Мешок, закрывавший мое лицо, неожиданно срывают, достаточно грубо, чтобы моя шея зашипела от гор ...

Мешок, закрывавший мое лицо, неожиданно срывают, достаточно грубо, чтобы моя шея зашипела от горя. Капли воды ударили меня по щеке. Я скалю зубы, моргая несколько раз, заставляя глаза адаптироваться к полумраку.

Все казалось туманным, включая мою память, когда я пыталась собрать воедино, как я здесь оказалась. Последнее, что я помнила, это то, что я вышла из библиотеки, как только зашло солнце. Я сделала это сразу за пределами своего зала общежития, прежде чем все стало мрачным.

Я ощущаю на языке металл, острее меди, горче крови.

Страх перед неизвестным переворачивается у меня во рту, когда я осматриваю свое окружение. Мои конверсы на бетонном полу, плесень украшает его тупыми узорами, и я чувствую запах сухой гнили здания, в котором нахожусь. Свечи время от времени освещают пространство, достаточное, чтобы показать мне остальное, что находится внутри.

Разбитые витражи, выдолбленные квадратные пространства, где раньше стояли гробы, — все это говорит мне, что я была здесь раньше.

Мавзолей, куда Лира затащила меня за несколько мгновений до того, как я стала свидетелем смерти. Видимо, это было и мое последнее пристанище. Как уместно. Я огляделась, не видя никаких признаков моей соседки по комнате, надеясь, что исчезновение вызовет у нее тревогу, чтобы сказать кому-нибудь, что я пропала без вести. Если она еще не была схвачена сама.

Я только надеялась, что помощь прибудет сюда до того, как они закончат то, что было начато.

Алистеру официально наскучили наши игры туда-сюда. Когда они не обращались к нам и ничего не делали в течение последних двух недель, я знала, что они замышляют что-то серьезное.

Объединяем эпический финал этого адского праздника.

Я собираю весь страх во рту, отказываясь умирать в страхе. Особенно перед этими придурками. Я дала им достаточно этого с тех пор, как попала сюда.

Рванувшись вперед, я плюю на чей-то ботинок. А так как Тэтчер всегда носит оксфорды, Рук неравнодушен ко всему, что делает его похожим на придурка-плейбоя, а Сайлас, который носит просто кроссовки, я знаю, что моя слюна попала в предполагаемую жертву.

Мой самый нелюбимый член их сатанинского культа немного трясет ботинком.

— Я убивал людей и за меньшее. — Отполированный голос Тэтчера прорывается сквозь тишину.

Я хрюкаю, и, если бы взгляды могли убивать, Тэтчер Пирсон был бы в шести футах под землей. — Хорошо, что я не плюнула тогда на твою, — отвечаю я. У меня першит в горле, и я бы отдала палец левой ноги за воду.

Алистер подходит ко мне ближе, наклоняясь так, что мои неподвижные глаза встречаются с черными дырами лице. Светящиеся кристаллы обсидиана посылают в мою душу предупреждение о кризисе. Я вызывающе искажаю лицо, заставляя себя смотреть на Сайласа, прислонившегося к стене, мои глаза сосредоточились на татуировке на внутренней стороне его запястья. Рук фланговая слева, играя зажигалкой.

Эти двое были жуткими сами по себе. Я знала, что если я сведу кого-то из них с ума, они могут поджарить меня на костре только для того, чтобы потом скормить своим питомцам. Я знала репутацию Тэтчера, и одного этого было достаточно, чтобы оправдать кошмары.

Но какими бы устрашающими они ни были, какими бы нервирующими они ни были, на них все же было легче смотреть.

На всех их было намного легче смотреть, чем на него.

С жаром в своих прикосновениях он впивается пальцами в мои щеки, сжимая мои губы, вынуждая мою голову вперед, требуя, чтобы я снова встретилась с его взглядом.

— Смотри на меня, Маленькая Воришка. — Он угрожает таким резким тоном, что моя кожа электризуется. — Или ты забыла, что ты принадлежишь мне?

Я удерживаю его взгляд, не отступая ни на секунду. Я позволила его черным глазам пронзить мои собственные. Собственнический характер его хватки повышает мой неповиновение.

Он владеет моим страхом. Не они. Вот что он говорит глазами.

— Твой страх заканчивается и начинается со мной, только со мной. — Он продолжает, наслаждаясь силой, исходящей от этого заявления. Алистер знает, что бы ни случилось, его друзья никогда не напугают меня так, как он.

Они никогда не заставят мое сердце учащенно биться и жар не закипит под моей кожей, как он. Они никогда не будут контролировать меня так, как он это сделал.

Мы оба знаем, что он прав, и это заставляет меня нервничать, признавая это, даже внутренне. Для такой сплоченной группы социопатов этот тоже не разделяет.

