Глава 25 Паркер

Когда я брожу по улицам, я вижу все. Вдыхая мерзкий запах города, я пытаюсь распознать маленькие грязные секреты людей по напряженному выражению их лиц, когда они проходят мимо меня по улице. Так много гребаных грязных секретов написано на их лицах, спрятано за дорогой одеждой, слоями макияжа и ложью, слетающей с их губ.

Прохожие мое любимое развлечение. Единственное, что у меня осталось, потому что с остальным я пока не могу справиться. Это чертовски много. В конце концов, мне придется признать, что я проиграл эту битву, хотя она еще далека от завершения. Но не сейчас. А до тех пор я останусь здесь, на улице. Наблюдая и ненавидя людей.

Я хожу вокруг, пока на улице не начинает светать с наступлением утра. Я иду до тех пор, пока у меня не начинает урчать в животе. Я покупаю кофе навынос и сэндвич на последние деньги, которые у меня есть, зная, что рано или поздно мне придется разбираться с беспорядком, который я устроил. Но я пока не хочу признавать, насколько все хреново.

Я думаю о картине, которую оставил на чердаке Джун. Ее красота, испачканная кровью и кишками. Моя идеальная маленькая сестренка нарисована такой, какой я ее вижу. Привыкла к своему полному гребаному потенциалу марионетки, которой она всегда была. Темно, тревожно, грязно… Вот так я смотрю на мир сквозь свои темные очки. И Джун могла бы быть частью этого, должна была быть частью этого, если бы Кейд, черт возьми, не забрал ее у меня.

Мои кулаки сжимаются, когда я понимаю, что у меня почти нет шансов вернуть портрет. Это был один из моих лучших, уникальный шедевр сопротивления. Мне это нужно, если я не могу заполучить ее. Мне нужно что-то, что напоминало бы мне об изгибе ее бедер и выпуклости ее груди. О том факте, что даже Джун, блядь, Уайлдфокс это всего лишь плоть, кости и бьющееся сердце под всем этим.

Я стараюсь запомнить ее как можно лучше, чтобы воссоздать её образ, я не могу позволить её реальному образу исчезнуть сейчас, мне нужно сохранить его. Оставить ее себе. Я помню всё: ее молочную кожу, ее невероятно длинные волосы с небольшими волнами, которые у нее образуются, когда она недостаточно их расчесывает. Я думаю о ее сверкающих глазах, о невинном изгибе губ. И я позволяю тьме взять верх, представляя, как причиняю ей боль: вонзаюсь в ее тело, как я делал с ее восхитительной подружкой, мини-копией её, лезвие рассекает её кожу как масло. Блядь, от одной этой мысли мой член становится твердым.

Но всё это не умаляет моей реальности. Тот факт, что я не знаю, куда я пойду и что я собираюсь делать. У меня нет ни денег, ни перспектив, ни будущего. Без моего брата и сводной сестры у меня нет ничего.

Но это не имеет значения, потому что я всегда получаю то, что хочу. И чего я хочу?

Теплая кровь моего брата будет размазана по моим рукам. Буду пробовать на вкус слезы Джун, когда она будет оплакивать его. Буду трахать ее, пока она не начнёт умолять остановиться, а потом заберу её жизнь, так же как забрал его.

Я всегда получаю то, что хочу.

Я буду бродить по улицам, если понадобится, спать в грёбаном темном переулке, если это приблизит меня к моей цели. Я натягиваю толстовку на лицо, прикрывая его от любопытных зрителей. Буду, прятаться, потому что не хочу, чтобы меня нашли.

Не сейчас.

Нет, пока я, блядь, не буду готов…

3 месяца спустя

Моя жизнь изменилась, и не в лучшую сторону. Теперь я человек с улицы, претендующий, в частности, на кусок асфальта, как на свой собственный. Я рычу на других бездомных, которые проходят мимо, отчаянно пытаясь сохранить хотя бы этот маленький кусочек тротуара как свое единственное имущество. Иногда я сыт, но чаще всего я голоден. Я ем, когда у меня есть деньги или когда кто-то сжалится надо мной и даст мне бутерброд. Я не умоляю. Это ниже моего достоинства. Но вместо того, чтобы чувствовать благодарность, я поглощен красным туманом, возмущен тем, что кто-то может подумать, что мне нужна помощь.

Я не тот человек, который может сам о себе позаботиться. Меня защищали отец и мачеха, а позже и брат, так что мне ни дня в жизни не приходилось работать. Теперь я знаю, что возвращаться туда, где Кейд может найти меня, слишком рискованно. Так что я остаюсь здесь. Я сделал улицы своим домом.

Сначала я пытался найти работу, но это оказалось бесполезным. Никто не нанимает, а поскольку у меня даже нет туалета, чтобы выглядеть презентабельно, они не взяли бы меня в качестве бармена или официанта. Поэтому я начал делать то единственное, что у меня всегда получалось хорошо. Я продаю свое искусство. Если вы можете назвать эти разбавленные, скучные, обезличенные произведения искусством.

Я хорош в этом, и я это знаю. Но если вы хотите продать, вы должны соответствовать потребностям вашего покупателя. Мои покупатели, люди на улице. Туристы и мамы с колясками, вероятно, не захотят покупать картины с изображением разорванной одежды, раздетой догола Джун. Поэтому я остановился на пейзажах и даже на странных портретах. Но с каждым мазком кисти мне приходится сдерживаться, чтобы не размазать красное по холсту. Цвет взывает ко мне, умоляя, чтобы его использовали. Лица на холсте просят меня расколоть им губу или выколоть глаз. Я борюсь со всеми этими инстинктами, потому что только одно у меня на уме.

