50. Тристан

Обжигающая боль распространяется от моих плеч и охватывает все тело, такого я никогда не испытывал раньше. Мои руки связаны за спиной и перекинуты через деревянную балку, установленную посреди двора. Время от времени охранник подходит и тянет, заставляя мое тело приподняться над землей на считанные дюймы.

Но я не дам им возможности кричать.

Меня разбудили самым грубым способом. С тряпкой, наполненной хлороформом, и полудюжиной охранников.

А теперь они перешли к страппадо. Форме пытки, которая лично нравится Эдварду. Ему доставляет удовольствие наблюдать за агонией на лицах своих жертв, когда их плечи вывихиваются, а конечности медленно отрываются от тела. Часть меня задается вопросом, не его ли это рук дело. Если он наконец-то предал меня и хочет отомстить за справедливое наказание, которое он понес от моих рук.

Но его нигде нет.

Это не имеет значения. Ничего не имеет значения, кроме страха, который пронизывает меня изнутри при мысли о том, что Сара у Майкла.

Они могут убить меня. Они могут пытать меня часами, и я с радостью пожертвую собой, лишь бы она была в безопасности.

Я не знаю, сколько времени прошло, только то, что солнце село, полная луна отбрасывает жуткий отблеск, прохладный ночной воздух прилипает к моей липкой, покрытой синяками коже, а костер бушует всего в нескольких футах от меня.

Со стороны Майкла было бы заносчиво помещать меня сюда, но мой брат любит устраивать хорошие шоу.

Голова раскалывается, кровь капает из порезов на туловище, где меня пинали и тащили охранники, но я уже давно смирился с болью, позволив ей стать частью меня, пока я не онемел. После целой жизни, в течение которой меня избивали до потери сознания, физическая боль теряет свою ценность.

— Сюрприз, — раздается голос моего брата, разжигающий уголек в центре моего нутра.

— Брат, — выдавливаю я из себя сквозь сухость во рту и пульсирующую боль в плечах. — Как мило, что ты пришел.

Он сильно смеется, и когда я поднимаю голову, этот уголек разгорается в инферно, опаляя каждую часть меня.

Сара с ним, ее руки скованы наручниками, а платье порвано сбоку. Но она жива.

Ее взгляд расфокусирован, а щека черно-синяя.

Я ненавидел своего брата за многое, но только сейчас, в этот момент, чистая и абсолютная ненависть разливается по моим венам.

— Удивлен? — Майкл широко улыбается. — Я подумал, вы двое захотите воссоединиться. В последний раз.

Я стискиваю зубы, не сводя глаз с Сары. Ее движения вялые и нечеткие, но когда ее взгляд встречается с моим, энергия обволакивает бьющийся орган в моей груди и заставляет его ускорить ритм. Я уверен, что встречу свою смерть. И я приму ее с распростертыми объятиями, как только убежусь, что Сару не постигнет та же участь.

Что хорошего в мире без нее?

— Ты всегда был любезным хозяином, — язвительно замечаю я.

Его ухмылка падает, превращаясь в оскал, его янтарный взгляд сужается, когда он опускает Сару на землю и идет ко мне, не останавливаясь, пока я не вижу черные крапинки в его глазах.

— Что мне с тобой делать?

Я улыбаюсь.

— Ты всегда можешь убить меня, может быть, превратить в трофей, чтобы поставить в своей комнате.

Он усмехается, отходит в сторону и берет что-то из рук охранника, а затем идет обратно. Когда он подходит, я понимаю, что это кочерга, та самая, которой он оставил мой шрам, только теперь ее конец ярко-оранжевый от раскаления огнём.

Мои внутренности напрягаются.

— Может быть, я сдеру кожу с твоих костей, — выплевывает Майкл, держа кочергу и наблюдая, как она светится. — Использую тебя как ковер в моей спальне, чтобы даже после смерти ты никогда не забывал о своем месте.

— О, брат, — я ухмыляюсь. — Мы оба знаем, что даже в смерти я буду преследовать тебя. Так же, как и наш отец.

Его глаза вспыхивают яростью, а рука устремляется вперед, раскаленное клеймо вонзается в мою грудь, прямо над татуировкой гиены, запах горящей плоти вьется в воздухе, когда я прикусываю язык так сильно, что кровь заливает рот.

— Тристан, — кричит Сара с того места, где она все еще лежит на земле, хотя и голос у нее невнятный.

— Я должен был знать, что это ты. Бежал, чтобы собрать остальных уродов в группу, — Майкл смеется. — А ты что думал, что будешь править Глорией Террой? Что ты убьешь меня?! — его голос повышается, маниакальный в своей высокой тональности.

Наконец, он убирает металл с моей кожи, ожог настолько сильный, что у меня мутнеет в глазах от боли.

Он подходит ближе, огненная кочерга висит сбоку от него..

Наклонившись, он прижимается своим лбом к моему.

— Кровь моей крови, ты так много сделал, чтобы опозорить наше имя. Когда я избавлю эту землю от тебя, ангелы запоют на небесах, а наши предки будут ликовать от радости.

Моя грудь напрягается, осознавая, что он победил, и с этим ничего нельзя поделать.

Все кончено.

— Я оставлю тебя здесь, чтобы ты подумал о том, что ты сделал, — шепчет он. — И я хочу, чтобы ты знал: в то время, как мои охранники будут резать и протыкать твою кожу, пока на ней не останется живого места, я буду разрывать твою лживую шлюху на части.

— Когда я освобожусь, — говорю я, сглатывая из-за сухости в горле. — Я убью тебя за то, что ты прикоснулся к ней.

Майкл смеется, откидывая голову назад, его рука лежит на груди.

— О, брат. Я не собираюсь прикасаться к ней. Я собираюсь заполнить каждую дырочку, пока она не разорвется, пока мое семя не будет сочится из кровоточащих ран, которые я создал в ее маленьком тугом теле. Я сотру твое существование в ней и заменю его своим собственным, прямо перед тем, как вырезать ее сердце и скормить его тебе на ужин.

Теперь он прижимает кочергу к моему другому боку.

И на этот раз я действительно издаю крик. Гортанный рев, обещающий насилие и боль, моя грудь взрывается, пока ярость не разливается по телу, как вода, хлынувшая из прорванной плотины.

— А потом я убью и тебя, и мы продолжим жить здесь, в Глории Терре, как будто тебя вообще никогда не существовало, — он дует на кончики своих пальцев и разжимает их. — Пуф. Вот так.

Мои глаза блуждают по траве, пока не останавливаются на фигуре Сары. Она без сознания, и мое сердце замирает.

— Сара, — хриплю я, хотя все мое тело горит от этого слова. — Сара! — кричу я громче, отчаянно желая, чтобы она пошевелилась, чтобы она показала мне, что еще дышит. Но она не двигается.

Она лежит на месте.

— Может быть, если ты будешь молиться изо всех сил, брат, Вас воссоединят в загробной жизни.

Майкл улыбается и передает кочергу охраннику справа от себя.

— Прижигай его каждый час, пока он не будет молить о смерти.