45. Тристан

Ее прикосновение — это самая сладкая капитуляция.

Задолго до того, как оказаться здесь, я решил, что если она пожелает моей смерти, я лягу у ее ног. У меня нет никакого интереса бороться с ней. У меня нет никакого желания жить, если она не хочет меня.

Я больше не жажду трона. Я больше не жажду мести тем, кто причинил мне зло.

Все это меркнет по сравнению с ней.

Кровь струится по моей шее из того места, где её лезвие проткнуло мою кожу, а мой член пульсирует от ее насилия. Она — абсолютное видение в своей ярости, и когда она роняет нож и падает в мои объятия, моя грудь раздувается.

— Покажи мне свою боль, Маленькая Лань. Отдай её мне, чтобы ты не терпела ее в одиночку, — говорю я ей в рот, засасывая ее рыдания.

Мои руки хватаются за ее одежду, и она отдает столько же, сколько получает, пока мы не оказываемся голыми, с ней на моих коленях; ткани отброшены в сторону, растерзаны и лежат забытыми кучками. Мой член скользит между губами ее киски, отчаянно желая погрузиться в неё.

Я сжимаю в кулак ее волосы, тяну, пока ее спина не выгибается, концы вьющихся прядей касаются пола, пока ее грудь не обнажается, темно-розовые соски просят, чтобы их пососали. Я наклоняюсь, как хищное животное, и обхватываю ртом ее бугристую плоть, рыча, когда ее вкус взрывается на моем языке, а она трется своей горячей промежностью о меня.

— Тристан, — умоляет она, ее соки стекают по моей длине и скапливаются на полированном кафельном полу собора. — Пожалуйста, я...

Я отпускаю ее сосок с хлопком, скольжу языком вверх по ее груди, пока не начинаю сосать ее шею, выводя кровь на поверхность, не заботясь о том, оставляю ли я следы; отчаянно желая показать миру, что она не принадлежит никому, кроме меня. Оставить метку на ее коже так же, как она сделала с моей душой.

Кто-то может войти в любой момент, но мне плевать. Пусть смотрят.

Это не любовь. Это одержимость. Это безумие. Это спасение.

— Шшш, — я двигаю губами, пока они не касаются ее губ. — Я знаю, что тебе нужно.

Я отпускаю ее волосы, обеими руками хватаю ее за бедра и поднимаю ее вверх, мой член разъярен и пульсирует под ней. А затем ее влажное тепло охватывает меня от основания до головки, ее мягкие стенки обнимают каждый гребень моего члена, пока мой пресс не напрягается, и я не вижу звезды просто от ощущения того, что окружен ею.

Ее голова откидывается назад, когда она стонет, вращая бедрами в восьмерке, и каждое движение заставляет меня течь.

Она скачет на мне так хорошо, и на этот раз она рвет меня за волосы; от этого жжения я стону, когда ее губы проходят путь вниз по моей шее, посасывая, когда они достигают тонкого разреза на моем горле.

Я пульсирую внутри неё.

— Да, — шиплю я, приподнимаясь и падая на локти, ее тело следует за мной, продолжая зализывать рану, которую она сделала. — Ты, грязная девчонка, скачешь на моем члене и вылизываешь мою кровь, словно изголодалась по мне.

Она снова стонет, звук вибрирует во мне, а затем она двигается, выпрямляя спину, а ее руки обхватывают груди и пощипывают соски, пока они не становятся твердыми. Мой живот крепко сжимается, когда я смотрю, как она откидывает голову назад и закрывает глаза, удивляясь, как это возможно, что она существует — наполовину уверенный, что я сошел с ума и она не более чем плод моего воображения.

Внезапно это ощущение становится слишком сильным, и я подаюсь вперед, пока наши груди не соприкасаются, а ее бедра не сбиваются с ритма. Мои пальцы сжимают ее щеки.

— Посмотри на меня.

Ее идеальные темные глаза распахиваются, и, Господи, это заставляет меня чувствовать себя самым счастливым мужчиной, имеющим ее на коленях, на моем члене и в моих чертовых венах.

— Ты действительно думала, что я когда-нибудь причиню тебе вред?

Я завершаю свой вопрос резким толчком в ее скользкое тепло, прижимаясь к ней, пока она двигается свое набухшее киской по моему паху, ее тело дрожит, когда ее стенки трепещут вокруг моего члена.

Слеза вытекает из уголка ее глаза и бежит по щеке, и я без раздумий наклоняюсь к ней, высунув язык и слизывая ее.

Ее печаль — теперь моя печаль.

Ее боль — теперь моя боль.

— Я буду пытать и калечить любого, кто посмеет даже подумать о твоем имени, — говорю я ей на ухо, прижимая ее лицо к себе, продолжая трахать ее жестко и медленно.

Она хнычет, кивает головой, наклоняясь, чтобы снова приникнуть к моим губам в кровоточащем поцелуе, и мое сердце замирает, желая почувствовать ее глубже — желая каким-то образом проникнуть под ее кожу и остаться там навечно.

Мои руки оставляют ее лицо и хватаются за бедра, притягиваю ее вниз, пока каждый сантиметр моего члена не оказывается глубоко внутри нее, но все равно этого недостаточно.

Я поднимаю ее с себя, мой член набух и блестит от ее возбуждения, бушующего, когда оно вырывается из ее влагалища. Обхватив ее за талию, я поворачиваю ее, пока она не оказывается на четвереньках, упираясь локтями в край возвышения. Я откидываюсь на пятки и погружаюсь в видение, запечатлевая его в памяти, чтобы потом вытатуировать это на своей коже.

