Волны снова заходили, послушалось бульканье и тихий всплеск, а затем отражение вздохнуло, сонно клюнуло носом и сказало Сделано. Бухгалтер попросил подтверждения, получил его, и позволил себе с удовольствием потянуться, скрипнув суставами. Затем с улыбкой скромного удовлетворения тем, что только что удалил все записи своих важнейших клиентов из Департамента Доходов, он склонился над письменным столом, уронил голову на руки и заснул.
Отражение осталось на месте. Ему, вроде, было все равно; похоже его вполне устраивало бездумно смотреть в пустоту. Оно было уже расстаять в кружках, когда поверхность воды что-то потревожило. Лицо изменилось; оно перестало быть отражением бухгалтера, и стало симпатичным личиком, ярко розовым, сверкающим и расписанным, с двумя черными точками вместо глаз, смазанным ртом и длинным носом. Голова как-то неуклюже и механически крутилась из стороны в сторону. На ней была альпийская шапочка с пером.
Помогите, - сказало лицо.
Ничего не произошло. Лицо снова искуственно огляделось.
Помогите, - повторило оно.
Бухгалтер дернулся и закряхтел во сне. Ему приснилось, как кто-то попросил его сделать что-то, чего он делать не хотел, а когда он спросил сколько этот кто-то готов был заплатить, то ответа не получил. Он снова закряхтел и его губы шевельнулись.
Помогите, - в третий раз сказало лицо; бухгалтер рыкнул и сел, глаза все еще крепко закрыты, так как сам он все еще крепко спал.
Подождите пожалуйста, - прорычал он.
Набор выражений деревянного лица, естественно, ограничен, но ему удалось выразить радость, покачав головой из стороны в сторону. Ну же, - сказал он, — У меня не так много времени, а эти два умалишенных могут вернуться в любой момент. Пожалуйста, поторопитесь. Пожалуйста.
Но сочуствия нелегко добиться даже от бодрствующего бухгалтера, не говоря уж о спящем; по мере трудности нечно среднее между его зубами и деньгами. Короче ни в какую.
Вы просто должны помочь мне, - умоляло лицо. - Меня зовут Карл Вильсон и меня здесь быть не должно, честное слово. На самом деле я застрял в этой деревянной кукле в этой жуткой лаборатории, как из плохого ужастика, они подключали ко мне провода и пускали ток, а я всего лишь врубился, чтобы даром поиграть в компьютерную игрушку. Даже Микрософт с людьми так не поступает. И вообще, это была идея моей сестры, а не моя, так что если кто и должен здесь быть…
Для помощи, - сказал бухгалтер ровным жужжащим голосом, — выберите соответствующее зеркало и нажмите f1.”
“Да уж,” — провыло деревянное личико, выражая усталось и безнадежность, дергая головой в разные стороны. “Скажи мне как без мыши и клавиатуры.”
Для помощи выберите соответствующее зеркало и нажмите f1.”
“Да нет же, у меня нет на это времени,” — огрызнулось деревянное личико. “Хотя подожди-ка, ладно, попробуем кое-что. Запусти распознаватель голоса.”
Бухгалтер не шевельнулся. “Чтобы запустить распознователь голоса, выберите соответствующее зеркало и нажмите f9.”
Лицо замоталось так, что голова почти отвалилась. “Да, но как?” - потребовало оно, — “слушай, не вредничай.”
“Неправильная команда или имя файла.”
“Ладно, ладно.” Лицо резко наклонилось вправо, чтобы создать впечатление Сосредоточенности.
“Начнем с очевидного. Выбери соответствующее зеркало для распознавания голоса.”
Рот бухгалтера скривился на пол-миллиметра прежде чем тот ответил “Ошибка, Маршрут не найден.”
“Ты вшивый…” - лицо повернулось на 180 градусов, маневр от которого человеческий позвоночник сломался бы. “Они идут сюда,” - прошипел он, — “Барон и его уродливый друг. Давай же, ты обязан… Ах, покинуть Зеркала.”
Лицо с всплеском исчезло, а поверхность воды медленно покрылась кругами; сначало в одном направлении, а потом в другом, как приливы и отливы океанов крохотной планеты. Выражение лица бухгалтера смягчилось во что-то походящее на улыбку, в то время как маленький паучок, болтающийся на конце паутины, упал ему в ухо.
Человек чесался еще больше чем лягушка.
К тому же, пробурчал себе под нос, тоскливо глядя на свое отражение в луже, это выглядело глупо. Конечно, бывали времена, когда любому уважающему себя животному приходилось встать на задние лапы; чтобы открыть дверь или достать что-нибудь с нижней ветки дерева. Но вид проводивший всю свою жизнь на задних лапах был смешон и все тут, презренный как круглый пакетик для чая - какие-то торговые представители решили, что если до этого еще никто не додумался, то следует попытаться. Было бы достаточно, если бы это были какие-нибудь природно тупые, деморализованные особи вроде птиц и рыб ; но чтобы волка насильно и нежданно зашили в обезьянний костюм и заставили шататься по округе на половине лап было почти невыносимо. Хотя он знал, что это не поможет, ему очень хотелось запрыгнуть в лужу и валяться, пока Человек не смоется.
