- Совершенно верно: медики, бактериологи, - спокойно возразил Ферн, - а я говорю о представителях экономической науки.

- Если у господина Докпуллера не хватает свободных денег на весь план, то хотя бы частично... Я просил об этом...

- Нет вещи, на которую у господина Докпуллера не хватило бы денег! - гордо ответил экономический советник. - По правде говоря, расходы по осуществлению всего вашего плана были бы для нас совершенно неощутимы. Но даже небольшие расходы должны быть экономически оправданы.

- Вы хотите сказать, что мой проект не дает экономического эффекта непосредственно для вас? - догадался Чьюз.

- Напрасно вы считаете нас такими эгоистами, - возразил Ферн. - Пример Института имени Докпуллера опровергает такое мнение: разве мы имеем от него какую-нибудь пользу для себя? Поверьте, господина Докпуллера недаром называют покровителем науки. Нет, мы не эгоисты. Мы думаем не о себе, а обо всем обществе: для него ваш проект представляет опасность.

- Опасность? - воскликнул окончательно пораженный Чьюз. - Спасти миллионы жизней - это опасно?

- Да, опасно, - спокойно ответил экономист. - Вы не волнуйтесь, профессор. Обычная история: даже крупные представители естествознания беспомощны в экономических вопросах. Вы же понимаете, что ваше открытие имеет дело не только с микробами, но и с общественными отношениями. Если ваши действия по отношению к микробам строго научны, то таковы ли они в отношении общества? Спасти миллионы человеческих жизней - говорите вы. Простите, профессор, это сентиментальность, несовместимая с наукой. Ученый должен ставить вопрос научно: нужно ли это спасение человеческих жизней, полезно или вредно оно для общества?

- Да что вы говорите? - воскликнул Чьюз. - Как же это может быть вредно?

- Очень жаль, что вы этого не понимаете, - все тем же спокойным тоном продолжал Ферн. - Вы говорите, что спасете миллионы жизней... А я приведу вам другие цифры: в стране десять миллионов безработных, на каждого в среднем приходится два-три члена семьи - иждивенца, - итого двадцать-тридцать миллионов человек, по существу, не имеют средств для жизни! Таков непреложный экономический закон: на земле стало тесно, она не может прокормить всех. И в этой борьбе за существование, обоснованной вашим же коллегой Дарвином, наименее энергичные, наименее способные остаются за бортом. И вот к этим миллионам вы хотите добавить еще несколько миллионов, которые без вас были бы убраны болезнями. Зачем? Чтобы стало еще теснее? Чтобы средств для жизни было лишено не тридцать миллионов, а пятьдесят, восемьдесят, сто миллионов?

- Мне кажется, я с ума схожу! - воскликнул Чьюз в полном отчаянии. Десятки лет я искал, как уничтожить болезни, а теперь мне говорят, что это вредно! Что же вредно? Жить вредно? Тысячи лет человечество ищет спасения от болезней - и это вредно?

- Профессор, вы преувеличиваете. Никто не говорит, что не нужно лечить людей. Но лечить - это одно, а уничтожать все болезни - это совсем другое. Ваше изобретение вызвало бы такой переворот в экономической и социальной жизни, какого вы в своей лаборатории и предвидеть не можете...

- Нет, нет, тут что-то не так! Современная медицина - это не мелкий провинциальный врач, подлечивающий больных. Она стремится именно уничтожить болезни. Так почему же ваша наука идет против этого? Пусть я не знаю вашей науки, но как бы различны науки ни были, не может одна идти против другой!

- Конечно, не может! - подтвердил Ферн. - Но ведь это вы пытаетесь идти против экономической науки, более того - против своей же науки, против биологии, против ее основного закона выживания наиболее приспособленных. Вы заменяете этот ясный, суровый закон своими сентиментально-моралистическими побуждениями. Это антинаучно!

- Антинаучно? - в страшном гневе закричал Чьюз. - Пятьдесят лет я занимался научными работами, а вы будете учить меня, что такое наука? По-вашему, чума, оспа - это естественные законы, не надо им мешать? Во что превратилось бы человечество с такой "наукой"!

