В ушах у меня гудит от звука газонокосилки или чего-то похожего на нее.

Гудение становится все громче и громче, прежде чем мое любопытство вынуждает меня повернуться как раз вовремя, чтобы посмотреть, как серый мотоцикл проносится мимо меня, а водитель отворачивается от дороги с безрассудной самоотверженностью, чтобы посмотреть на меня, когда я стою на обочине.

Его матовый шлем не позволяет мне видеть его глаза, но я знаю, чье лицо скрыто под ним.

Я воздерживаюсь от того, чтобы бросить ему птичку как раз вовремя, как его стоп-сигналы загорелись темно-красным.

Я никогда по-настоящему не подчинялась какой-либо одной религии, хотя я посещаю воскресную мессу каждую неделю, но в эту самую секунду я была бы готова принять что угодно, если бы Рук Ван Дорен продолжал ехать.

К сожалению, какой бы Бог или Боги ни были среди нас, они не сделали прямого пути к милосердию или благодати.

— Слышал про машину твоего парня, — высокомерно говорит он, снимая шлем с головы, пряди прямых каштановых волос падают ему на лицо, — Позор, правда. Никто не должен вмешиваться в езду мужчины.

Ухмылка, появляющаяся на его лице, вызывает у меня раздражение от гнева. Раздражая, как муха, которая продолжает парить над вашим хорошо спланированным пикником.

Я стараюсь не смотреть на то, как сгибаются его бедра, когда он оседлал мотоцикл, какими большими и сильными они выглядят, когда он сжимает аппарат. Во мне есть недостаток, что я поддаюсь искушению, но я всего лишь человек, и трудно представить, что даже когда он носит эту толстую толстовку с капюшоном, можно заметить, как он сложен ниже.

— Слышал об этом? — скрещиваю руки перед грудью. — Ох, пожалуйста, дай мне передохнуть.

Если он думает, что пойдет вперед, как будто он не был позади этого, у него есть еще одна мысль. Я повелительница видеть ложь людей.

— Кажется, он кого-то разозлил. Нетрудно понять, если подумать — у него довольно длинный язык. Вероятно, на этот раз он связался не с тем.

— Бросай дерьмо, Ван Дорен. Мы оба знаем, что это был ты и твои друзья из психушки. Не нужно лгать.

Его спичка скользит по его губам, меняясь вместе с ухмылкой.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я даже не знал, что сегодня парад.

Я кусаю внутреннюю сторону щеки, отбрасывая свои густые кудри через плечо, и приближаюсь к его неподвижному телу.

— Тебя это забавляет? Поэтому ты все это делаешь? — давлю я, желая увидеть, насколько сильно я могу склонить чашу весов на его гнев. Посмотрим, что нужно, чтобы перейти на плохую сторону одного из печально известных парней из Холлоу.

— Я где-то читала, что причинение вреда — единственный способ отделаться от психопатов. Вы все возвращаетесь в свои жуткие особняки и дрочите друг другу, думая обо всем шизоидном дерьме, которое вы делаете?

Есть подергивание.

Оно лёгкое, и я едва улавливаю, но его рука слегка дергается, пока я говорю. Оно также мелькает в его квадратной челюсти, прямо возле скулы — он напрягается, прежде чем он отпускает ее, а это значит, что я проделала дыру в одном парнишке.

Я перехожу от девушки, которая ему не нравится, к девушке, которая ему действительно не нравится.

Мои глаза следят за его языком, когда он катится перед его зубами, его нога болтается над мотоциклом, так что он встает во весь рост.

— Осторожнее, принцесса, — он стягивает свой шлем вверх, указывая в моем направлении, и опускает его, прежде чем подойти ближе. — Твоих друзей и парня нет рядом, чтобы защитить тебя. Ты совсем одна, после наступления темноты, возле леса. Не идеальное место для таких, как ты.

То, как его глаза из-под полуопущенных век цепляются за меня, наблюдая за каждым моим движением, как грязь трескается под его ботинками — если я попытаюсь бежать, он поймает меня еще до того, как я обернусь.

И я не убегаю.

Не от него. Ни от кого.

— Мне не нужно, чтобы кто-то защищал меня. Я сама с тобой справлюсь.

— Да? — он снисходительно наклоняет голову вправо. — Думаешь, такая хорошая девочка, как ты, справится со мной? — с каждым словом его глаза опускаются на уровень моего тела. — Я подозреваю, что ты никогда не причиняла вреда даже мухе, никогда не сбегала и не делала что-то, что еще не было заложено в твоей голове. Как ты собираешься отбиваться от такого сумасшедшего, как я?

Я заметно сглатываю, когда он перестает подходить. Еще шаг, и наши колени соприкоснутся. Я отказываюсь отступать, даже когда он поднимает руку, один палец. Шершавое ощущение его кожи на мне, когда он проводит кончиком по линии подбородка, заставляет меня дернуться от него.

