— Она меня не видела. — Бруклин хихикает.

Красочно ругаясь, Кейд делает шаг назад и сжимает в кулаке волосы. Воспользовавшись отвлечением, Илай удается подобраться к Бруклин, не пугая ее, садясь рядом с ней.

Она неохотно принимает его руку на своих плечах, и он что-то шепчет ей на ухо, заставляя ее смеяться, прежде чем снова посмотреть на Хадсона.

— Ты сломал дверь в мою ванную?

— Ты пропала, — рявкает он.

— Я думаю, не промахнулся. Я в порядке.

Мы все располагаемся в разных точках уступа. У Кейда самый успокаивающий вид, но он не может заставить себя заговорить. Я знаю, что он думает о медсестре и ее сломанной ноге, которую без сожаления столкнули с лестницы.

В последнее время его совесть терзала сильные мучения, но он по-прежнему любит говорить себе, что мы хорошие люди, а не монстры, которых видит весь остальной мир.

Бруклин смотрит в небо, выражение ее лица колеблется между довольным и… убитым горем. Как будто она не может решить, что чувствовать или что, черт возьми, происходит в ее мозгу.

— Ребята, вы всегда меня находите, не так ли?

Хадсон фыркает. — Даже когда ты убегаешь от нас.

— Но ты не всегда был со мной. Я так долго была одна. — Ее голос прерывается, глаза наполняются слезами. — Ты знал, что у меня был брат? Очень очень давно.

Пока мы втроем ждем, когда она расширится, Хадсон ловит мой взгляд через ее плечо, и там чувствуется настоящий страх.

— Дрозд… у тебя никогда не было брата.

— Ты не все обо мне знаешь, Хад.

Глядя на него в поисках подтверждения, Хадсон снова качает головой. У нас есть краткое изложение ее детства, космических родителей, которые погибли в загадочной автокатастрофе, оставив Бруклин сиротой и одинокой, как и все мы.

— Он был высоким, как мой отец. Добрый, но ворчливый. Защищал меня. Он всегда задавал мне эти глубокие вопросы, словно был голосом совести в моей голове. Полагаю, пытается научить меня быть больше, чем наша мать. Она не подавала лучший пример.

— Как его звали, фейерверк? — я подтолкнул.

Бруклин смотрит вдаль, ее руки трясутся на коленях. Хадсон берет одну и крепко сжимает ее, явно чувствуя, что здесь что-то не так. Физически она выглядит так же. Но меня не покидает ощущение, что мы больше не разговариваем с нашей Бруклин.

— Я не знаю. Не могу вспомнить.

Никто не знает, как реагировать на ее явное замешательство. Она явно несет чушь и не хочет нас слушать. Итак, мы наблюдаем, как солнце медленно поднимается над горизонтом, заливая всех нас ярким светом.

Охранники переходят с ночной смены, обмениваясь приветствиями и отчетами о происшествии. Медицинская бригада уносит медсестру, плачущую и сбитую с толку тем, что произошло. Кухни начинают работать в течение дня, готовясь накормить безумные массы. Мир продолжает вращаться, даже когда реальность рушится вокруг нас.

— Позволь нам помочь тебе, — наконец говорит Кейд.

— Вы не можете помочь.

— Мы хотим попробовать, — добавляю я.

Бруклин бросает на меня взгляд, в ее взгляде что-то очень похожее на ужас. Все, что ей нужно, я сделаю. Я перестал ее ненавидеть. Это место хочет разлучить нас, одинокого волка легче сломить. Не в моё дежурство.

— Нам нужно войти, — выдавливает Хадсон.

Я помогаю Илаю встать и предложить Бруклин руку, прежде чем передать ее Хадсону, прежде чем он сойдет с ума. Как только она сворачивается в его объятиях, он делает столь необходимый вдох, ненадолго прижимает ее к своей груди, а затем передает мне. Нам всем нужно утешение после того фиаско.

— Ты замерзаешь.

— Я ничего не чувствую, — бормочет она.

Ее слова пугают меня. Она слишком тонкая, слишком хрупкая. Я единственный человек, которому позволено причинять ей боль. Она моя до синяков и шрамов, моя любовь до тех пор, пока смерть не разлучит нас. И даже тогда я буду преследовать ее чертову задницу до края земли.

— Не поднимайся сюда одна. Просто скажи мне или кому-нибудь другому, — умоляю я.

— Иногда мне нужно побыть одной.

Мои губы касаются ее, ища утешения. — Ты не одинока. Тебе никогда не нужно быть одной. Мы твоя семья, Брук. Все мы.

Она отвечает взаимностью на поцелуй, но все еще не может скрыть муки в глазах. Не от меня. Другие могут верить ее дерьму, но я знаю правду.

У меня достаточно собственных секретов, чтобы знать, как это выглядит, какие потери приносит ношение такого тяжелого груза. Невозможно разделить бремя или искать облегчения.

Бруклин лжет нам.

Она лжет сквозь зубы.

И я собираюсь выяснить, почему.