Глава шестьдесят шестая

Слышу плач.

Чьи-то нежные руки отирают мне лоб.

Веет розами.

Снова плач.

Что-то закапало.

Скрипнула дверь.

Зашептались.

На лоб легла холодная тряпка.

Онемевшую кисть потянули.

«Руку отнимут?»

Сладость во рту. Теплота на коже.

«Иди передохни, я посижу».

В груди тяжело стучит.

Осторожные шаги.

Снова плач. Судорожный, надсадный.

Зашелестела чешуя зверя. Щелкнул хвост.

«Я все ближе. Это еще не конец».

Мои веки приподнялись. Вокруг — комната в полумраке. Моя комната. В камине потрескивает огонь. На окнах плотные шторы. Не разобрать, день сейчас или ночь, и сколько я спала.

Я повернула голову. Рядом на стуле развалился Каден: ноги на табурете, голова запрокинута, как у спящего, но взгляд на мне, словно я разбудила его, просто подняв веки. Моя рука лежала на подушке, рана под тугой свежей повязкой пульсировала. На мне была мягкая ночная рубашка.

— О боги, — простонала я, вспомнив последние секунды в зале. — Не говори, что я упала в обморок при всех.

Его губы тронула тень улыбки.

— Скорее наглухо вырубилась. Еще бы, крови потеряла с ведро. Ты ведь у нас не бессмертная. Вообще удивляюсь, как ты столько на ногах простояла. Но есть и плюс: когда тебя вынесли, пару лордов сами грохнулись без чувств.

Вынесли. Рейф вынес. Где он сейчас? Я глянула на дверь.

— Он улаживает кое-что с солдатами. — прочел мои мысли Каден.

Я угукнула. Ради меня Рейф привел лучших воинов из такой дали, и всё же держался так отстраненно. Даже в оружейной послал мне на помощь других.

— Кто перевязал? — Я подняла руку с подушки.

— Твоя мать с тетушками и лекарем. Из предместий вызвали. Придворный и лорды под стражей.

Что-то не то в голосе. Не просто лорды, а кто-то конкретный.

— Ты вообще как, держишься? — Я робко потянулась к нему здоровой рукой.

Он молча посмотрел на меня. Боль в его взгляде вернулась.

— Не знаю. Перед входом в зал думал, меня вывернет, — проговорил он с отвращением. — Как сосунка.

— Не нужно, стыдиться нечего.

— Да я и не стыжусь. Противно, что он вообще у меня такие чувства вызывает. Я сам не свой был — так боялся. И это после стольких лет. — Он помотал головой. — Сколько же гнева и страха может смешаться в человеке.

Я его прекрасно понимала. Мои гнев и страх никуда не делись, но сейчас их затмила боль за Кадена.

Он замолк, грудь поднялась в глубоком вдохе, ноздри затрепетали.

— Ничего в нем не изменилось. Он и теперь смотрел на меня, как на обузу. Сбагрил бы за медяк опять и не поморщился. Скажи только, кому. Я как восьмилетним мальчишкой опять стал.

— Ты не мальчишка, Каден. Ты мужчина. — Я сжала его руку. — Он тебе уже ничего не сделает.

— Знаю, — нахмурился он. — Но посмотри, сколько от него несчастья другим. Как Андресу досталось… Может, и к лучшему, что меня продали в детстве. Он жизнь был готов отдать за товарищей и до сих пор не верит, что их сгубил его родной отец. — Каден посмотрел на меня. — Когда рванул с разведчиками за твоими братьями, явно был слегка не в себе.

— Вы…

— Да, Рейф и Свен допросили пленников, но без толку. И за братьями отправили четыре отряда на лучших скакунах. Сама же сыпала приказами, когда Рейф тебя укладывал, помнишь?

— Не помню.

— Хотя это и приказами не назовешь. — Он пожал плечами. — Бормотала там что-то, пока Рейф тебя не заткнул, чтобы не мешала лекарю.

— И я замолчала?

— Вроде того. Опять вырубилась.

— Который час? — спросила я.

— Не знаю. За полночь.

Каден рассказал о том, что произошло, пока я валялась без сознания, — сам все узнал от тети Бернетты. Цитадель весь остаток ночи не смыкала глаз. Мать после меня навестила отца и приказала вернуть его в королевские покои, затем вышвырнула все снадобья придворного лекаря. Отца вымыли и напоили травяными настоями, чтобы вывести яд. Каден не знал, поможет ли — венданцам известно о золотом таннисе ровно столько, чтобы его не трогать. Одна щепотка валит с ног коня. Андрес после него хоть и оправился, но он молод и здоров, и отравили его однократно, а не как отца. Я боялась, что из-за яда он до конца жизни останется в полубреду. Что я опоздала.

— Теперь-то нам хватит сил, Каден?

— Остановить Комизара? Не знаю. Благодаря Рейфу власть у тебя, но шаткая. Сколько бы твоя мать тебя ни поддерживала.

Не поспоришь. Шествовать Первой дочерью на параде — одно, а править так, чтобы с тобой считались — другое. Пусть солдаты Андреса меня поддержали, но лорды в большинстве остались при своем.

— Ваши лорды, похоже, не верят, что надвигается беда, — добавил он.

Не удивительно. Они всю жизнь прожили с верой, что морриганцы — избранные, и ничто не пошатнет наше королевство.

— Я подготовлю народ. Подготовлю их, чтобы дать отпор венданцам.

— А потом что? Комизар нам обоим враг, но я ведь тоже венданец.

Он посмотрел на меня с тревогой, пробудив мои давние страхи.

— Знаю, Каден. Но не забывай, есть две Венды: первую ведет на нас Комизар, а вторую мы оба любим. Придется нам с тобой как-то выпутаться.

Но как? Комизар и Совет не отступятся, — куда там, добыча уже у них на виду.

«Настал мой черед восседать на золотом троне Морригана и зимой лакомиться сладким виноградом».

Так я и лежала, сжимая руку Кадена под треск углей. Веки набрякли, перед глазами в темноте вихрилось будущее, и вдруг до меня вновь тихо донеслись стоны, но на этот раз я знала, что плачет не мать и мои тётушки. Стенания лились издалека, из-за саванны и великой реки, из-за каменистых холмов и бесплодных равнин. Это рыдали кланы Венды. Комизар обескровил их еще сильнее за одно имя «Джезелия».