- Человечество, человечество, - пренебрежительно сказал Ферн. - Что такое человечество? Фикция, абстрактная логическая категория. Люди слишком разные, не равноценные, чтобы говорить о человечестве. Гуманисты превратили человечество в самоцель, в божество. Человечество - средство, а не цель, говорит Ницше, - и он тысячу раз прав. Человечество, - говорит он, - материал для опыта, поле обломков. А разве не то же самое говорит наука, Дарвин? Тысячи червей гибнут для того, чтобы остался один, наиболее приспособленный червь. Тысячи людей должны погибнуть, чтобы выработался один настоящий человек.

- Теперь я понял вашу экономическую науку, - уже спокойно сказал Чьюз. Ему даже стало стыдно своего гнева: с кем он спорит? - Вы хотите, чтобы люди оставались червями. А мы хотим сделать людей людьми. Да, да, всех сделать людьми!

- Не будем спорить, - сказал Ферн. - Господин Докпуллер просил передать вам два предложения: во-первых, установить ваши приборы в его доме и в саду.

- Как, только для него?

- Во-вторых, принять участие в изучении проблемы продления жизни.

- Чепуха! - снова раздражаясь, воскликнул Чьюз. - И потом это же увеличит число безработных, да еще каких: стариков!

- Господин Докпуллер приглашает вас на службу с тем, чтобы вы нашли средство к продлению его жизни. Других это не касается.

- Разных там погонщиков скота...

- Что?

- Итак, Докпуллер хочет прожить до двухсот лет, а дети пусть умирают! Вот она, ваша наука! Но я молчать не буду! Я разоблачу вас! Я напишу в газеты!

- Что ж, попробуйте! Вы просто не представляете, профессор, что говорите.

Не прощаясь, Чьюз выбежал вон.

7. Профессор Чьюз пробует изменить направление лучей

Лекарство не хуже ли болезни?

О. Бальзак. "Утраченные иллюзии"

Что же делать? Да, да, что делать дальше? Вернувшись в свою лабораторию, Чьюз мучительно думал над этим. Последняя надежда исчезла. Миф о "просвещенной филантропии", которому он уже готов был поверить, рассыпался при первом же прикосновении к нему. Сам "великий филантроп" превратился в чудовищную карикатуру.

И все-таки даже не это было самым ужасным. Чьюза неустанно терзала мысль о том, что десяткам миллионов людей нечем жить.

Он знал о безработице, но ему никогда не приходило в голову, что между безработицей и его научными работами может быть какая-нибудь связь. Если же на земле действительно тесно, к чему его работы, к чему лучи? От чего приятней умирать: от туберкулеза или от голода?..

В то время как он ломал голову в поисках выхода, Ферн считал, что все в порядке - законы биологии, Дарвин, борьба за существование... Зачем ему иной порядок! Пусть погибают миллионы "червей" - ведь "сверхчеловек" Докпуллер живет! По одному его требованию ему доставят в ящиках земной шар!

Борьба за существование! Но разве человек только животное? Разве история человечества лишь разросшаяся глава из Брэма? Животным тесно, потому что они ищут готовую пищу, но человек работает, производит, сеет, - разве не может он создать для себя достаточно пищи?

И вдруг Чьюз вспомнил... "Да, да, возможно, здесь разгадка?"

Он заперся в лаборатории - и все опять вошло в норму. Дни и ночи он не прерывал своего уединения. Профессор впускал к себе только маленького Гарри, продолжая опыты облучения, да Роберта, который приносил ему пищу и необходимые материалы.

Чьюз вышел из лаборатории через месяц. Таким оживленным Роберт не видел его уже давно, с самого момента открытия этих "проклятых лучей" (иначе Роберт их и не называл - столько беспокойства внесли они в его прежде размеренную жизнь). Профессор даже что-то напевал себе под нос - Роберт знал, что это случалось с ним чрезвычайно редко, в самые счастливые минуты.

В таком настроении Чьюз поехал в совершенно новое место: в министерство земледелия. Его принял сам министр Моррисон. Он был озадачен приездом ученого. Чьюз это заметил.