— Ты знаешь, что это неправда.

— И ты знаешь, что я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, верно?

Слова вырвались так быстро и легко, но я имел в виду именно их.

— Все это слишком много. Ты уверен, что это то, к чему ты готов?

Мои брови сошлись вместе.

— Я спрыгнул со скалы. На данный момент я практически готов ко всему, — сказал я сквозь смешок, затем опустился на ее кровать со своей стороны, потянув ее за собой, решив сменить тему. — А теперь расскажи мне что-нибудь реальное.

Это была наша игра, и обычно она рассказывала мне о событиях из внешнего мира, что подтверждало, что я не пропустил ничего захватывающего.

Кончиком пальца она провела воображаемые линии по моей груди и животу, соединяя точки трех моих родинок. Мой пресс напрягся. — Я действительно хочу, чтобы ты рассказал мне историю, — прошептала она.

— История.

Я рассмеялся. И от меня она всегда хотела услышать истории, как реальные, так и вымышленные. Легенды, сказки и истории о моем детстве. — Хорошо, — сказал я, закрывая глаза, и на ум пришло одно, что может успокоить ее. — Когда я был мальчиком, до того, как родились Джонни и Джоли, и был только я, Агата каждый вечер готовила мне лунное молоко. Я тоже не очень хорошо спал, никогда не спал, как все остальные, так, как следовало бы. И даже после того, как я засыпал, я просыпался после часа колдовства и бродил во сне по лесу, как будто я был на охоте за чем-то, всегда искал и искал. Агата всегда шутила, что я родился из чрева леса только с половиной души. На самом деле я этого не понимал, но ночи, когда она готовила лунное молоко, были самыми тихими. Те, в которых я спал, не просыпаясь. Она готовила мне лунное молоко с ромашкой, свежей клубникой и посыпанными лепестками красных цветов, какао с лавандой и немного с крекером грэм и маршмеллоу. Но моим любимым было голубое лунное молоко Маджик. Корица, кленовый сироп и ваниль…

— Я сделал паузу, запустил руку в ее волосы. — Однажды мне придется приготовить это для тебя.

Фэллон кивнула, улыбаясь.

— Мне бы этого хотелось.

На этот раз я не склонил голову набок, когда моя улыбка появилась под маской. Возможно, я заслужил это. — Итак, после рождения Джоли, мне тогда было около десяти лет, ей было трудно спать, она плакала всю ночь напролет. Я помню, как просыпался, чтобы приготовить ей лунное молоко, чтобы моя мама могла отдохнуть, но напиток никогда не действовал на Джоли. Затем с Джонни я делал то же самое, и все равно это им ничего не дало. Однажды я спросил Агату об этом, почему молоко помогало только мне. Она сказала, что рецепты лунного молока были получены от Одинокой Луны из Воющей Лощины и предназначались только для первенца Блэквелла, чтобы дать ему покой во время беспокойных ночей. И я никогда этого не понимал, по крайней мере, несколько месяцев назад, я полагаю.

— Почему это? Почему всего несколько месяцев назад?

— Потому что Одинокой Луной была Фрейя Гримальди. Твоя мать.

Фэллон

«Харрисоны ищут любую информацию, которая могла бы помочь в поиске пропавшей восемнадцатилетней Ривер Харрисон. Если вы что-нибудь знаете, отправляйтесь к офицеру Стокеру, — он сделал паузу, набрал воздуха, — В других новостях, до Самайна осталось две недели, ведьмы. Я надеюсь, вы запасаетесь конфетами для маленьких жителей равнин и дорабатываете планы относительно того, где вы будете праздновать. Кто знает, я могу бы быть прямо рядом с вами, и вы бы даже не поняли этого. Жутковато, правда? Это Скорбящий Фредди с вашими Дейли Холлоу в субботу утром. Берегите себя и помните, что никто не в безопасности после трёх часов ночи. Оуууууу, — взвыл Фредди.

Листовка, приколотая к Буку на городской площади, развевалась на утреннем ветру, слоган «Ты меня видел?» было напечатано поверх черно-белой фотографии Ривер Харрисон.

В воздухе повеяло холодом. Не путающий зимний холод, а просто укус мороза, чтобы предупредить нас. Над Городской площадью нависли тучи, лишь проблески солнца пробивались сквозь тонкий слой серых облаков, как витражное окно. Большинство деревьев стояли голыми, украшая тротуары своей алой и золотой красотой. Как получилось, что сезон смерти был таким заманчивым? Я была убеждена, что моя душа жила в призрачной осени.

Киони и я прогуливались по тыквенному участку, пока в воздухе витали пироги и печенья, все были в шерстяных пальто и плотно прилегающих шляпах, закрывающих уши. Листья осыпались с усталых ветвей упрямых ветвей. Каждый лепесток падал так, как будто его сорвала невидимая рука, осенняя версия снежного шара.

— Вот эта, — заявила Киони, стоя перед самой большой тыквой на участке, скрестив руки на груди, с ее пальцев свисал стаканчик, наполненный «Порочным Желанием смерти». Я подтащила тележку поближе к ней и перевела взгляд с тыквы на ее кленовые глаза, на повозку, а затем снова на нее. Она пожала плечами, изучая тыкву.

— Нам понадобится тележка побольше.

— Нам нужна тыква поменьше. Или вилочный погрузчик.

Я прищурила один глаз.

— Может быть, даже кран.

