В V в. строительство квадратно-круглых курганов велось не только в центре Ямато, но и на периферии — например, в Кэн (префектура Гумма). Курганы там возводились и в IV столетии, но курганы V в. заметно увеличились в размерах (одновременно количество их уменьшилось), превратившись в уменьшенные копии курганов района Кавати-Идзуми. Это свидетельствует о тесной связи центра и периферии. В настоящее время распространено мнение, что строительство квадратно-круглых курганов было своего рода привилегией, даруемой тем местным правителям, которые признавали власть Ямато.

Относительно «политической истории» этого периода мы наверняка можем утверждать только одно: между наиболее мощными территориальными и кровнородственными объединениями происходила ожесточенная борьба за власть. Об этом, в частности, свидетельствует сюжет из «Нихон сёки», описывающий правление Бурэцу.

Бурэцу характеризуется «Нихон сёки» как отвратительный правитель:

«Став взрослым, он увлекся наказаниями преступников и законами о наказаниях. Он стал хорошо разбираться в уложениях…И он сотворил много зла — ни одного хорошего поступка за ним не числится. Народ в стране боялся и трепетал».

Трудно сказать, насколько это решительное высказывание соответствует действительности (вряд ли в начале VI в. речь могла идти о каких-то законодательных уложениях). Скорее всего, настоящее «преступление» Бурэцу состояло в другом: он не оставил престолонаследника, в результате чего на трон взошел Кэйтай — представитель боковой линии правящего рода, обосновавшейся вне пределов равнины Нара. Его дворец Иварэ и приписываемый ему погребальный курган были расположены на юго-западе равнины Нара, у подножия горы Мива, т. е. там же, где находился двор Ямато в начале своего существования. В качестве причин обратного переноса дворца из района Нанива обычно называют боязнь вторжения Силла и близость Иварэ к владениям усиливавшегося клана Сога.

Перенос сакрального центра государства совпал с началом проведения им активной внешней политики: еще во второй половине IV в. был заключен военный союз с Пэкче для борьбы с другим государством Корейского п-ова — Когурё, которое поддерживала китайская династия Северная Вэй. К началу V в. на Корейском п-ове оформилось противостояние двух блоков: Когурё и Силла с одной стороны, и Пэкче вместе с Ямато с другой. При этом первый союз ориентировался на северокитайские династии, а второй — на южно-китайские.

В 421–478 гг. двор Ямато отправил 10 миссий к правителям династии южная Сун. «Нихон сёки» ничего не сообщает об этих посольствах — сведения о них содержатся только в китайской летописи «Сун-шу». Ее составители сообщают о прибытии посольств с данью, которые были отправлены «пятью ванами» Ямато. Поскольку в хронике не приводится японских имен этих правителей, то их идентификация всегда была предметом дискуссии. В настоящее время считается, что посольства Ямато в южносунский Китай относятся к правлениям Одзин (или Ритю), Хандзэй, Ингё, Анко и Юряку.

Пэкче часто просило Ямато о военной помощи, и,

согласно письменным источникам, часто ее получала. Поэтому зависимость Пэкче от Ямато была весьма велика (члены королевской фамилии Пэкче, включая престолонаследников, содержались при дворе Ямато в качестве заложников), и Ямато считало Пэкче своим вассалом. Запись «Сун-шу» от 478 г. утверждает, что правитель Ямато (вероятно, это был Юряку) якобы просил у южносунского императора Шунь-ди назначить его правителем Пэкче, но получил лишь титул верховного главнокомандующего.

Вплоть до начала VII в. государство Ямато оказывало большое влияние на баланс военно-политических сил в этом регионе. Некоторые государственные образования на Корейском п-ове (напр., Мимана, кор. Имна) временами находились с Японией в вассальных отношениях и регулярно присылали посольства с данью. Хотя достоверность японских письменных источников, трактующих события этого времени, остается весьма проблематичной, повышенное внимание, уделяемое ими событиям в Корее и взаимоотношениям двора Ямато с государствами Корейского п-ова (иногда создается впечатление, что мы имеем дело скорее с историей Кореи, а не Японии), служит, вкупе с археологическими данными, свидетельством вовлеченности Японии в происходившие там события.

Сведения относительно гегемонистских амбиций Ямато, содержащиеся в японских летописях, частично подтверждаются данными корейских письменных источников. Наиболее достоверным из них принято считать датируемую 414 г. погребальную стелу, воздвигнутую в память вана (правителя) Когурё по имени Квангэтхо. В состоящей из 1800 иероглифов надписи на этой стеле сообщается, в частности, о победе над войсками Ва (Ямато), которые вторглись в Когурё в 399 г.

