16. Тристан
Отвращение и желание смешиваются в моем нутре и вырываются наружу, летучим ядом разливаясь по моей системе.
И я уже начинаю верить, что моя Маленькая Лань этим и является.
Ядом.
Каждый раз, когда я вижу её, мне хочется давить на нее, пока она не сорвётся , пока не разрушится это нарисованное самообладание, которым она обманывает мир. И она сорвалась.
Она жаждет короны.
К сожалению, она не найдет её на стороне моего брата. Единственное, что она себе гарантировала, — это смерть. Но признаю, что под раздражением и неудобными ситуациями, в которые я попадаю, находясь рядом с ней, скрывается зарождающееся уважение. Восхищение тем, как легко она вживается в свою роль — и именно поэтому я позабочусь о том, чтобы её казнь была быстрой.
Она хитрая маленькая искусительница. Далеко не невинная, румяная девушка, за которую она себя выдает.
Стиснув зубы, я врываюсь в главное фойе через коридор, выходящий из собора. Мои пальцы скользят по деревянным перилам большой лестницы, которая расположена под сверкающей хрустальной люстрой, разделяясь на два направления, ведущие в противоположные крылья замка. Мои ботинки стучат о сверкающую кремовую плитку, когда я поднимаюсь по левой стороне к моим личным покоям. Огромные портреты выстроились вдоль богато украшенных стен, и их глаза прожигают меня; столетия королевской власти осуждают меня сквозь краски, как будто им так же противно, как и мне, от того, как я позволяю этой женщине извращать меня и отвлекать моё внимание.
Я прохожу мимо людей в коридорах: охранника и нескольких служанок, но они не смотрят в мою сторону, зная, что лучше не беспокоить меня. Кроме леди Беатро, все обходят меня стороной. Я ещё не решил, в чем причина: в том, что её привлекает моя власть и она не может удержаться, или в том, что она просто глупа.
Добравшись до своих покоев, я распахиваю дверь, и эхо хлопка отдается в моих ушах, когда она закрывается за мной. Я прохожу к столу под большим эркером и беру стеклянный сосуд, стоящий в центре. Садясь, я открываю банку и достаю рисовую бумагу и несколько бутонов гашиша. В животе у меня завязываются узлы, член напрягается, умоляя об облегчении, которого я не позволю.
Я не буду усугублять ситуацию, кончая с мыслями о ней.
Мои пальцы крепко сжимают края бумаги, когда я сосредоточиваюсь на задаче, надеясь, что если я сделаю это, то остатки чувств, бурлящих в моем теле, утихнут.
Я подношу косяк к губам и беру спичку, чиркаю ею о коробок, пока не слышу шипение огня. Первый вдох проносится по горлу и попадает в легкие, напряжение в животе ослабевает.
Тепло согревает кончики моих пальцев, обугливая маленькую деревянную палочку, и в голове проносится образ моей Маленькой Лани, распростертой на столе, покорной и податливой, пока пламя лижет её кожу. Я стону, когда мои яйца напрягаются, а мой член становится твердым.
Моя рука скользит по коленям, пальцы обхватывают мою длину через ткань, но вместо того, чтобы поправить себя, я размышляю о её красивых розовых губах и думаю о том, как потрясающе они будут выглядеть, растянутые вокруг моего члена, пока я перекрываю ей воздух, пропуская его в горло.
Мои зубы вгрызаются в конец косяка, чтобы удержать его между губами, и я раздвигаю ноги, опускаюсь в кресле, расстегивая брюки, мой пресс напрягается, когда я представляю, как выбью из неё дерзость; как покажу ей, как чувствуется доминирование, когда оно раскалывает её изнутри.
Ее задница будет красной и чувствительной от того, что я заставлю извинения вырваться из её маленького лживого рта, ударяя по ней ладонью.
Похоть затуманивает мой разум, пока дым вьется вокруг моего лица, и внезапно, трогать себя через ткань становится недостаточно. Мне нужно больше. Мне нужно чувствовать грубое трение моей мозолистой ладони, когда я закрываю глаза и представляю, что это ее тугая киска, засасывающая меня и накачивающая меня, пока я не взорвусь.