Месть.

Моя первая картина создана из вещей, которые я нашёл на помойке в магазине художественных принадлежностей, была продана в тот же день. Довольно скоро я заработал репутацию, и люди стали собираться возле меня, чтобы посмотреть на мои работы. Я никогда не раскрываю им своего настоящего имени и не смотрю им в глаза. Я использую псевдоним Nox(Нокс от латинского: ночь, мрак). Я позволил тьме взять верх, как и было всегда задумано.

Я так зарабатываю, пока у меня в кармане не образуется небольшая заначка, и пачка бумажных банкнот с каждым днем становится все толще. Но этого все равно недостаточно, потому что большинство этих людей, всё равно просто наблюдатели. Они ни хрена не покупают, просто стоят и восхищаются моей дерьмовой работой. И как бы мне ни хотелось разбить им морды, я удерживаю себя от этого. Вместо этого я вежливо улыбаюсь и спрашиваю, что им нравится, пытаясь проникнуть в их головы и убедить их, что они очень важные персоны. Может быть, в один прекрасный день кто-нибудь из них действительно купится на это, черт возьми.

Сегодня я ничего не продаю. Вместо этого я борюсь с похмельем после двух бутылок дешевого вина, выпитых накануне вечером. Я не алкоголик, говорю я себе. Но на дне каждой бутылки есть определенное спокойствие. И довольно скоро они становятся единственным способом, которым я могу дать отпор красному туману, который ежедневно опускается все чаще и чаще, угрожая завладеть моей жизнью, как это было, когда я потерял свою Джун.

Я стою в углу, за который мне пришлось бороться, ветер воет по улицам, пока внезапно не стихает. Время остановилось. По другой стороне дороги, той, где расположены модные магазины с дорогими вещами в витрине, прогуливается пара, их смех мягкий и приятный, их разговор дружелюбный. Рука мужчины на пояснице женщины предполагает, что в их отношениях есть нечто большее, особенно когда его ладонь скользит вниз к ее заднице.

Эта пара Джун Уайлдфокс и Кейд Миллер.

Они проходят всего в нескольких футах от меня, даже не замечая. Я сразу же чувствую, как красный туман окутывает меня, и я плюю на тротуар, рыча при виде их. Они сделали меня таким. Они отправили меня сюда, в тюрьму улиц, и они счастливы без меня. Идеальная пара, но если я и имею к этому какое-то отношение, то ненадолго, черт возьми.

Я резко встаю, в голове стучит. То ли это от похмелья, то ли от гнева, который я испытываю, я не могу быть уверен, но я уже знаю, что на этот раз не смогу бороться с красным туманом.

Они выглядят идеально. Он в том дурацком пальто, которое всегда носит, и его волосы длиннее, взъерошиваются каждый раз, когда Джун игриво проводит по ним рукой. На ней красивое платье в цветочек и кардиган, ее длинные волосы спадают на спину. Она выглядит чертовски красивой.

Безумное желание пронзить ее тело своим членом поглощает меня. Всякий раз, когда я вижу что-то красивое, внутренняя потребность побуждает меня уничтожить это. И Джун, моя младшая сестренка, самая красивая из них всех. Мои руки сжимаются в кулаки по бокам, и я направляюсь к ним. Готов разбить Кейду лицо и, наконец, заявить права на киску Джун как на свою собственность. Так и должно было быть с самого начала.

Вот тогда-то я и вижу это…

Джун поворачивается в сторону, и я вижу слабый намек на ее выпуклый живот. Она никогда раньше так не выглядела. Мои инстинкты никогда не лгут, и теперь они раскрывают мне правду.

Джун Уайлдфокс беременна.

Я, блядь, хочу убить Кейда. Решимость покончить с этим раз и навсегда движет мной вперед. Мне, блядь, все равно, кто это увидит. Мне насрать, если я попаду в тюрьму на всю оставшуюся жизнь из-за этого. Будь я проклят, если позволю ему забрать ее и ребенка, растущего внутри нее.

— Вы уличный художник? — Кто-то прерывает мой мыслительный процесс. На моем пути встает тело, больше и шире меня, и мои глаза тут же раздраженно стреляют вверх.

— Уйди с дороги, — рычу я, уже двигаясь, чтобы уйти от него, но он обходит меня стороной, преграждая мне путь.

— Я не хочу никаких неприятностей, — заявляет он, поднимая руки в воздух, то ли защищаясь, то ли успокаивая меня.

— Но ты нарываешься, — рычу я ему в ответ, наконец-то хорошенько разглядев мужчину.

Ему около пятидесяти, он холёный и одет в строгий деловой костюм. Он определенно не выглядит так, как будто ему место на этой стороне улицы, ему больше подходит другая сторона с роскошными магазинами.

— Я слышал о твоих работах, — говорит он успокаивающе, игнорируя мою вспышку.

Через его плечо я вижу, как Джун и Кейд сворачивают за угол, и мне становится еще тревожнее, отчаянно хочется убежать. Отчаянно хочется убить, причинить боль, искалечить, оставить шрамы.