Наиболее раннее упоминание в «Нихон сёки» относительно военной активности Ямато на Корейском п-ове относится к правлению императрицы Дзингу. Замыслив завоевать заморские земли «на Западе», она молит:

«Следуя наставлению богов Неба, богов Земли и обретая опору в душах государей-предков, я собираюсь переплыть синее море и сама завоевать Запад. И вот, сейчас я опущу голову в воду морскую. Если дано мне получить знак о благоприятном исходе, то — волосы мои, сами собой разделитесь надвое!»

Волосы ее, разумеется, сами собой разделяются надвое — решение принято. О легендарном походе Дзингу в Корею сообщается, что «бог ветра вызвал ветер, а бог моря вызвал волны, и все большие рыбы морские стали помогать ладье». После того, как при виде войска Ямато ван Силла добровольно покорился («отныне и впредь я тебе буду служить до тех пор, пока существуют Небо и Земля, и стану твоим конюшим»), а правители двух других государств полуострова — Когурё и Пэкче — также обещали на вечные времена приносить дань Ямато. Похоже что именно на V в. пришлась кульминация

военно-политического влияния Ямато на Дальнем Востоке. Правители VI в. (из которых самыми значительными были Кэйтай и Киммэй) терпели на Корейском п-ове одно поражение за другим. В результате через несколько месяцев после смерти Кэйтай была потеряна Мимана (кор. Имна, Кая). Ее территория была аннексирована Силла.

В утере Имна непосредственным образом сказались внутренние неурядицы в Ямато. Дело в том, что военная экспедиция, посланная в Корею в 527 г. для защиты интересов Ямато от усиливавшегося Силла, столкнулась с прямым неповиновением Иваи, местного правителя, который контролировал северную часть Кю̄сю̄, откуда войска должны были отправиться в Корею. «Нихон сёки» сообщает, что Иваи был подкуплен Силла и отказался пропустить войска. Поэтому вместо того, чтобы «усмирять» Силла, поиска Ямато вступили в сражение с Иваи. В результате Иваи был убит, но экспедицию пришлось отложить.

Чтобы загладить вину отца, сын Иваи преподнес Кэйтай миякэ — землю с крестьянами, которые отныне должны были находиться в наследственном владении правителей Ямато. Ранее такие владения располагались только на равнине Нара.

Приобретение миякэ на Кю̄сю̄ знаменовало собой начало нового этапа консолидации власти, когда экономическое присутствие правящего дома, обеспеченное военной силой, распространилось на отдаленные регионы. Запись в «Нихон сёки» от 535 г. приводит список 26-ти вновь учрежденных миякэ, расположенных в самых разных частях страны. Особое внимание уделялось при этом Кю̄сю̄ как главному оплоту политики Ямато на Корейском п-ове.

Непосредственное управление отдаленными миякэ было возложено на куни-но мияцуко — управителей соответствующих земель. Куни-но мияцуко принадлежали к местной знати — зачастую центральная власть не назначала их, а лишь подтверждала их традиционные полномочия. Однако в тех случаях, когда имелось несколько претендентов на эту должность из среды местной знати, двор активно использовал эту ситуацию для создания или расширения своих владений: он выступал в качестве арбитра в обмен на территориальные приобретения.

Подобная политика подтверждения уже существовавших традиционных властных полномочий проводилась двором и по отношению к более мелким территориальным объединениям (агата) и их предводителям (агата-нуси). Вместе с куни-но мияцуко они являлись реальными партнерами центральной власти по управлению страной.

В VI в. правители Ямато еще не оставляли намерения контролировать события на Корейском п-ове с помощью прямого военного вмешательства. Однако все в большей мере курс правящей элиты обращался в сторону строительства внутренней государственной инфраструктуры. Одним из средств, способных обеспечить стабильность власти и культурную гомогенность со второй половины VI в. стал считаться буддизм.

Буддизм был одной из составляющих культурного потока, направленного в Ямато с континента. Однако ни в Корее, ни в Китае буддизм не сыграл столь выдающейся исторической роли, как в Японии.

Первые достоверные сведения о проникновении буддизма в Японию датируются V веком — именно к тому времени относятся 5 бронзовых зеркал с буддийскими изображениями, обнаруженные в курганных захоронениях. Однако, по всей вероятности, эти зеркала были помещены в погребениях в качестве сокровищ и вряд ли могут свидетельствовать об осмысленном отправлении буддийского культа. Состояние японского общества и культуры еще не позволяли буддизму сколько-нибудь прочно утвердиться на территории Ямато. Но по мере того, как Ямато утрачивало черты родоплеменного союза, возникали предпосылки для распространения буддизма, и в VI в. это вероучение стало приобретать там популярность прежде всего в силу социальных и идеологических обстоятельств.