— Она не может уйти. Город ей этого не позволит, — возразил мистер Гуди.

Он был прав. Сама того не ведая, Фэллон въехала в город под тяжестью Черничной Луны. Потребовалась большая мера единства и магии, чтобы позволить ей и Тобиасу уехать двадцать четыре года назад, что для большинства оставалось загадкой относительно того, кто был причастен к их побегу. Я наблюдал за ней из леса в ту ночь, когда она снова попыталась уйти, ожидая, что город остановит ее, надеясь, что она не пострадает в процессе.

Хотя ни мистический город, ни Орден не позволили бы ей снова сбежать, мысль об отъезде Фэллон напрягла каждый мускул. Если бы она уехала, мне было бы легче, но я не знал, что хуже. По крайней мере, когда она здесь, возможность увидеть ее воспевает мою мазохистскую душу.

— Фэллон Морган принадлежит Священному Морю, — окончательно сказал мистер Прюитт, когда книга захлопнулась. Облака пыли сорвались со страниц одновременно с моим сердцем.

— Кейн, у тебя есть какой-нибудь интерес к этой девушке?

Я не мог перестать напрягать мышцы — слабая попытка сдержать этот гнев, эту бурлящую громкость в моем позвоночнике.

Взгляд Кейна метнулся ко мне. — Нет, честно говоря, меня не интересует девушка Морган, — он оглянулся на своего отца, — но помни, что я все равно сделаю это ради ковена, и я позабочусь о том, чтобы она чувствовала то же самое ко мне.

И дикое чувство в моей груди раскололось и разорвалось на части, неспособное понять, что происходит вокруг меня.

— Очень хорошо, — объявил Августин Прюитт. — Девушка Морган находится под защитой Кейна. И, сынок, сделай то, что тебе нужно, чтобы убедиться, что она пройдет посвящение в Священное Море к Мабону.

Убедиться, что она посвящена в Священное Море? Они заставят ее?

— Нет, это неправильно! — крикнул я в зал. — Чем она отличается? Почему она нуждается в защите? Почему у нее нет выбора, как у других?!

Мое зрение затуманилось, и я посмотрел на Агату, которая смотрела на меня с ужасом в глазах. Возможно, она думала так же, как и весь остальной город, что я схожу с ума. Что моя теневая кровь возьмет верх, и история повторится. Но это решение явно противоречило тому, за что мы выступали, и у Фэллон отнимали свободу — ее самый большой страх. Агата должна была чувствовать то же самое и понимать эти вспышки гнева, которые я больше не мог контролировать.

Но Агата медленно покачала головой, умоляя меня не устраивать сцен. Я прищурил глаза и заскрежетал зубами под маской, молча умоляя ее заговорить — сделать что-нибудь.

— Как ты думаешь, почему, Блэквелл? Защита от проклятых язычников! От тебя! — взревел Прюитт.

— Мы приняли решение. Это было то, чего хотел ее отец. Это окончательно. Ты не подойдешь ближе чем на двадцать футов к Фэллон Морган. Ты не будешь разговаривать с ней, принуждать ее, прикасаться к ней или даже дышать в ее сторону, если мы не прикажем. Она — Священное Море, и ты с язычниками будешь держаться на расстоянии.

Мои глаза сузились, глядя на мужчину.

— Ты лишаешь ее свободы воли! Как далеко ты готов зайти в этом деле?

Это было отвратительно. Фэллон отсутствовала двадцать четыре года, и теперь они отдавали ее мужчине, передавая как собственность.

— У нее должен быть выбор, вступать в ковен или нет.

Мистер Гуди и Агата обменялись взглядами. Виола подняла взгляд на Прюитта. И Прюитт поднялся на ноги, его щеки покраснели.

— Ты подвергаешь сомнению Порядок в Палатах, Блэквелл? Учитывая твою родословную, то, что сделал твой отец, и то, что мы все знаем, на что ты способен, было бы разумно отступить сейчас, или я приму меры.

Я шагнул вперед, но Агата вскочила на ноги прежде, чем я успел высказать свое мнение. — Это правильный поступок, Джулиан. Это то, чего хотел ее отец. Я знаю, это кажется несправедливым, но это всего лишь одна девушка.

Она посмотрела на меня так, как будто я сошел с ума, и, возможно, так оно и было. Я никогда раньше не подвергал сомнению Приказ, никогда не навлекал на себя гнев, но это все равно не исправляло ситуацию.

— Пожалуйста, Джай, — взмолилась Агата сквозь стиснутые зубы. — Отступи.

Позже той ночью я нашел Бэка в своей комнате, он сидел на краю моего матраса с дымящейся кружкой в руке рядом с Джоли, которая крепко спала в моей постели. Горячий аромат белого жасмина и меда в чае наполнил маленькую спальню, неся с собой цветочные лепестки. Любимый чай Джоли. — Что здесь делает моя сестра?

Чаще всего, если он не работал, он был здесь. У Бэка не было братьев и сестер, не говоря уже об отце. Его мать, жительница равнин, умерла вскоре после рождения Бэка. Она была любовницей на одну ночь и не поверила Эрлу, когда он рассказал ей о проклятии или о том, почему он должен был закрывать голову, и когда она посмотрела в лицо своего новорожденного, ее охватили страхи.

