...Нет никого возле тына. И не будет. И кланяться в пояс нет нужды.

Только пышные мальвы клонятся там к земле. Никто не придет от пана, – ведь нет ни стражников, ни управителя, – за самую Вислу поубегали.

Сидит спокойно на завалинке Максим Терновый. Веселая радуга сияет над Байгородом. Но что это?

Косматые тучи закрывают радужное сияние. Стражники потащили на панский двор Максима Тернового. Со свистом падают на спину палки.

Стражники бьют старательно – сам управитель Прушинский стоит сбоку и, притопывая ногой, говорит:

– Бейте сильней, пся крев, пусть знает, подлый хлоп, что то значит пану чинш не платить, да всыпьте еще за то, что породил выродка гультяя, который к Хмелю ушел...

Максим Терновый кусает землю от боли, но молчит. Не услышат палачи его стона. Может, только к одному Мартыну сердце его взывает.

...Снова солнце, и тает седая грозная туча. Тихо в Байгороде.

Мартын Терновый открыл глаза. Над ним развесистый дуб, солнце скрылось за тучи, заржал конь.

Он сел, расправляя плечи, оглянулся. Кони – его и полковничий – щипали траву в стороне, то и дело подымая головы и к чему-то настороженно прислушиваясь. Мартын вскочил на ноги.

В небе, над лесом, сплошною стеною двигались дождевые тучи. Запахло влагой. Стремительный ветер промчался среди дубов и взвихрил траву.

Донеслись голоса. Мартын подошел к лошадям. Поправил поводья. Глянул в небо. Напрасно было ждать солнца. А ему только что виделась радуга. И он снова подумал о предстоящей битве и теперь уже думал по-иному, ощущая в сердце нетерпеливое ожидание, словно то, что привиделось, понуждало его скорее мчаться навстречу врагу.

Когда из чащи появился полковник Данило Нечай, Мартын уже сидел верхом и, держа за повод полковничьего коня, поехал навстречу. Нечай вскочил в седло. Внимательным взглядом смерил Мартына.

– Что зажурился? Смерти боишься, казак?

– Не впервой встречаться с ней, – хмуро ответил Мартын и поехал вслед за полковником.

...Час спустя Мартын Терновый сидел на высоком дубе, притаившись среди густых ветвей, и внимательно наблюдал за тем, что происходило на правом берегу Стрыпы. Внизу, под дубом, в овраге, прятались дозорные, держа в руках уздечки, готовые мигом метнуться с донесением к полковнику Нечаю. Моросил дождь.

Однако Мартыну, сквозь пелену дождя, хорошо было видно, как на том, правом берегу спокойно разворачивалось в две колонны коронное войско, должно быть и не подозревая, что за полмили от них стоит гетман. Мартын видел, как конники со стальными крыльями за плечами и закованные в латы рейтары («немцы», – догадался Мартын) спокойно двигались к переправе. Чуть левее, к другому мосту, спускались драгуны и артиллерия, а за ними, далеко, насколько достигал взор, растянулся жолнерский обоз. Внезапно Мартын заметил среди драгун белое знамя, возле которого тесно гарцовали всадники. «Надо полагать, король», – решил Мартын.

Всадники со знаменем приблизились к берегу, и Мартын мог даже разглядеть их лица. Уже доносились крики региментарей, скрип телег. Вот уже на левый берег выметнулись первые всадники и начали строиться в ряды, а один из всадников, в латах, с голубым плащом через плечо, показал рукой на юг.

«Указывает в сторону Озерной, на Збараж», – понял Мартын.

Что ж, пора было посылать гонца к полковнику. Свесившись с дерева.

Мартын сказал Семену Лазневу:

– А ну, Семен, мотай к полковнику, скажи – уже переправились...

Мартын продолжал наблюдать, только ухо ловило, как за спиной бешено ударили о землю копыта. А перед ним на левый берег текли двумя ручьями жолнеры, и те, кто перешел реку, начали выстраиваться вдоль берега в долине, ожидая, пока все войско переправится. Одну за другой начали переправлять пушки, за ними на телегах везли ядра.

Среди всадников на берегу было заметно беспокойство. Всадник в латах и в голубом плаще, в котором Мартын теперь безошибочно узнал региментаря, уставился в сторону оврага, куда ему указывал рукой другой всадник. Потом, точно не соглашаясь с ним, махнул рукой и отвернулся.