— Не трогай меня.

Я не удивляюсь, когда он не слушает, продолжая болтать со мной.

— Я имею в виду, ты же профессионал, верно? Ты читала об этом, обо мне? — он насмехается надо мной, его слова режут меня, пытаясь похоронить, но его прикосновение похоже на раскаленные угли. — Скажи, что говорят о садистах-поджигателях с дурным характером, которых люди называют дьяволом? В твоих книгах написано, что я с тобой сделаю, что мне нравится?

Его палец проводит путь от моей челюсти вниз по шее, подушечки его рук очерчивают вены и мышцы, образующие мое горло. Он останавливается чуть выше ключицы, его большой палец касается моего пульса. Я чую его запах, смесь всего взрывоопасного, и это сжигает меня изнутри.

Это самое близкое, что я когда-либо был к одному из них.

Есть причина, по которой вас предупредили держаться на расстоянии.

Потому что, как только вы оказываетесь в их досягаемости, вы больше ничего не контролируете.

Разум, тело, душу.

Они владеют вами.

— Ты угрожаешь мне прямо сейчас? — я горжусь тем, как ровно звучит мой голос, учитывая, что мое дыхание вырывается прерывистыми выдохами, мой язык касается верхней губы, а я продолжаю смотреть в глаза. Обычно это пугает людей достаточно, чтобы заставить их отступить, но не его. Он соответствует моей энергии, отказываясь отпускать ее.

Вынув спичку изо рта, он касается моей нижней губы красным кончиком, прежде чем зажечь пламя между большим и указательным пальцами. Оно горит высоко, вспыхивая прямо передо мной, так близко, что я чувствую его жар.

Его лицо мерцает в темноте, гордо облаченное в оранжевое свечение.

— Не-а, — именно в этот момент я осознаю серьезность этой ситуации, того, что происходит, когда рука Рука твердеет на моем горле, пальцы обвиваются вокруг меня, как виноградные лозы вокруг основания дерева.

И это не извращенный захват, когда вы нажимаете на шею по бокам, чтобы вызвать удовольствие. Нет, это больно, сжимает дыхательное горло. У его руки есть цель, и она не в том, чтобы разжечь меня, а в том, чтобы убить.

Если бы какой-нибудь другой мужчина в мире так прикасался ко мне, я бы уже убила его. Однако его хватка отличается от всего, что я испытывала раньше. Что-то в этом чувстве, как будто он тает любые следы кого-либо до него,

Создает во мне совершенно новое чувство, когда он держит меня так.

Он подносит спичку к моему лицу, глаза адского пламени горят враждебностью.

— Но если ты будешь болтать о вещах, в которых ни хрена не смыслишь, то буду.

У меня пересыхает во рту, когда я пытаюсь вырвать лицо из его хватки, но он сжимает меня крепче. Мой запас воздуха становится все тоньше и тоньше с течением времени.

Он ведь не собирается меня сжигать, не так ли?

— И я могу обещать тебе, принцесса, что со мной невозможно справиться, не обжегшись.

Ухмылка расплывается на его лице, когда он отпускает меня, отступая назад. Без страха он высовывает язык, вонзая в него еще горящую спичку. Шипящий звук прорезает мой туман.

Я травмирована и поражена тем, как он даже не вздрагивает. Как будто для него это ежедневный повод потушить спичку ртом.

Именно тогда я замечаю приближающуюся к нам машину, ту самую, которую он, должно быть, услышал, которая помешала ему продолжить то, что раньше было нападением на пути к убийству.

— Ты знаешь, где меня найти, когда поймешь, как скучно тебе в твоем стеклянном доме, Сэйдж, — говорит он со смехом в голосе, снова садясь на мотоцикл.

— Да пошел ты, придурок, — умудряюсь прохрипеть я, перекрывая рев его заводящегося мотоцикла.

После этого он не бормочет больше ни слова, только его спина ко мне, когда он выезжает на дорогу, умчавшись в темноту, и я должна спросить себя, не галлюцинировала ли я то, что только что произошло.

Поднеся пальцы к горлу, я нажимаю на те места, которых он только что коснулся, все еще ощущая его присутствие на своей коже.

Было ли мне страшно? Может быть.

Но это было больше, чем страх.

Это было похоже на свободу.

Пространство между тем, кем я должна быть и кем я хочу быть, и он толкнул меня в это место. Где-то я не знала, что будет дальше, что-то, что я не могла контролировать, где-то я могу освободиться от груза того, что люди думают обо мне.

Побег разума.

Мое тело покалывает от кончика головы до подошв ног.

Я чувствую его везде.

И точно так же, как огонь, он задерживается далеко после того, как скрылся из виду.