Глава тридцать седьмая

Мы мчали, не жалея лошадей. Я сосредоточилась на небе, холмах, скалах, деревьях. Обшаривала взглядом горизонт, всматривалась в тени, ни на миг не притупляя бдительности. Строила и продумывала планы. Ни одной минуты впустую, ни единого шанса увязнуть в опасных «что если…»

Сомнение — яд, который я не вправе даже пригубить.

Я пришпорила коня, мои спутники не отставали.

Дни проходили одинаково. С утра до вечера я шептала поминовения, вспоминала путешествие Морриган, вспоминала Годрель и Венду, вспоминала голоса в долине, где я похоронила брата. Перебирала и ощупывала воспоминания словно бусинки на ожерелье, шлифуя до блеска. В них истина, иначе и быть не может.

Когда уже валилась от усталости, вспоминала и другое. Простые моменты, что придавали мне и лошади сил на милю, а потом ещё на десять.

Заплаканное и опустошенное лицо брата, когда он рассказывал о Грете.

Блеск безжизненных глаз Астер.

Предательские ухмылки книжников в катакомбах.

Обещание Комизара, что это ещё не конец.

Бесконечные подковёрные интриги королевств, которым ничего не стоило обменять чью-то жизнь на власть.

Каждая такая бусинка помогала двигаться вперед.

Но в первую же ночь, когда я разгружала коня, ниточка затёртого ожерелья лопнула. Даже обидно, что из-за сущих пустяков: лишнего одеяла в солдатской скрутке. Сменной одежды. Запасных ножа и ремня. Всего лишь подспорье для долгого путешествия, но рука Рейфа виднелась во всём: как сложил одеяло, какими узелками перевязал. Он лично упаковывал каждую мелочь.

А потом сердце заныло от его последних слов.

Жестоких слов. «Астер мертва».

Слов, которые заваливали грузом вины. «Я пожертвовал всем ради тебя».

Слов прощания. «Что ж, к лучшему».

Схватившись за живот, я согнулась пополам. Каден тут же оказался рядом. Джеб, Оррин и Тавиш, побросав дела, вопросительно на меня уставились.

— Живот скрутило, — успокоила я, усилием воли сворачивая боль в твердую бусинку и скрепляя ею решимость. Нет уж, из строя меня не вывести.

Каден протянул руку.

— Лия…

— Всё нормально!

Я сбегала к ручью, умыла лицо, руки, шею. Плескалась, пока не задрожала от холода. Не дам прошлому поставить под удар то, что впереди.

Следующие несколько дней Джеб, Оррин и Тавиш не сводили с меня глаз. Задание явно пришлось им не по нраву. Раньше они уводили меня от опасности, а теперь вели прямо к её порогу.

По вечерам, ещё засветло, я упражнялась с мечом и ножом, топором и луком — мало ли когда понадобятся. Джеба, как мастера в искусстве тихо ломать шею, попросила и мне дать урок. Он неохотно согласился, а потом показал, как ещё расправиться с врагом без оружия, хоть и не так тихо.

Когда темнело и оставалось только спать, я долго вслушивалась в ночь: вдруг послышится боевой клич рахтанов, лязгнет оружие? С одной стороны постели лежал кинжал, с другой — меч. В голове билась мысль, очередная задача — ещё одна бусина, которую надо отполировать и нанизать на ожерелье. А затем оставалась лишь тишина, и тьма накрывала меня своим одеялом.

И лишь одно было мне неподвластно. В беспокойном полусне, переворачиваясь на другой бок, я искала тепло груди, которой не было рядом, и пыталась прижаться головой к плечу, но не находила его. В этом призрачном мире меня преследовали слова, изматывая, точно голодные волки добычу. «Как ты не можешь понять?» А ещё свирепее набрасывались те, что так и не были произнесены.