Тут над лесом взвились к небу синевато-белые дымки, и первые ядра со свистом легли за переправами.

Мартын мигом скатился с дуба и вскочил в седло. Он успел только выехать из яра, как рядом с ним, в поле, точно на крыльях, вынесся его полк и впереди, с обнаженной саблей и с перначом за поясом, летел Данило Нечай. Видно было, что он краем глаза заметил Мартына. Мартын врезался своим конем в шеренгу и очутился подле Нечая. С этой минуты Мартын уже видел перед собой только стену гусаров и драгун и летел на нее, гонимый какою-то дивною, могучею силой.

– Слава! – загремело над полем.

Ответил всем сердцем, всем дыханием, сколько было в груди:

– Слава!

И все казаки кричали:

– Слава!

А затем перед ним, точно из-под земли, выросли два драгуна, и один из них замахнулся на него саблей. Подчиняясь какому-то дивному чувству, владевшему им, Мартын скатился с седла под брюхо коня, держась за стремена руками и ногами. Драгунская сабля черкнула седло, и тогда Мартын появился в седле с правой стороны и, перекинув саблю в левую руку, внезапным ударом свалил драгуна с коня. Но вот перед ним вырос другой, выставив вперед длинную пику. В тот же миг этот другой упал. Мартын увидел, как сзади драгуна ударил по затылку перначом Нечай, и услыхал команду полковника:

– Разворачивайся лавой! Сотники, вперед!

Весь полк понесся к берегу, отрезая королевскому войску дорогу к отступлению.

Справа оглушительно били пушки, и уже катился над полем короткий крик татар:

– Алла!

Это перекопский мурза Карач-бей выводил из леса свои отряды. Мартын с казаками уже достигли берега и заняли спуск к переправе.

Гусары прокладывали себе дорогу пиками. Многие из них спешились и целились в казаков из мушкетов. Мартын услыхал, как польский региментарь, тот самый, которого он заметил еще во время переправы, что-то закричал гусарам и первым кинулся на казаков, чтобы проложить дорогу к переправе.

«Тут, видно, будет мне конец!» – мелькнуло в голове Мартына.

Глянул вправо и увидел, как стройными рядами шли к берегу немецкие рейтары.

– Что, жарко, брат? – услыхал Мартын над ухом и, оглянувшись, узнал донского казака Семена Лазнева. По щеке у него бежала кровь, черный чуб прилип ко лбу, конь тяжко храпел.

В эту минуту конь под Мартыном споткнулся, и Мартын скатился через голову коня на землю. Он не успел подняться, как на него замахнулся саблей рейтар. Мартын увидел над собой багровое лицо, осатанело выпученные глаза.

Отклоняясь от удара, Мартын защитил себя саблей, выставив ее перед собой наискось. Но, наверно, ему пришлось бы худо, если бы Семен Лазнев не налетел, как вихрь, на рейтара сбоку и не свалил его с ног ударом сабли в лицо.

– Пропадай, немец! – крикнул Лазнев, вонзая ему саблю между глаз.

Мартын вскочил на ноги. Конь лежал, убитый пулей. Лазнев протянул ему руку, помог подняться.

– Держись, Мартын, – крикнул Лазнев и, заметив впереди всадника в голубом плаще, стремительно поскакал к нему.

– Принимай гостинец от русского казака! – лихо закричал Лазнев, и оттого ли, что налетел он, как вихрь, или оттого, что кричал весело, или по какой-нибудь иной причине, – но Мартын увидел, как всадники с обеих сторон расступились и дали место для поединка. Но региментарь, видно, не был согласен на поединок и, повернув коня, злобно прикрикнул на своих жолнеров, а те уже повернулись спиной к своему командиру и скакали прямо на другую засаду, где их ждали казаки полковника Громыки.

Вынужденный защищаться, всадник в плаще кинулся навстречу Лазневу, но казак, уклоняясь от ударов, бешено кружился вокруг него, и региментарь волей-неволей вертелся на месте, а за ним летел и его голубой плащ. Лазнев улучил минуту и умелым ударом выбил саблю из рук всадника.

– Сдавайся! – люто крикнул он, и региментарь поднял руки, скатываясь с коня.

В тот же миг Мартын схватил коня за уздечку и вскочил в чужое седло.