Ее прелестная маленькая киска обнажена, она склонилась, словно в молитве, витражные окна рассыпают краски по ее идеальной кремовой коже, а темное дерево креста нависает над нашими грехами.

Я двигаюсь вперед, просовывая пальцы внутрь её, изгибая их вперед, чтобы найти то мягкое, губчатое место, которое заставит ее кончить.

— Должен ли я наказать тебя за недостаток веры? — спрашиваю я, разводя пальцы в стороны, а затем снова сводя их вместе и снова загибая.

Она стонет, ее голова опускается на тыльную сторону рук, которые толкают ее ягодицы ко мне. Они умоляют меня сделать их красными.

И я делаю это.

Я вынимаю пальцы из ее тела и этой же рукой, блестящей от ее соков, ударяю по ее коже, шлепок отдается в высоких сводах потолка церкви. Тепло скапливается у основания моего позвоночника, и я никогда не был так тверд, как сейчас, наблюдая, как ее кожа покрывается рябью и розовеет от моей руки.

Ее пальцы пытаются ухватиться за основание алтаря, а ногти царапают пол.

— Ты была очень плохой девочкой, Сара.

Моя рука потирает отпечаток моей ладони, и она мурлычет, еще сильнее прижимаясь ко мне.

Шлепок.

Я снова ударяю ее по заднице, предэякулят стекает из моего члена на пол.

Это грязно, и возбуждение пробегает по моим венам, когда я представляю, как люди стоят на коленях прямо здесь, принимая причастие.

Застонав, я обхватываю свободной рукой основание своего члена, сдерживая желание кончить от одной только мысли об этом. Я продвигаюсь вперед, пока фиолетовая головка не скользит по внешней стороне ее губ, задевая ее чувствительный бугорок. Я опускаю руку в третий раз, и она вскрикивает: из ее отверстия на кожу моего члена просачивается влага.

Мои губы проводят поцелуями по ее позвоночнику, я наклоняюсь над ней, беру ее волосы в руку и откидываю ее голову назад, заставляя тело приподняться, пока она не оказывается вровень со мной, мое дыхание щекочет ее ухо.

— Такая податливая и покорная, когда стоишь на коленях и умоляешь о том, чтобы я оставил свои следы на твоей коже, — шепчу я.

Ее тело дрожит, ее бедра напрягаются, когда она толкается назад и начинает дрочить мне губами своей киски. Она скользит вперед и назад, потираясь о мою эрекцию, заставляя мой живот напрягаться от желания погрузиться в неё так глубоко, как только смогу.

— Скажи мне, что ты моя, — требую я.

Моя рука переходит с ее волос на горло, ее спина касается моей груди, создавая восхитительное трение. Я подаюсь бедрами вперед, мой жаждущий член пульсирует.

— Я отчаянный мужчина, Сара.

Мои пальцы сжимаются вокруг ее горла, другая рука обхватывает ее талию и скользит вниз, пока мой большой палец не прижимается к этому идеальному сладкому, набухшему пучку нервов, который умоляет меня уделить ему внимание, пока она не потеряет сознание от удовольствия.

— Скажи, — повторяю я. — И я заставлю тебя кончить так сильно, что потом мне придётся собирать тебя по кусочкам.

Она вдыхает, и даже звук ее вздоха вызывает во мне такое сильное возбуждение, что я прикусываю щеку до крови.

— Твоя, — шепчет она.

Я проникаю в нее одним мощным толчком.

Мы оба стонем, и я начинаю двигаться в наказывающем темпе, мои яйца шлепаются о ее клитору, а бедра хлопают по её красным и нежным ягодицам. Мои глаза впиваются в нее, и тепло обволакивает все мое тело, заставляя дико желать кончить в нее, хотя бы немного, просто чтобы узнать, каково это.

Мои яйца подтягиваются, пока не оказываются почти на одном уровне с основанием моего члена, и я наклоняюсь вперед, вгрызаясь в нее как животное, мои колени скребут по каменному полу до крови.

— О Боже, — кричит она, ее тело вибрирует.

Можно ли ревновать к Богу? Потому что когда Его имя слетает с ее губ, мне хочется перерезать себе вены и полететь в его царство, чтобы сжечь его дотла.

Моя рука снова ударяется о плоть, на этот раз сильнее, в ярости от того, что она смеет называть Его имя, когда это я разрываю ее на части. Злюсь, что она думала убить меня, прежде чем дать мне удовольствие погрузиться в ее сладкую киску в последний раз.

— Ты будешь произносишь мое имя, когда кончаешь на моем члене, ma petite menteuse. И ничье другое.

Я обхватываю ее за талию, крепко сжимаю и провожу кончиками пальцев вниз, пока они не щипают ее клитор, и она не вскрикивает.

— Тристан! — снова вскрикивает она, ее стенки становятся мокрыми, когда она напрягается вокруг моего члена.

— Правильно, Маленькая Лань. Это я свожу тебя с ума. Только я.

И тут она взрывается, мое имя срывается с ее губ, и это все, с чем я могу справиться, мои мышцы напрягаются, а зрение отключается, когда густая сперма извергается из моей головки, пульсируя, пока я покрываю ее изнутри. Мои пальцы впиваются в ее бедра, и я смотрю вниз, наблюдая, как густые белые струйки вытекают из ее киски и скользят вниз по моему члену.