В то время он ругал себя, думая, что это он виноват, но когда он подумал об этом намного позже, в долгие часы, когда сон ускользал от него, он понял, что она не пыталась оттолкнуть его до того, как Атия заплакала, она была такой же соучастник этого поцелуя, как и он, доказывая ему, что он не единственный, кто так себя чувствует. Чувствуя эту потребность.

Это было не просто односторонне. Между ними все еще оставалось незаконченное дело. Так почему же он боролся с этим? Какой смысл было возводить стены между ними, когда они казались такими бесполезными, и никакая стена еще не остановила его от желания ее? Может быть, было бы лучше разобраться с проблемой лицом к лицу, а не притворяться, что ее не существует. Переспать с ней. Вытащить это из своего организма, чтобы он мог, по крайней мере, мыслить здраво.

Ему нужно было мыслить трезво.

Он остановился, положив руки на дверь в библиотеку.

С другой стороны, может быть, ему лучше было держаться на расстоянии. От нее были одни неприятности. Мадонна, сирена и землеройка, все это в одной раздражающей упаковке.

Он фыркнул. Да, он пытался оставить ее в покое, и посмотри, как далеко это его завело. Но он не мог просто сказать ей, что изменил свое мнение о своей политике невмешательства, и ожидать, что она пойдет на это. Она ясно дала понять, что не собирается снова просто лечь с ним в постель по щелчку его пальцев. Но что же делать?

Устав мучить себя из-за нее, он распахнул двери.

— Ваше превосходительство, — сказал Карим, который ждал его внутри, уже занятый своими заметками и составляя свои бесчисленные планы для Рашида, пока он ждал. — Я надеюсь, ты хорошо спал.

— Более или менее, — сказал он, не желая думать о том, как мало он спал, или о том, почему. — Итак, что мы должны рассмотреть сегодня?

— Много чего, — подтвердил Карим. — Но я знаю, что все это очень сухо, и шейх Золтан скоро будет здесь, поэтому я подумал, что, возможно, завтра мы могли бы совершить экскурсию по новым дворцам Малика, чтобы узнать, не предпочтете ли вы использовать один из них в качестве своей официальной резиденции.

— Если ты считаешь, что это важно. Напомни, сколько их было?

— Шесть.

Боже мой. Рашид подавил вздох, чувствуя себя уже отягощенным объемом исторических и экономических текстов, которые ему дали переварить. 

— Разве нет более важных вопросов для рассмотрения?

— Конечно. Но если я могу использовать выражение, которое вам, возможно, хорошо известно, Рим был построен не за один день. Вам еще предстоит принять эту роль, и было бы глупо ожидать, что вы справитесь с ней за одну ночь. В королевстве есть вещи, которые нужно оценить, которые не требуют вашего изучения старых документов или пыльных томов двадцать четыре часа в сутки, вещи, которые могут дать вам более широкое представление перед вашей возможной коронацией.

—Хорошо, — уступил Рашид, сжимая пальцами переносицу. — Устрой это.

Карим поклонился. 

— Сделано.

И вдруг Рашида осенило. 

— А как насчет Торы? Может, она тоже поедет?

— Шейха Виктория? — Визирь покачал головой, размышляя. — Не вижу препятствий, почему бы и нет. Она, без сомнения, была бы рада увидеть еще что-нибудь из нашей архитектуры.

— Это не вызовет никаких проблем, если люди увидят Тору со мной, только для того, чтобы она впоследствии исчезла?

Карим выглядел беззастенчиво, взвешивая воздух своими большими руками. 

— Это не будет проблемой. За прошедшие годы наши люди привыкли видеть нашего эмира с любой из множества наложниц, и, честно говоря, они были бы еще больше удивлены, узнав, что ты не женат.

— Отлично, — сказал Рашид, потирая руки, когда впервые за день улыбнулся. Может быть, день, проведенный с ним, докажет ей, что он не тот угрюмый, обиженный и несчастный монстр, которым она его нарисовала. Может быть, если бы они могли сначала подружиться, они могли бы стать чем-то большим... — Итак, на чем мы остановились?

* * *

Тора наслаждалась днем чистого девчачьего веселья. Это началось утром, когда Юсра провела для нее экскурсию по различным садам дворца, вокруг бассейнов и фонтанов, где пышная листва, цветы и брызги воды в сочетании делали воздух восхитительно прохладным и ароматным, а крошечные птички порхали от куста к кусту. Это было экзотично, необычно и безмятежно. И после напряженного завтрака с Рашидом Тора почувствовала, как спокойствие проникает в ее кости, и она снова может дышать.

Как раз в тот момент, когда она подумала, что лучше и красивее уже быть не может, Юсра показала ей тайный сад, спрятанный во внутреннем дворе густо заросший деревьями и пальмами, которые уступали место пруду с лилиями, в котором плавали маленькие утята. И там, спрятанный в центре, как драгоценный камень в подарочной упаковке, стоял квадратный павильон с колоннами цвета слоновой кости и красной балюстрадой с черепичной крышей и белыми занавесками для стен, которые мягко вздымались с высоты.

