8 Хадсон

Serotonin by Call Me Karizma

Я отталкиваю неуклюжего ребенка с дороги. — Двигай.

Чертов ад. Это место забито. Я сказал Кейду, что не в настроении, но настойчивый ублюдок отказывался покидать мою комнату, пока я не пообещал спуститься к обеду. Буквально стоял там и смотрел на меня, требуя моего внимания, как какой-то патрульный.

Четырехглазый ублюдок. Он сдастся однажды.

А пока он заноза в заднице.

Я беру дерьмово выглядящую еду и газировку. Может также заправиться, пока я здесь. Тренажерный зал зовет меня. Нужно из чего-то выбить дерьмо, но, видимо, насилие не является здоровым механизмом выживания. Спасибо, Мариам, черт возьми, спасибо.

Они удивляются, почему люди высмеивают тех, кто занимается терапией. Ничего удивительного, все это шутка. Самая большая трата трех часов в неделю. Время, которое можно было бы потратить на трах боксерского мешка или какую-нибудь сладкую киску. Интересно, Бритт все еще злится на меня? Я мог бы использовать раунд или два.

— Хадсон!

Кейд машет мне рукой, выглядя более расслабленным, чем мне бы хотелось. Как он поддерживает это представление двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю? Утомительно просто смотреть на него. Мистер Совершенный в рубашке и манерах, расхаживающий вокруг и заигрывающий с руководством. Неужели больше никто не видит? Все фальшивое дерьмо? Меня тошнит от этого.

— Да, я здесь, — бормочу я, избегая его полных надежды глаз.

Он успокаивается, явно пытаясь сдержать себя. Посмотрим правде в глаза, я знаю, что я ужасен для него. Это больше, чем он заслуживает, но он не обязан оставаться рядом. Уже нет. Я не беру на себя ответственность за то, что ранил его маленькие глупые чувства, пока он, наконец, не уйдет.

— Спасибо, что пришел, — говорит он.

Я внутренне отшатываюсь. Больше эмоциональных манипуляций, заставляющих меня чувствовать себя худшим человеком в мире. Что, очевидно, я. Зачем еще я буду торчать в этой дыре еще восемнадцать месяцев?

— Может быть, ты уже слезешь с моей проклятой спины.

— Я просто присматриваю за тобой, Хад.

“Блядь, вряд ли.”

— Сколько раз они звонили на этой неделе? — Я требую.

Он сразу отводит взгляд. — Они заботятся о тебе. Как и все мы.

— Это так?

— Давай, отстань. Ты же знаешь, что мы знаем, — огрызается Кейд.

Мне хочется ударить его кулаком по лицу. Большое искушение. Но еще какие-нибудь удары в моем послужном списке, и надзиратель пригрозил отправить меня в яму. Даже у меня достаточно здравого смысла, чтобы избежать этого. Моя голова достаточно трахнута. Я видел детей, выходящих из подвального этажа, трясущихся, как гребаный лист, и бормочущих какую-то ерунду. Это не те люди, которые вошли.

— Если бы это было правдой, меня бы здесь не было. Это так просто, — возражаю я.

Кейд с грохотом роняет вилку и откидывается на спинку сиденья. — Серьезно? Мы все еще собираемся с оправданиями?

— Это не оправдание.

Карие глаза горят на моей коже, наполненные презрением. Надежда полностью угасла в нем от моих слов. Я предпочитаю, когда он меня ненавидит. Так проще, чем он постоянно пытается меня спасти. Я на пути к саморазрушению, и мне это чертовски нравится. Вне искупления, детка. К черту их всех.

— Ну, ты должен знать, что на следующей неделе к тебе приедет адвокат. Ты не уйдешь отсюда, пока не начнешь прогрессировать, — добавляет он.

— Не обязательно. Можно отменить.

Кейд трет лицо, глубоко дыша. — Ты невозможен.

Я допиваю свой напиток, хрустя банкой в одной руке, даже не моргая. — Ты упрямый как дерьмо, старший брат. По-прежнему.

Этот ублюдок в чистой рубашке - мой гребаный брат. Кто бы мог подумать? Мы разные, как ночь и день. И все же мы здесь. Склеились, к лучшему или к худшему.

Он не отвечает. Наступает неловкое молчание, наполненное всеми словами, которые мы не можем произнести. Если бы я был хорошим человеком, я бы наполнил его обещаниями и сердечными банальностями. Поблагодарить его за то, что терпел меня все эти годы, или пообещать исправить мой поступок, чтобы мы оба могли пойти домой. Но этого никогда не произойдет, и чем раньше он это поймет, тем лучше. Для всех нас.

— Я пытаюсь защитить тебя, — спокойно говорит Кейд.

По тому, как его губы сжаты, я могу сказать, что он хочет сказать больше. Черт, он, наверное, тоже хочет ударить меня. Кричи мне в лицо. Накажи меня за то, что я бросил нашу семью и разрушил идеальную жизнь, которую мне подарили.

Я должен заставить его отпустить. Перестать заботиться обо мне, о пустой трате пространства, которым я являюсь. Он застрял здесь, гоняется за мной и пытается навести порядок, который ему не принадлежит. Он история успеха. Хороший мальчик, выросший в великого человека.

Причинение ему боли — единственный способ освободить его.

— Это не твоя работа — защищать меня. Никогда не было, — холодно констатирую я, наблюдая, как он вздрагивает. — Мы не семья. Мы не братья. Мы даже не друзья. Забей это себе на голову, пока не поздно.

Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и я борюсь с желанием потереть себе грудь. Просто сказать, что это больно, это худшая часть. Я не такой человек. Да, я мудак. Но Кейд и его семья — лучшее, что когда-либо случалось со мной.

— Я был… когда-то.

Голос Кейда — резкий шепот, сдавленный эмоциями. Я резко встаю, бросаю смятую банку и убегаю. Я не могу оглянуться на него, не вижу разбитого взгляда на его лице. Взгляд, который я положил туда. Это прикончит меня.

“Просто уйди. Это безопаснее.”

Я выхожу за дверь и почти бегу, когда два знакомых лица замедляют мои шаги. Черт возьми, от этого сегодня не сбежать. Эти парни повсюду, появляются, чтобы накинуть еще немного вины за мое дерьмовое поведение в последнее время. Черт побери.

— Хад! Задержать! — Феникс кричит.

Он входит в здание с Илаем на буксире, они оба, кажется, удивлены, увидев меня. Я провожу рукой по волосам, пытаясь найти предлог, чтобы избежать их. Я чувствую себя паршиво, они мои друзья, но сегодня я просто не могу. Не после того разговора.

— Хей, — отвечаю я.

— Куда ты идешь? У нас есть кое с кем тебя познакомить.

— Не этой ночью. Я… у меня есть работа.

Феникс хмурится, и даже Илай выглядит подозрительно. Иногда они слишком хорошо меня знают. — Уверен? Поверь мне, ты не хочешь пропустить это. Она как глоток свежего воздуха.

Я начинаю отдаляться. — Нет, я в порядке. Догони позже.

Феникс пожимает плечами, отворачиваясь. Илай слабо улыбается и следует его примеру. Мои оправдания прозрачны, но они достаточно хороши, чтобы не давить дальше. В отличие от Кейда, который не может принять «нет» за ответ.

Я бегу прочь, мой разум настроен на одно место назначения. Выйти под моросящий дождь, сквозь темную ночь и в другое здание. У нее есть проект, так что художественная комната — хорошее место для начала. Я, конечно, прав, но как только я вхожу в комнату, ее лицо каменеет.

— Серьезно, Хадсон, отвали. Не сегодня.

— Пойдем, Бритт. Извини, что был придурком, — легко вру я.

— Ты? — бросает она вызов, хлопая кистью.

Я знаю, что сказать, к этому моменту это как рутина. Мы трахаемся, ссоримся, спорим, потом еще трахаемся. Честно говоря, я ненавижу это. Бритт использует меня так же, как я использую ее. В этом нет ничего глубокого, но когда она пытается требовать от меня большего, мы сталкиваемся с трудностями. В прошлый раз я буквально выкинул ее. Я не мог выдержать ее вида ни на секунду дольше, чем необходимо.

— Я, детка. Простишь меня? — Я выдавливаю слова. Лжец.

Снова отказываюсь от своей морали в погоне за временным решением. Я не думаю, что заслуживаю чего-то большего, чем это. Не после того, что я сказал и сделал. Это страдание — все, что мне позволено, и ничего больше.

Бритт запрыгивает на верстак, быстро раздвигая ноги. Я бегу через комнату, не колеблясь. Вставая между ее ног, я запихиваю дурацкое цветочное платье до талии, стягивая стринги с ее худых ног. Я должен беспокоиться о том, что однажды причиню ей боль, у анорексиков хрупкие кости. Но опять же, это не моя проблема. Мне все равно, если я сломаю ее. На самом деле может быть весело.

— О, кстати… — начинает она.

Я освобождаю свой твердый как камень член. — Тебе обязательно говорить прямо сейчас?

— Успокойся, не надо быть ослом. Я собиралась рассказать тебе о новой девушке.

Обхватив рукой ее горло, я сжимаю достаточно сильно, чтобы она замолчала. — Мне плевать на новую девушку. Поняла?

Бритт удается кивнуть, и я ослабляю хватку, вместо этого хватая ее за бедра. Прежде чем возобновится бессмысленный разговор, я врезаюсь в нее, наслаждаясь воплем, вырывающимся из ее рта. Бритт ведет себя совершенно невинно, но она чертовски промокла, и ей это нравится. Жесткий и грубый, скорее наказание, чем романтика. Она процветает на этом, как и я. Как и все мы.

— О, Хадсон, — стонет она.

Я отключаюсь от нее, полностью отключаясь с каждым жестоким толчком. Накачка и без заботы; это особенно болезненная форма самоистязания. Трахаю девушку, которую буквально презираю, вместо того, чтобы дать себе шанс на что-то большее.

У Мариам был бы настоящий праздник, если бы она услышала об этом дерьме. Она, наверное, смотрит прямо сейчас. Не то чтобы везде не было камер, я понятия не имею, как нам сходит с рук половина того дерьма, что здесь происходит.

Я ворчу во время оргазма, не заботясь о том, довольна Бритт или нет. На расстоянии я думаю, каково это — чувствовать себя любимым. Чтобы поделиться чем-то с кем-то особенным. У меня такое было однажды, целую жизнь назад. Короткий и мимолетный, бурный роман, который закончился так же взрывоопасно, как и начался. Со мной всегда так, я разрушаю все хорошее, что приходит в мою жизнь.

Возможно, я этого не заслужил, но я бы сделал все, чтобы почувствовать это снова.