Бэк заботился о Джоли, как будто она была его родной сестрой. Он провел ладонью по гудящей голове и поднял взгляд. — Она и твоя мать поссорились. Она пришла сюда, чтобы найти тебя. Я уже был здесь, так что мы собирались поговорить. Я никогда не видел ее такой расстроенной, чувак. Я отлучился всего на пять минут, чтобы приготовить ей чай. Думаю, она плакала, пока не уснула.

Пот выступил на лбу и щеках Джоли, когда она спала в углу моей кровати, свернувшись калачиком под тяжелым одеялом. Ее влажные черные волосы прилипли к лицу, когда она слегка похрапывала.

— О чем это было? — спросил я, и Джоли зашевелилась под одеялом от наших голосов. Я кивнул головой в сторону двери, и Бэк еще раз оглянулся на Джоли, прежде чем встать и выйти вслед за мной.

— Не уверен, она отключилась прежде, чем я смог что-то разузнать, — сказал он мне в спину, когда я шел к холодильнику. Вероятно, это было связано с другими детьми в академии. Братьям и сестрам Язычников было труднее всего в школе, и это был не первый раз, когда Джоли приходила ко мне домой расстроенная из-за них. Она за словом в карман не полезет, поэтому чаще попадала в неприятности, но за закрытыми дверями она была всего лишь пятнадцатилетней девочкой с большим сердцем.

Агата не смирилась с ее драматизмом.

Мы с Бэком каждый раз попадались на эту удочку.

Я открыл холодильник и наклонился, чтобы взять два пива, когда он продолжил: — Должен быть способ. Может быть, Орден…

— Нет.

Дверца холодильника захлопнулась, и я закинул одну пивную крышку на стойку и стукнул кулаком по крышке. Крышка отскочила прежде, чем я передал ему бутылку. Я уже знал, к чему он клонит. — Я только что вернулся из Палат, — продолжил я, повторяя те же действия со своей бутылкой. — Все не так, как было раньше. Это то, чего они всегда хотели. Священное Море хочет, чтобы Норвежский Лес потерял власть, я это вижу. Прюитту никогда не было дела до нашего проклятия, равновесия или нашего ковена. Они начинают отталкивать людей все дальше от нашего ковена, используя тактику запугивания. Прюитт заботится только о своих.

— Да, но твоя мать — член Ордена, — заметил Бэк. — Гуди тоже. В этих книгах должно быть что-то такое, чего никто раньше не пробовал. Мы должны их украсть. Мы должны положить конец этому циклу.

Я покачал головой, держа во рту горлышко бутылки, и указал на заднюю дверь, подавая знак продолжить этот разговор снаружи. Если бы Джоли случайно проснулась, ей не нужно было слышать ничего такого, что причинило бы ей еще больше горя или беспокойства. И Джоли будет волноваться, потому что именно такой была моя младшая сестра. Она всегда больше заботилась о ковене и язычниках, чем о себе, защищала нас, вступалась за нас, боролась за нас, даже когда мы умоляли ее остановиться. От этого ей стало только хуже.

Щелчком моего пальца яма для костра снова разгорелась, и мы вдвоем сели в большие кресла, которые мы с Фениксом соорудили из древесины поваленных берез. Бэк вытянул ноги и откинул голову назад, его бандана закрывала нос и рот, его голубые глаза смотрели в затянутое облаками небо.

Проклятие коснулось и нас, нам никогда не разрешали видеть друг друга или наши собственные лица.

— Почему тебя вызвали в Палаты? Это как-то связано с Джури? — наконец спросил Бэк, не отрывая взгляда от пола.

— Нет. В любом случае у них не было бы доказательств, что это был я.

Но если бы я сказал ему, что это из-за Фэллон, он бы увидел меня насквозь и узнал об этих… чувствах, которые мучили меня. Чувства, которые были странными, навязчивыми и незаконными и могли отвлечь мое внимание от наших приоритетов. Но он никогда не использовал бы это против меня.

Бэк был верным, сострадательным, понимающим, но в то же время бурлил эмоциями. Чувствительный человек, и когда его подталкивали или прижимали к стене, он либо разражался эмоциональной бурей из ада, либо замыкался в себе.

С первого дня Бэк принимал на себя чужую боль и страдания, как если бы они были его собственными. Но помимо способности так глубоко чувствовать, он был еще и экстрасенсом, что было для него одновременно и благословением, и проклятием, как и для всех нас. Рождение с магией в наших костях имело свою цену. Обратная сторона. И у каждого она была. Моя была моей теневой кровью. У Бэка были его экстрасенсорные способности. Нашим недостатком было проклятие, которое никогда нельзя было снять.

И Бэк говорил о существовании Фэллон задолго до того, как она приехала.

Это был пьяный разговор поздней ночью много лет назад, когда он погрузился в транс и рассказал о девушке с белыми волосами и лунами в глазах, о том, как однажды она упадет с ночного неба и унесет меня с собой. Я знал, что она придет. Мы оба ожидали увидеть лунную девушку, но Бэк никогда не упоминал об этом чувстве, которое я испытывал с тех пор, как впервые увидел Фэллон, стоящую на скалах над морем, как будто она вызывала волны. Если Бэк и знал, что для нас значило возвращение Фэллон, он этого не озвучил. Он сказал мне только то, что мне нужно было услышать.