— На самом деле это заблуждение, что детям нужна тишина, чтобы спать. Находясь в утробе матери, они слышат много шума, и ребенку полезно расти, слыша смех. Приходи и убедись сам, насколько она спокойна.

Его глаза прошлись по ней. Растерянный взгляд, как будто он не знал, что ответить, поэтому она вложила свою руку в его и повела его к темной комнате Атии, отодвигая сетку. Атия лежала на спине, положив одну руку на голову, пока она спала.

— Вот видишь, — сказала она с улыбкой, глядя на него снизу вверх. — Спит как младенец. Разве она не прекрасна?

Он предположил, что так оно и было, с ее черными кудрями, обрамляющими лицо, с глазами, обрамленными темной линией ресниц, с розовыми и совершенно безмятежными губами. Он кивнул. 

— Так и есть, — и только потом, когда он протянул руку, чтобы проверить, такая ли гладкая кожа на ее щеке, как кажется, понял, что рука Торы все еще в его руке. — Я тебе доверяю, если ты так говоришь, значит так и есть, — сказал он и сжал ее пальцы, прежде чем отпустить их, и коснулся пальцами, согретыми Торой, щеки своей сестры. Такой гладкой. Такой идеальной. Ребенок слегка пошевелился, прежде чем снова погрузиться в сон, и Рашид убрал руку, чтобы больше не беспокоить ее.

Тора все еще улыбалась, и это было все, что она могла делать, чтобы не заключить его в свои объятия. 

— Карим дал мне это для тебя, — сказал он, вытаскивая листок из-под книг, которые он нес, и протягивая ей инструкции по доступу в интернет.

— Спасибо, — сказала она.

— И твои деньги были переведены.

Тора закрыла глаза и прижала бумагу к груди. 

— Большое тебе спасибо, что сообщил.

Она выглядела прекрасно. Она сбросила тусклую униформу и слишком тугой пучок и была одета в шелковый халат, который не облегал и все же снова превратил ее в женщину, женщину, которую он знал, скрытую под ним, с грудью, бедрами и изгибами между ними, и она что-то сделала со своими глазами, чтобы они выглядели дымчатыми и соблазнительными, и теперь, из-за того, что он сделал, она выглядела сияющей.

Он был сумасшедшим, если когда-либо воображал, что может оставить ее в покое.

— Это еще не все, — сказал он, и его голос прозвучал хрипло даже для него. — Карим завтра проводит для меня экскурсию по шести новым дворцам, и я пришел спросить тебя, не хочешь ли ты составить мне компанию.

— Я?

Ее глаза загорелись, как будто она хотела сказать "да", но они были настороженными. Напряженными. Она не доверяла ему. У нее была веская причина. 

— Ты.

Она посмотрела на ребенка. 

— И Атия?

— Нет причин таскать ее с собой. Мы будем садиться в машины и выходить из них в самую жару. Ей будет гораздо удобнее оставаться здесь.

— Но…

— Пожалуйста, Шейха, я могу присмотреть за ней.

Тора посмотрел на Юсру. 

— Ты уверена? Нас может долго не быть.

— Это не проблема. Атия это наслаждение.

— Значит, все улажено, — сказал Рашид, чувствуя себя лучше, чем когда-либо за долгое время. — Мы отправимся после завтрака.

Тора посмотрела на него, ее подчеркнутые глаза были навязчиво прекрасны, а губы слегка приоткрыты.

— Тогда после завтрака, — сказала она, когда они шли к двери.

Но перед уходом он обернулся, желая еще раз взглянуть на нее, вот так, как на женщину, одетую в шелк, а не на застегнутую на все пуговицы няню с булочкой. 

— Я вижу, ты нашла что надеть.

— Да. Ты был прав, Карим организовал для меня целый гардероб одежды. Юсра помогала мне разобраться, что к чему.

— Мне нравится, что на тебе надето, — сказал он, кивая на ее выбор. — Ты выглядишь потрясающе.

И ее губы неуверенно шевельнулись, но он не услышал, сказала ли она что-нибудь на самом деле, потому что он ушел.