— Вот черт, — побледнел Фасет. Встретившись со мной взглядом, он медленно повернул ноутбук экраном ко мне.

В комнате повисла тишина, пока я смотрел на красивое лицо своей улыбавшейся женщины. Разве что вместо Киры Барановой она была подписана как Кира Калашник. У меня заколотилось сердце, я выругался, и комната, будь она неладна, закружилась перед моими глазами. Мне пришло видение, в котором Кира лежала на моих руках и мертвыми глазами смотрела в пустоту, залитая алым цветом. Сцена потрясла меня до глубины души. Она была так реальна, что я чувствовал запах крови — ее медные ноты.

— Нет! — закричал я, вцепившись за край стола, и все рамки слетели со стен. Несколько пустых стульев опрокинулись. Схватив свой компьютер, Фасет прижал его к груди, будто младенца.

— Чтоб тебя, Вуду! — крикнул Веном, но его зов едва прорвался сквозь мою ярость.

Ангел сдернул меня со стула. Вместе с Веномом они успокаивали меня прикосновением, и я обнаружил себя лежавшим на полу, хватавшим ртом воздух и пытавшимся отдышаться. Каждая клетка моего существа была наэлектризована и на грани срыва.

— Вуду, брат, послушай меня. Мы не возьмем заказ, но мне нужно, чтобы ты мыслил здраво. Возьми себя в руки, — потребовал Веном.

Наконец, я все-таки заставил разум и тело взаимодействовать друг с другом, тяжело сглотнул и кивнул.

— Дайте мне встать, — прошептал я. Ангел с Веномом нерешительно посмотрели на меня, но отпустили. Мы втроем поднялись, и я стиснул зубы, сделав глубокий вдох, чтобы прояснить мысли. — Все в порядке, — уверил я.

— Слушай, я понимаю твои чувства, но ты должен держать себя в узде, — тихо сказал Веном, и я кивнул. Когда мы вернулись за стол, все серьезно посмотрели в мою сторону. — Вот что меня беспокоит, — начал Веном. — Если мы откажемся от заказа, Де Лука просто найдет того, кто согласится.

— Почему Кира? Почему не старший сын Калашника? Он ближе всех к Гришке, — удивился Шэнк. Поразившись его познаниями о Калашниках, я пристально посмотрел на него.

— Откуда ты знаешь? — спросил Хищник.

— А сам-то как думаешь? — фыркнул Шэнк. — Я сидел в тюрьме с одним из его головорезов. И кое-что слышал.

— Прошло много лет, — удивился Хищник.

— И что? Думаешь, Гришка перестал дуть в попу своему мальчику? Вы только взгляните на них, — предложил Шэнк, вынудив Фасета открыть ноутбук и запустить поиск.

— Он прав, — подытожил тот и, пролистав страницы, посмотрел на нас. — На каждой фотографии с Гришкой его старший сын. Мне теперь даже интересно, срут ли они вместе.

— Теперь свяжетесь с Де Лукой. Скажете, что Кира моя старушка, и никто ее не тронет. Передайте ему, что я сам ликвидирую старшего сына Калашника, — прорычал я.

— Вуду. Головой подумай. Как она отнесется к тому, что ты убьешь ее брата? — забеспокоился Ангел. — Парня убью я.

— А сейчас давайте выдохнем. Мы нихрена не будем делать, пока не проголосуем, — раздраженно оборвал Веном, стукнув кулаком по столу.

— Мы не можем рисковать, иначе Де Лука найдет другого исполнителя, — твердо заявил Ангел. — Ты сам так сказал.

— Сказал, но это не означает, что мы слетим с катушек и начнем строить планы, из-за которых на наше отделение или даже весь клуб обрушится ад. У Калашника обширные связи. И Де Лука не лучше. Хоть он и на пенсии, но влияние не растерял, — попытался урезонить нас Веном, вот только я не нуждался в доводах.

— Если придется, я убью и Луку, и Калашника, но моя женщина не пострадает, — сказал я тихо и угрожающе, удерживая взгляд своего президента.

— Братан, тебе нужно нахрен отмотать назад. Ты сейчас мелешь какую-то чушь, — сказал Призрак по другую сторону стола. Крок рядом с ним закрыл лицо руками, что-то бормоча себе под нос.

— Для начала, Вуду. Кира твоя старушка? Что-то я не слышал твоего заявления. Пригласить женщину на вечеринку совсем не то же самое. Она хочет стать твоей? Набить тату и все такое? — казалось, Веном смотрел в саму мою душу, и я нервно поерзал на месте.

Внезапно я вспомнил, как Кира сегодня утром говорила, что нам не стоит продолжать отношения. Увы, в тот момент я понятия не имел, что у нее в шкафу не просто скелеты. У нее там целое гребаное кладбище.

— Я все улажу, — твердо заявил я.