ничего больше, чем просто залезть к ней и как эгоистичный ублюдок, каким я и являюсь, требовать ее доброты для себя. Пять часов причинения боли человеку сделает это с мужчиной. Вместо этого, я осознаю, что меня интересует ее комфорт.

— Ты все еще голодна?

— Ты думаешь, я смогу что-то проглотить сейчас? — скептически говорит она. — После того, как ты разговаривал со мной во время ужина, что я видела на кухне? После того, как пролежала здесь часами и представляла, что ты делаешь с Валентиной?

— Тебе нужно умерить свое воображение.

— А тебе нужно умерить свою чертову порочность. Ты отвратительный. Они должны запереть тебя и выбросить ключи прочь!

— Но ты все равно будешь меня навещать, мой ангел. Ты не сможешь устоять.

К моему большому удивлению, ее полный сарказма смех проходит сквозь меня словно острые гвозди по классной доске.

— Думаешь, что ты такой неотразимый, правда? Тебе знаком Стокгольмский синдром, Данте? Ничто из этого нереально. Если я когда-нибудь выберусь из этого места, то побегу только по одному направлению — как можно дальше от тебя.

— Ох, милая, не дразнись. Ты никогда не убежишь от меня.

Для такой небольшой женщины, она двигается очень быстро. Бам! Ее пощечина такая сильная, что я отшатываюсь назад. У меня все еще перед глазами мерцают звезды, когда я хватаю ее за запястье, предотвращая вторую пощечину, и оборачиваю ее тело пока она не оказывается лицом вниз на кровати, с руками закрученными за спиной, а я стою над ней на коленях.

— Убери от меня свои руки, — кричит она.

— Слишком поздно для этого, — я рву подол ее футболки, пока она не оказывается болтаться на ее бедрах. — Я говорил тебе прежде про резкие движения рядом со мной… сейчас, я собираюсь наказать тебя за это.

Я слышу, как у не перехватывает дыхание. Боже, я люблю этот конфликт в ней. Я, блядь, живу для этого. Она ненавидит меня и хочет меня, и это чертовски сводит ее с ума. Мои глаза уже начинают привыкать к отсутствию света, и я могу видеть перед собой идеальный изгиб ее задницы, которая так и умоляет меня вонзить в нее зубы. Вместо этого, я взмахиваю рукой и сильно ударяю ею по ее нежной плоти.