Айла провела остаток дня на пляже Зума, смотрела на волны. Чайки вопили, и песок был усеян загорающими телами, но тут не было напоминаний, что сегодня был Хэллоуин. Вид океана запоминался: его простор, переливы красок от бирюзового до серебряного и сапфирового, то, как пена рисовала хаотичные узоры, а потом пропадала. Это были краски Земли. Ее будущее было коричнево-красным, такими были краски ее сердца.

Она держалась за эти картинки в следующие недели в Корпус-Кристи, возвращалась к ним, когда нужно было сбежать от присутствия товарищей из экипажа, которые теперь будут с ней. Некоторые уже заводили романтичные отношения, но она держалась в стороне. Это было не сложно. Мужчинам было сложно видеть за ее изъянами, и она была не против. Она принадлежала Марсу.

Айла провела три дня выходных в Денвере с тетей Сэм. Они встретили вместе Новый год с шампанским и икрой. Самсара даже взяла Айлу на вечеринку к одному из своих выпускников, чтобы показать свою племянницу. Они обе не поминали прошлое, пока не пришлось прощаться.

— Хотела бы я, чтобы ты смогла провести еще день с папой, — сказала тетя Сэм, пока они стояли у такси. Ее дыхание вылетало паром в холодном утреннем воздухе.

— Я могу писать ему с «Майского цветка» и потом, когда мы устроим колонию. Это не будет сильно отличаться от того, что мы делали тут.

Самсара странно посмотрела на нее.

— Что?

— Как… Ты не можешь…

Такси звякнуло, напоминая Айле, что нужно забраться, но Айла стояла и смотрела растерянно на лицо тети.

— Никто не упоминал тебя на похоронах, — сказала Самсара, ее голос был тяжелым от гнева и сожаления. — Я подумала, что ты не смогла приехать из-за тренировок. Какой глупой я была! Я не подумала, что она не сообщила тебе.

— Похороны? То есть… папа умер?

— Мне так жаль, милая. Я думала, ты знала.

— Ты не виновата, — тут же сказала Айла.

Такси звякнуло снова, и они обняли друг друга. Айла села в машину. Ее щеки были мокрыми от слез тети, но внутри она онемела от новостей. Гнев рос, пока она ехала в аэропорт. Она не была ничего должна Элизе, может, это работало и наоборот, но не когда дело касалось папы. Его жизнь принадлежала им обеим.

Она очнулась у стойки, когда говорила:

— Я хочу обменять билет. Мне нужен рейс в ЛА, и мне нужно в Корпус-Кристи этой ночью.

— Посмотрим, — сказал агент. — Можете взять билет на рейс в ЛА в полдень, но придется действовать быстро. Он прибывает в полвторого, а в полшестого уже рейс в Хьюстон, который прибывает в половину одиннадцатого. Это лучшее, что я могу предложить.

Айла сверилась с картой на планшете. Она могла доехать из Хьюстона к базе «Майского цветка» за четыре часа. Она приедет так посреди ночи, но зато не пропустит последнее утреннее собрание.

— Я беру. Оба рейса.

Айлу мутило от надежды и страха, пока она ехала среди выходных пробок в Лос-Анджелесе к дому Элли. Она постучала в синюю дверь. Когда она открылась, Айла подняла взгляд от коврика «Добро пожаловать», но не далеко. Ребенок с каштановыми кудрями, как у нее, смотрел на нее.

— Эм… твоя мама дома?

— Мам! — завопил ребенок и убежал, оставив дверь приоткрытой.

Элиза замерла на середине лестницы, увидев Айлу у двери. Айла дрожала, заставила себя говорить, пока не потеряла смелость:

— Как ты могла? Как ты могла допустить, чтобы я пропустила похороны папы?

Элли вырвалась за дверь и закрыла ее за собой, заставив Айлу отпрянуть на пару шагов. Теперь она была ближе, и Айла видела морщины и тени на лице сестры, тоже искаженном от ярости.

— Я не виновата, что ты убегаешь на Марс, как до этого в Денвер. Ты только это и умеешь, да? Убегать! Какое тебе дело: жив папа или мертв? Тебя там не было. Ты не присматривала за ним.

— Ты не дала мне помочь!

— Потому что я знала, что ты не будешь это делать. Ты знаешь, как больно было, когда ты уехала к тете Сэм? Ты убила маму, а потом бросила меня и папу.

— Бросила? — голос Айлы дрожал. — Я увидела, как сильно ты ненавидела меня. И папа… он не мог даже смотреть на меня! Я думала, вы хотели избавиться от меня.