Удовольствие пробирается от верхней части моих бедер к животу, когда я провожу рукой по члену, сжимая головку, пока из неё не вытекает струйка спермы. Мои яйца сжимаются, когда я думаю о её языке, пробегающем по нижней части моего члена, ведя по пульсирующей вене, и напряжение накатывает еще сильнее, когда я представляю, как мой член заполняет её так полно, что она даже не может дышать, глотая каждую каплю, которую я ей даю.
Косяк выпадает из моего рта, его конец обжигает кожу моего живота, но я позволяю ему остаться, запрокидываю голову назад и стону от боли.
И тут, прямо перед тем, как я готов взорваться, я вспоминаю, что она выходит замуж за моего брата. Что он сможет ощутить каждый изгиб ее тела и каждое движение её языка.
Мои руки отдергиваются назад, словно кто-то ударил их током, и я смотрю на свои колени, моя эрекция злится и пульсирует, умоляя об облегчении.
Я не позволю женщине вмешиваться в мои планы. Особенно той, которая мне не принадлежит.
Она хочет власти?
Ей придется убить меня, чтобы получить её.
——————
— Вы выглядите испуганным, сир.
Голос Ксандера проникает через дверь, и я вжимаюсь в стену коридора, не желая, чтобы они знали, что я здесь.
Это редкий момент. Вокруг нет охранников, и я не должен быть здесь. Но я не мог уснуть, и пока я готовился проскользнуть через туннели и отправиться бродить по лесу, я увидела Ксандера, пробирающегося по темным коридорам, и последовал за ним.
И вот мы здесь, возле личных покоев Майкла, посреди ночи.
Ксандер бросился в дверь, даже не потрудившись полностью её закрыть. Но его ошибка — моя удача.
Я прислонился к косяку, напрягая слух, чтобы услышать.
— Хотите немного снадобья для сна без сновидений? — спрашивает Ксандер.
— Нет, — насмехается Майкл. — От этой дряни у меня на несколько часов расплывается голова.
Ксандер вздыхает.
— Это опиум, сир. Если бы это помогло избавиться от кошмаров...
— Не говори со мной как с ребенком, — огрызается Майкл. — Если хочешь помочь, придумай, как поговорить с духами и сделать так, чтобы мой мертвый отец оставался мертвым, а не мучил меня.
У меня сводит живот.
Майклу снятся кошмары о нашем отце?
Воцаряется густая тишина.
Что? — шипит Майкл. — Я вижу этот жалкий взгляд в твоих глазах, Ксандер. Или скажи что-нибудь полезное, или убирайся из моей комнаты.
В его тоне слышится мерзкий подтекст, который я слышал с тех пор, как родился.
На публике Майкл обладает обаятельной, если не сказать что властной, личностью. Но именно в такие приватные моменты змея сбрасывает свою кожу и выходит на сцену.
Возможно, леди Беатро и он подходят друг другу больше, чем я думал.
У меня в груди все переворачивается от осознания этого.
— Вы...
— Да скажи уже, — огрызается Майкл.
— Вы видели его снова в то время, как бодрствовали?
Воцаряется густая тишина. Шок пронзает меня насквозь, мой рот раскрывается, пока я подслушиваю.
— Вы больше не думали о том, что я предложил? О том, чтобы поговорить с кем-нибудь?
— Я разговариваю с тобой.
— Да, но... я имею в виду кого-то более компетентного, чтобы помочь Вам с этим. Чтобы выяснить первопричину.
Еще одна долгая пауза, настолько тяжелая от напряжения, что оно проникает сквозь стены.
— Они бы назвали меня безумцем, — шепчет Майкл.
Ухмылка пробирается на мое лицо, удовлетворение бурлит в груди, когда я выпрямляюсь у стены и направляюсь к туннелям.
Мой брат не так непогрешим, как ему хотелось бы, чтобы все верили.
А народ заслуживает того, чтобы знать, когда им правит безумный король.