— Твой отец убил моего брата.

Что?

Мой отец никого не убивал. Я не могу ответить или защитить его честь из-за кляпа, но отвожу взгляд. С ворчанием он поднимает руку, делает шаг ко мне, и я вздрагиваю, приготовившись к удару. Константин разворачивается и прижимает меня к себе, вставая между мной и кулаком другого мужчины.

— Тронь ее, и ты потеряешь свою гребаную руку.

Другой мужчина отступает.

— Она моя, ее можно использовать. Хочешь добраться до Валенсии? Он будет искать свою гребаную дочь, — наступает напряженная тишина, затем седовласый мужчина разражается лающим смехом. Человек, который угрожал мне, качает головой и уходит. Вдалеке я замечаю молодого мужчину с широко раскрытыми, пустыми глазами, наблюдающего за мной. Я смотрю на него, пока он не отворачивается.

Константин допивает свое пиво, как будто у него обеденный перерыв, сминает банку, затем бросает ее в кучу мусора. Мужчины расходятся, обещая встретиться в месте под названием «Яма» сегодня вечером, после захода солнца.

— У меня есть время, — говорит мне Константин, таща меня к маленькой черной машине, припаркованной в тени снаружи.

Время для чего? Я хочу спросить его. Но правда в том, что у нас полно времени, чтобы сделать, черт возьми, что угодно. Я полностью в его власти, а этот человек жаждет мести.

Я пытаюсь заметить, где мы находимся, но не могу. Я никогда в жизни не видела это место, и у меня отчетливое ощущение, что оно одновременно и пустынное, и обитаемое. Когда мы направляемся к машине, я вижу покосившуюся старую стальную вывеску.

«Мясник и сын».

Запоминаю.

Он думает, что я имею какое-то отношение к своему отцу и работала с ним, чтобы получить информацию. Что-то подсказывает, он не поверит, что мой отец даже не знал, что я была там. Он встретился со своими братьями и, вероятно, с некоторыми нейтральными союзниками или друзьями, которые также должны ему услуги. И он хочет что-то сделать с Петровым?

Что он сделает со мной?

Он открывает дверцу блестящей черной машины. Я не знаю марку автомобиля, но от него веет роскошью и изяществом, салон из матовой кожи цвета слоновой кости, блестящие хромированные вставки и вместительный салон. Однако я здесь не для того, чтобы восхищаться машиной. Он бесцеремонно бросает меня на пассажирское сиденье.

Я наблюдаю, как он обходит машину и открывает дверь со стороны водителя. Садится со вздохом удовлетворения. Бьюсь об заклад, приятно снова сидеть на водительском месте. Двигатель оживает и мурлычет, когда он поворачивает ключ.

И все же он ничего не говорит. У меня так много вопросов и так мало ответов.

Я смотрю, как он достает что-то из своей сумки, протягивает руку и завязывает это, как повязку, вокруг моих глаз. Я погружаюсь во тьму. Лучше так, чем в замкнутом пространстве, но я все равно ненавижу это чувство. Предполагаю, мне не позволено видеть, куда мы едем дальше. Вероятно, в безопасное место для таких людей, как он.

Я вздрагиваю при звуке его голоса, потому что не ожидала, что он заговорит.

— Ты можешь сказать, что невиновна, Клэр. Можешь сказать, что твой отец не окружной прокурор или что ты нихрена не знаешь о его планах, — я вздрагиваю от ощущения его руки на моей ноге. — Но знай… я очень, очень хорошо разбираюсь в искусстве допроса заложников. На самом деле, мое братство часто вызывает меня только для того, чтобы выполнить эту работу. Можно даже назвать это моей специальностью.

Я знала это. Это было понятно лишь по его взгляду, даже когда он был в цепях по другую сторону стола.

Мой желудок сжимается. Он может допрашивать меня сколько угодно, но я не дам ему желаемого ответа, потому что не могу.

Я замираю, когда его рука перемещается дальше вверх по моей ноге. Он отталкивает мое платье в сторону.

— Ты надела это, чтобы подразнить меня, не так ли? — я не отвечаю. Подпрыгиваю, когда он резко шлепает меня по ноге. — Отвечай, когда я задаю тебе вопрос. И позволь спросить еще раз. Ты сделала это нарочно? Платье. Волосы. Весь наряд, просто чтобы показать, насколько ты крутая?

Я абсолютно точно сделала это нарочно.

Думаю, прежде чем ответить, но в конце концов киваю головой. Да. Да. Я именно так и сделала.

— Это был очень плохой поступок. У тебя какой-то заскок на «плохую девочку», Клэр?

Я даже не знаю, что это такое.

Качаю головой из стороны в сторону.

Когда он прищелкивает языком, я вздрагиваю.

— Клэр, не лги, или мне придется наказать тебя. Ты лжешь мне?

Я яростно мотаю головой из стороны в сторону. У меня нет заскоков о плохой девочке или как там, черт побери.

— Ты уверена? — говорит он с низкой насмешкой, почти мурлычет. — Ты не возбуждаешься, когда думаешь о наказании?

Я задыхаюсь из-за кляпа, когда его большой палец перемещается к внутренней стороне бедра, мои чувства усиливаются с завязанными глазами. Он проводит большим мозолистым пальцем по нежной коже.

— Я не буду допрашивать тебя так, как допрашивал бы мужчину, Клэр, — я почти слышу улыбку в его голосе. — Нет, маленькая птичка. Для тебя у меня есть на примете совсем другие методы.

Он угрожал мужику на складе, который хотел причинить мне боль. Что же тогда он имеет в виду?

Он защитит меня ото всех, кроме себя?