Напряжение между ними рассыпалось, как песок в океане, и на ее место пришло сожаление с налетом двух десятков лет.

— Он не был прежним, когда ты уехала. Я ненавидела тебя за это, за то, что ты сделала с ним.

— Он сказал… в больнице, что не хотел отправлять меня. Я не хотела уезжать, Элиза. Это был дом. Я думала, что помогала. Я думала, что ты сможешь простить меня и жить дальше, когда меня не будет тут.

— Чтобы и ты могла так сделать? Признай! Ты хотела забыть все это.

Сердце колотилось, Айла прошептала:

— Да.

— Почему ты не исправила свое лицо?

Айла провела пальцами по старым шрамам.

— Чтобы помнить. Чтобы наказывать себя. Я не заслуживаю выглядеть нормально.

— Чтобы жалеть себя? Было время, когда мне было тебя жаль, — Элиза вздохнула. — Я ходила к психотерапевту, когда папа умер. Он сказал, что нам нужно простить друг друга, но и самих себя. Ты заслуживаешь быть счастливой, Айла. Я тоже.

Слезы подступили к глазам Айлы.

— Как мне простить себя? И ты… не сказала мне о папе, когда знала, что я была в больнице во время похорон мамы… Как мне простить тебя за это?

Элиза отвела взгляд, посмотрела мимо Айлы на холмы вдали.

— Это тебе решать.

Айла смотрела на лицо сестры, почти чужое, и гнев покидал ее тело, словно земля впитывала его через ее ноги. Она подняла плечи и голову, глубоко вдохнула, наполнила легкие сожалением и выдохнула затхлый гнев. Она представила тело отца, лежащее рядом с ее матерью, вернувшееся к женщине, которую он любил. Он точно простил Айлу. Она должна была сделать так же.

— Я прощаю тебя, Элиза, и я буду стараться простить себя. Я хочу уехать с миром.

Дверь открылась, и тот же ребенок выглянул.

— Мам? Что ты делаешь? С кем ты говоришь?

— Выходи, Эшвин. Познакомься со своей тетей Айлой.

Мальчик замер рядом с Элизой и посмотрел большими карими глазами. Его сходство с ней — и его бабушкой — потрясало. Айла опустилась на колени, чтобы они были на одном уровне.

— Привет, — она протянула руку.

Он усмехнулся и пожал ее руку.

— Я строю ракету из «Лего». Хочешь посмотреть?

— Я бы хотела, но, боюсь, мне нужно прибыть к настоящей ракете.

— Куда ты отправишься?

— На Марс.

— Ого! — он посмотрел на Элизу. — Когда мы сможем полететь на Марс?

Элиза опустила ладонь на его голову.

— Может, когда ты подрастешь, — она слабо улыбнулась и посмотрела на Айлу. — Может, однажды ты проведаешь свою тетю.

— Я была бы рада, — сказала Айла и встала.

— Можно мне в дом? — громко шепнул Эшвин Элизе.

Она кивнула, и они смотрели, как он ускользнул в дом.

— Полагаю, он — мое напоминание о тебе и маме, — сказала Элиза с горьким смешком. — Я хотела бы, чтобы мы сделали это раньше, чтобы ты смогла узнать мальчиков. Ты хотя бы встретилась с Эшвином. Пако, мой старший, в доме у друга.

Айла сжала ладонь Элизы легонько и отпустила.

— Я могу тебе писать?

— Да. Конечно. Будем оставаться на связи.

Айла, уезжая, думала о сестре, стоящей на пороге их дома детства, обвив себя руками от холода.

Она крутила в голове их разговор снова и снова, пока ехала в Корпус-Кристи. Сожаление обжигало, она потеряла годы, не увидела своих племянников малышами, не была частью их жизней. Марс был ошибкой? Он тоже будет ее сожалением?

Айла подумывала развернуться. На шоссе 77 не было машин, и она выехала на зеленую полоску посередине и остановилась. Она подняла голову, выйдя наружу.

— Что мне делать? — прошептала она.

Звезды пылали над долинами. Они манили ее, успокаивали ее.

«Если бы не эта миссия, — шептали они, — вы бы никогда не помирились. Радуйся тому, что ждет тебя в будущем».

Айла забралась в машину и поняла, что могла теперь отпустить прошлое. Она могла начать заново не потому, что могла бросить прошлое, а потому что оно будет ее якорем, пока она будет путешествовать. Она выехала на шоссе и продолжила путь к базе.

«Майский цветок» тянулся к небу, пылал огоньками, манил ее, как маяк в бурю. Серебряные подмостки окружали корабль, но она уже чувствовала, как отваливаются стойки. Она была такой легкой, что могла взлететь.