Итак: важнейшая задача, избавиться от него. А для этого ему нужно найти ведьму.
Ха!
Типично, рассуждал Клык, мрачно тащась на двух ногах по пыльной дороге. Обычно шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться в этой части леса на ведьму. Потряси любое дерево и с него свалится ведьма. А теперь, когда он активно разыскивал одну из них, где они все?
Затем он свернул и оказался перед весьма запущенной башней, ссутулившейся среди деревьев, как притворяющийся страусом космический корабль, а остатки его безошибочного волчьего обоняния почуяли свежий ветер. Насыщенную, плесневую, неприятную вонь; застывший жир, немытая человечина, йод, кошачья моча, лук, и какие то дешевые духи от Джорджио Армани, все вместе это явилось бы достойным оружием на поле боя. Ведьма.
Клык глубоко вдохнул и чихнул. Еще один определенный минус человеческого тела было его ужасное обоняние; чтобы получить достаточно информации, было необходимо вдохнуть количество воздуха, достаточное для того чтобы поднять в воздух небольшой воздушный шар.
Ведьма была наверху башни, а башня была естественно заперта. Запрокидывая голову, Клык постарался найти доступные окна, удобно расположенные водосточные трубы, пожарные выходы и даже (не станем забывать само собой разумеющееся) открытую дверь, — какою-нибудь лазейку. Ничего: самые нижние окна находились на пятом этаже, а тяжелые ставни были решительно закрыты. Ну да ладно, сказал себе Клык, ведьм-то много, а шея у меня одна. Он печально покачал головой и уже было потрусил прочь, когда что-то свесилось из башни до уровня его подмышек. Веревка.
Уже лучше, но вот только с какой стати здравомыслящая ведьма станет бросать веревку вместо того, чтобы просто спуститься и открыть дверь? Лень одолела? Странное чувство юмора? Он задрал голову и увидел, что веревка свисала из самого верхнего окошка башни; подъем будет головокружительный, и он не был уверен, что умеет лазать по веревкам в человечьем обличье. К тому же, сама веревка была какой-то странной. Вместо обычного грубого серого материала она была сплетена из каких-то тонких желтых нитей. Волос, даже.
Веревка из волос; что ж, ведьмы - народ чудной, к тому же, как водится, не сильно богатый. Стоило еще вспомнить, что человеку, живущего на вершине очень высокой запертой башни возможно делать было нечего, кроме как плести отбросы парикмахерской в длинную белокурую веревку. Это объясняло сам состав веревки, но не то почему она внезапно возникла у него под носом. Стоило так же подумать над старой стайной поговоркой, что если враг тебе предлагает средства передвижения, то их лучше не трогать, потому что, это наверняка ловушка.
Благоразумие диктовало, что без особых доказательств, он должен был считать каждого встречного не-волка скорее врагом, чем другом. Однако из любопытства, он протянул руку и слегка дернул за веревку.
“Ай!”
Голос раздался с заоблачной высоты и ни в коей мере не подходил, ведьмам, встречавшимся Клыку. Он был юный, девчачий и серебристый, а потому, скорее всего, от его обладательницы Клыку будет столько же пользы сколько от картонной отмычки. Ему искал чего-то древнее и морщинистое и особенно старушачье, а не какую-то длинноволосую девчонку.
“Извиняюсь,” - проорал он в ответ.
Веревка поползла вверх по стене; очевидно ее владелица не верила, что он не станет дергать ее снова. Он посмотрел ей во след, а потому был в идеальном положении, чтобы рассмотреть содержимое фарфорового сосуда, которое вылили из окна невидимые руки и которое выплеснулось прямо ему на голову. Мокрое и вонючее. В некотором смысле туалетная вода. Он закрыл глаза, ругнулся, и пошел прочь. На повороте он едва увернулся от яблочного огрызка, пущенного ему вслед, а затем от старого башмака и кофейной чашки. Все вместе они явно составляли намек.
“Ладно, уже,” - заорал он, когда намек был подкреплен половиной кирпича и испортившейся неделю назад порцией макаронного сыра, — “Я ухожу…”
“Помогите!”
Услышав второй голос он застыл на месте; как оказалось на свое счастье, ибо кто-то швырнул старую сковородку, которая пролетела у него под носом по траектории, явно расчитанной на его продвижение вперед, и если бы он так и двинулся, то уже лежал бы без сознания.
“Помогите! Помогите!”
А вот это, улыбнулся про себя Клык, уже лучше. Грубый надтреснутый, с одышкой, скрюченный старый голос, не просто особенно старушачий, а очень даже старушачий; владелице этого голоса было не меньше ста пяти лет и она вполне могла оказаться подружкой месяца текущего номера журнала “Ведьма.” Инстинктивно увернувшись от яйца настолько старого, что его мог бы снести археоптерикс, Клык поспешил обратно к основанию башни, навес у которого смог бы предоставить ему некоторую защиту от летающих предметов домашнего хозяйства, и где он мог бы составить план действий.