— Нет, — она тряхнула черными лентами в волосах, поставила свой кофе на стол, — я отказываюсь оставлять это для Гуди. Уиннифред всегда выигрывает. В этом году выиграю я. Давай, помоги мне.

Киони раздвинула ноги, наклонилась в сапогах до колен, чтобы ухватиться за основание тыквы. Когда я не пошевелилась, ее отчаянные глаза встретились с моими.

— Пожалуйста, одна я не смогу.

— Какой приз? — спросила я, опуская ручку тележки и переходя на противоположную сторону.

— Годовой… запас… — она тяжело вздохнула, когда мы попытались поднять ее с деревянного ящика, — горячих пирожков Мины.

Она застонала, прежде чем тыква соскользнула, и мы обе упали обратно на задницы. — Что может быть в этой штуке, мертвое тело?

— Тело Ривер — заявил голос, раздавшийся позади нас. Кейн подошел, и я посмотрела на него, когда он протянул руку, чтобы помочь мне подняться. Я не взяла ее.

— Вы только посмотрите на это, у Фэллон появилась новая подружка, и внезапно она перестала с нами дружить.

Он убрал руку, сцепив руки за спиной и глядя на меня сверху вниз, когда рядом с ним появились Маверик и Сайрус.

— Она забила тебе голову всякой чепухой о нас?

Листья захрустели и зашуршали под моими ботинками, когда я поднялась на ноги, заправляя волосы за уши, когда Киони уселась на верхушку гигантской тыквы. — Да, Кейн, потому что вы трое такие интересные. Пожалуйста, продолжайте, она махнула рукой в приглашающем жесте, — мне нужно больше материала для второй половины дня.

Кейн улыбнулся, плотно сжав губы.

— Я вижу, жизнь на Гуди-фармс испортила тебе настроение. Почему бы тебе и твоей маме не пожить у меня немного? У меня есть место для вас обеих, — сказал он, разводя руки в стороны.

— Я даже удостоверюсь, что ты созрела, прежде чем отвезти тебя обратно на ферму.

Маверик рассмеялся, а Сайрус молча стоял с надежной осанкой.

— Ты отвратителен… — начала Киони, когда голос Кейна заглушил ее, — О, успокойся. Я только хочу вернуть свою девочку.

Он посмотрел на меня.

— Это твой последний шанс, Фэллон. Приходи сегодня вечером в Кресент-Бич. Твой ковен будет ждать тебя там.

Я не смогла вовремя придумать что-нибудь блестящее, чтобы сказать, прежде чем они ушли не оставив и следа, кроме моего разгневанного сердца.

Напряженная тишина повисла в воздухе, пока мы смотрели им в спину.

— Мудак, — прошептала я.

Киони искоса посмотрела на меня.

— Теперь ты заговорила?

Колеса тележки сотрясались из-за велосипеда Киони, когда мы ехали по протоптанной тропинке вверх по обсаженной ивами грунтовой дороге к ее хижине, ее толстая тыква замедляла ход. Я меньше благоговела перед туннелем осенних красок и больше беспокоилась за Киони, поскольку ее дыхание стало резким и неровным, как каменистая тропа.

— Гуди-фармс? — спросила я, катаясь рядом с ней на своем скутере, пока она с трудом взбиралась на холм.

— Он сказал, что ты живешь на Гуди-фармс? Типа фермы Кларенса и Зефира Гуди?

— Ну что ж… здесь… нет… других… Гуди, — выдохнула она сквозь напряженные вдохи.

— Давай поменяемся, — предложила я, чувствуя себя ужасно, хотя именно она была полна решимости получить именно эту тыкву, потому что она была единственной.

Киони покачала головой, мое предложение помочь только придало ей импульс для решительного продвижения вперед. — Я справлюсь.

— Ты общаешься с ними?

Мы достигли плато, и плечи Киони с облегчением опустились.

— Не совсем, нет.

Она сдула с лица непослушный черный локон.

— Уиннифред больше всего общается со мной, или, по правде говоря, сама с собой.

«Киони, разве это платье не прекрасно? Так и есть, да».

«О, Киони, принеси мне графин воды».

«Киони, шелк цвета слоновой кости или кружево? Ах, кружево, подойдет», — передразнила Киони легким и игривым голосом, несомненно, чуждым ее устам.

— Они оставляют ежедневное расписание вывешенным в коридоре, так что мне не нужно с ними разговаривать. Для кого-то другого, я уверена, это покажется неловкой ситуацией, но так было всегда.

Холмистая местность простирались на многие мили вокруг нас. Мы бродили по кукурузным полям, проезжая мимо пугала, привязанного к деревянным доскам в форме креста. Ворона уселась на соломенную шляпу, хлопая крыльями и каркая в мрачное послеполуденное небо. Справа от нас ряды яблонь вели к белому дому на плантации вдалеке, и мы шли вдоль границы участка, пока не добрались до небольшого коттеджа, спрятанного внутри холма.

Мой скутер остановился как раз в тот момент, когда Киони спустила ногу с бананового сиденья своего велосипеда и протиснулась в ворота высотой не более трех футов, прикрепленные к деревянному забору. Фасад коттеджа покрывал зеленый мох, очерчивая два маленьких окна и изогнутую деревянную дверь. Нечто очаровательное, что можно найти только в сборнике рассказов. Когда я стояла рядом со скутером, мой рот открылся от благоговения.