Глава 20

Аксель

— Мама, — кричу я, мой голос охрип от повторения этого снова и снова.

Внезапно дверь камеры распахивается. Шмыгая носом, я встаю, вытирая лицо рукавом.

— Где ты? Мама?

Меня встречает только тьма. Я медленно иду по коридорам, замечая, что все остальные двери все еще заперты. Я ничего не слышу. Вокруг полная тишина, если не считать тихих звуков моих шагов. Через несколько минут я вижу впереди свет. Я двигаюсь быстрее, все в моем теле кричит о том, чтобы добраться до мамы. Каждый шаг кажется слишком медленным. Я не могу бежать. Не могу двигаться достаточно быстро.

— Мама?

Свет становится сильнее. Я продолжаю двигаться, но такое чувство, что ноги не двигаются. Холод пробегает по моему телу, и я в ужасе, сам не зная почему. И все же я двигаюсь к маяку света, как мотылек к пламени, не в силах сопротивляться его притяжению.

Дикое рычание начинает отдаваться у меня в ушах, я заворачиваю за угол, и что-то внутри меня умирает. Я не могу отвести взгляд. Это Дик. И он…

— Анна?

* * *

— Аксель! Аксель! — Голос Анны доносится сквозь кошмар, и я просыпаюсь.

Все мое тело покрыто потом, а сердце бьется в груди, как отбойный молоток. Насилие и смерть текут по моим венам, зов сирен напоминает мне о том, кем я был.

— Все в порядке, детка, это был просто сон.

Я смотрю и вижу, что она сидит рядом со мной, рассеянно потирая ногу с озабоченным выражением лица. Я замечаю, что она не прикасается ко мне, просто сидит и смотрит. Мой разум разрывается от желания прижать ее к себе и необходимости, черт возьми, ударить по чему-нибудь. Я никогда не хочу причинять ей боль, но я не доверяю своему собственному телу прямо сейчас, поэтому я остаюсь неподвижным.

Блять. Я чертовски ненавижу эти сны.

— Тебе снилась твоя мама, не так ли? — Говорит Анна, и это скорее утверждение, чем вопрос.

Мое тело напрягается, как всегда, когда кто-то упоминает мою маму, но Анна это делает потому, что ей не все равно. Я просыпался так уже слишком много ночей подряд, и это первый раз, когда Анна спросила, понимая в чем дело.

Мой голос застрял у меня в горле, так что все, что я могу сделать, это короткий кивок в знак подтверждения. Она, кажется, понимает это и протягивает свою руку между нами на кровати, так что она в нескольких дюймах от моей. В пределах досягаемости, но не прикасаясь. Давая мне знать, что она там, когда я буду готов. Больше, чем старый зуд от желания порезаться, я чувствую новое желание крепко обнять Анну и не отпускать. Мне больно осознавать, что это всего лишь моя реакция на панику, страх и эмоции в целом.

Несколько минут никто из нас ничего не говорит, Анна терпеливо ждет, пока я успокоюсь. Тот факт, что ночной кошмар был значительно хуже в свете сегодняшнего дерьма, не ускользнул от меня. Я не могу потерять Анну, как потерял свою маму. Я смотрю на нее и ее красивое, усталое лицо и ярость ото сна отступает.

— Иди сюда, — достаточно грубо говорю я, раскрывая свои объятия, чтобы она могла забраться в них.

Она улыбается мне и делает как я и прошу, мы оба удовлетворенно вздыхаем. Прежде чем я успеваю закончить мысль о том, что я благодарен, что она терпит это, она снова заговаривает:

— Расскажи мне о своём сне, — говорит она, не двигаясь, продолжая лежать на моей груди.

Я уверен, что она чувствует, как мое сердце бьется быстрее.

Я не хочу об этом говорить. Не с ней. Ни с кем.

— Это поможет, если ты расскажешь об этом, — продолжает она, ее тон непринуждённый.

Я вздыхаю и поднимаю свободную руку, чтобы потереть лицо.

— Это все то же старое дерьмо, — говорю я ей, не готовый признать, что на этот раз это была она в моем сне.

Я не глупый, я понимаю параллель между Анной и моей мамой. Это не значит, что я собираюсь признать это вслух.

— Просто вижу тело моей мамы и все такое.

Анна ничего не говорит, но я чувствую, как ее руки сжимаются чуть крепче. Я благодарен ей за молчание. Она знает меня лучше, чем я предполагаю. В конце концов, она засыпает, лежа у меня на груди, ее тихий сап наполняет воздух.

Я прижимаю ее к себе, наслаждаясь ее маленьким теплым телом, завернутым в мое, но я больше не сплю. Время от времени я опускаю руку и слегка касаюсь ее щеки, и каждый раз меня вознаграждает легкая улыбка. Это только укрепляет мою решимость обеспечить ее безопасность. Она пытается вести себя так решительно и уверенно, но я вижу трещины и неуверенность. Она действительно думает, что я позволю этим гребаным заключенным бросить ее.

Я подвел свою маму много лет назад, но я не подведу ее.