— Как красиво, — сказала она, проклиная неадекватность описания, когда Юсра улыбнулась, ожидая ее реакции. Это было похоже на сказку, которая стала еще больше, когда два павлина появились из листвы и тихо ушли. Тора был в восторге от всего этого. — Что это? — Спросила она.

— Он называется Павильон Махаббы и был построен эмиром Халимом, когда умерла его любимая жена. Видите ли, это был ее любимый дворик. И он любил ее так сильно, что назвал в честь каджарийского слова, означающие любовь, махаббат. Говорят, он наполнил этот бассейн своими слезами. — Пойдем, — сказала она, указывая дорогу. — Я договорилась, что мы будем пить там чай.

— Значит, это павильон любви, — сказала Тора несколько минут спустя, сидя на одном из низких диванов, думая о том, насколько это уместно, как романтично и как трагично, представляя эмира, стоящего между занавесками, смотрящего на пруд и вспоминающего свою любимую жену. Рядом с ней на коврике на полу Атия играла под детским тренажерным залом, дрыгая ножками и колотя своими маленькими ручками по висящим над ней игрушкам. — Должно быть, он действительно любил ее.

Юсра кивнула. 

— Сердце каджарийского эмира стоит сердец десяти любящих мужчин. И говорят, что эмир любил в десять раз сильнее.

Тора отпила чаю, не желая спорить, но не совсем уверена, что это относится ко всем эмирам. Малик, возможно, любил в десять раз больше других мужчин со своими дворцами, полными гаремов, а потом был Рашид.

Она хотела верить, что у Рашида есть сердце. До сих пор она не видела особых свидетельств этого, но ей так хотелось, чтобы это было там, хотя бы для того, чтобы его сестра росла в окружении любви, а не безразличия. И она снова задумалась о человеке, который проговорился, что его собственного детства не хватало. С ним случилось что-то ужасное, это было ясно, что-то связанное с мучительной историей, которая глубоко ранила его и, если она не ошибалась, все еще причиняла боль.

Ей должно быть все равно, сказала она себе. Он был для нее ничем иным, как средством для выполнения обещания, которое она дала своей лучшей подруге. Ничего больше для нее, чем это, если не учитывать одну жаркую ночь лучшего секса, который у нее когда-либо был, и один украденный поцелуй прошлой ночью, который она не хотела заканчивать.

Ей действительно должно быть все равно.

И все же было трудно в это верить.

* * *

Вторая половина дня представляла собой другой вид развлечений. Их было только трое, Тора, Юсра и Атия, в гардеробной, переполненной самой потрясающей одеждой, которую Тора когда-либо видела.

Юсра сидела, обнимая Атию, на диване в изножье кровати с балдахином, а Тора превращалась в модель и примеряла одежду за одеждой под бурные аплодисменты и поддержку в перерывах между чашками медового чая и сладостями из орехов, сушеного инжира, абрикосов и фиников. Юсра советовала ей, какие из них больше подходят для дневного времени, а какие она могла бы рассмотреть для ночных мероприятий, таких как официальные ужины.

Как Кариму это удалось, подумала Тора, надевая другое платье, она понятия не имела. Они все были на пути в Каджаран, когда была придумана вся эта безумная схема брака, поэтому он должен был бы отправить сообщение с самолета со своими инструкциями.

Очевидно, что это был совсем другой мир, когда кто-то был связан с королевской семьей.

— Да, это! — Сказал Юсра, когда Тора повернулся к молодой женщине, одетой в платье из шелка цвета морской волны с вышивкой вокруг выреза и на манжетах рукавов. — Этот цвет тебе так идет. Ты прекрасно выглядишь.

Тора повернулся к зеркалу, и была склонна согласиться. Это было красивое платье, мягкое, как шепот, на ее коже и такое прохладное. 

— Мне нравится, — сказала она и перешла к следующему.

И после того, как они перебрали все содержимое гардероба, и уложили вздремнуть крошечную Атию, Тора не смогла вернуться к своей удобной юбке и рубашке, но вернулась к платью цвета морской волны, которое было таким восхитительно прохладным на ее коже. Юсра расчесала волосы и накрасила глаза, так чтобы у нее стали каджарские глаза, как она их назвала, подведенные краской, прежде чем она накрасила ноги Торы. 

— Совсем чуть-чуть, — сказала она, — потому что к коронации тебе все смоют. — Тора вернула услугу, накрасив ногти на руках и ногах Юсры и заставив молодую женщину хихикать, когда она щекотала ее пальцы.

Они обе смеялись, сравнивая результаты, когда раздался стук в дверь и вошел Рашид.

— Приятно видеть, что кому-то весело, — сказал он, обводя взглядом комнату, чтобы разобраться в ситуации. — Весь этот шум не разбудит ребенка?

Юсра немедленно поклонилась, скромно сложив руки на коленях, ее накрашенные пальцы ног были незаметно спрятаны под халатом, как будто ее отчитали. 

— Прошу прощения, — тихо сказала она.

Тора не видела причин для раскаяния. Она действительно увидела возможность приблизить Рашида к заботе о его сестре.