— Нет. — Я наклоняюсь к нему лицом, наше дыхание смешивается, как в бассейне. — Льсти себе. — заканчиваю я, отдыхая в кресле.

— У тебя нет ни хрена, Алистер. Это деньги твоих родителей. Без этой фамилии у тебя ничего нет. — Я ухмыляюсь, сдерживая пульс.

Они все равно собирались убить меня, верно? С таким же успехом я могла бы рассказать им, что именно я думаю о каждом из них.

— Не думаю, что ты в том положении, чтобы делать циничные замечания, провинциалка. — Тэтчер защищает своего друга, скрестив руки на груди, расстегнув белую пуговицу и закатав локти. Вены на его предплечьях тревожно-синего цвета.

— Ах, да? — Я скосила ему глаза. — И что ты собираешься с этим делать, Норман Бейтс? Порежеш меня, потому что твои мама и папа тебя не любили? Я саркастически надула губы.

Когда Лира говорит о Тэтчере, она всегда невнятно. Как будто он бугимен, который всегда подслушивает под твоей кроватью. Я еще не видела его в действии, поэтому никогда не воспринимала его всерьез. То, как он вальсировал в своих маленьких пальто и водолазках.

Для меня он был просто парнем с бушующими проблемами мамы, которые нужно было срочно лечить.

До сих пор, когда его маска утонченности падает, как якорь, на морское дно, увлекая за собой меня. Рвота поднимается вверх по моему горлу, когда он угрожает мне взглядом, настолько лишенным каких-либо эмоций, что я не уверена, что у него вообще есть душа.

— Нет.

Они так хорошо знают друг друга, что Алистеру даже не нужно оборачиваться, чтобы сказать это. Он уже знает, что Тэтчер собирался сделать что-то поспешное.

Его руки падают на мои бедра, надежно сжимая их. Мой желудок сжимается, мое тело тает. Я дергаюсь на стуле, дергаюсь за него, желая уйти от его прикосновений. Только заставляя стяжки впиваться в нежную кожу моего запястья.

— Если ты собираешься убить меня, то сделай это, черт возьми, сделай это! Я устала от этого! —восклицаю я или пытаюсь, но из-за того, что в горле не хватает воды, оно просто выходит из строя.

Рук смеется из угла, как взрыв, громко и навязчиво.

— Кто-нибудь скажет ей, что она выиграла? — Он вращает крышку зажигалки костяшками пальцев, как домино.

Я остановилась, пристально вглядываясь в каждого из них. Озадаченна тем, что я выиграла. Это было похоже на полную противоположность призу.

— О чем он говорит? — Я адресую свой вопрос Алистеру, глядя на него передо мной. Хватка на моих бедрах становится крепче, он держит меня там еще мгновение, прежде чем отпустить.

Он делает шаг назад: — Мы не собираемся тебя убивать. — Вальсирую у меня за спиной, а Тэтчер закатывает глаза.

— Присяжные все еще не согласны с этим. — добавляет Тэтчер.

— Иди на хуй. — шиплю я.

Алистер теперь стоит позади меня, заставляя меня волноваться. Я напеваю в предвкушении, когда он сгибается в талии позади меня, опуская рот к моему уху. Кипящий воздух нагревает чувствительную кожу шеи, цепная реакция мурашек покрывает мое тело.

Каждый раз, когда он рядом, это всегда похоже на предупреждающие знаки перед торнадо или грозой. Сирены воют в моей голове, держа меня в напряжении.

— Ну и что тогда? Ты собираешься продолжать играть со мной? Какие гребаные киски. — Я рычу, отклоняясь от него.

Кончик ножа трется о мои запястья: — Нам нужна твоя помощь.

Он, должно быть, чертовски бредит. Их, должно быть, швыряли прямо на чертовы головы в детстве, и они раскалывали свои гребаные черепа насквозь. Они могли спрашивать меня до посинения, а я все равно плевала им в лицо.

Это так забавно, что они спрашивают, я начинаю смеяться.

— Ты шутишь. Вы, должно быть, шутите, — хихикаю я, — вы, сумасшедшие психи, думаете, я поверю, что вы делаете все это только для того, чтобы заставить меня помочь вам? Вау, ты точно знаешь, как обращаться с дамой!

Я чувствую, как напряжение в моих запястьях ослабевает, когда нож прорезает пластик. Если он думал, что я буду просто сидеть здесь и слушать эту чушь, то сильно ошибался.

Но Алистер уже приготовился к тому, что я отомщу, он хватается за мое плечо, надавливая на мои мышцы, удерживая меня приклеенной к стулу.

Наклонившись, его щека прижалась к моей голове,

— Как насчет того, чтобы оставить свою сладкую задницу прямо здесь. Будь хорошей девочкой, ты захочешь услышать, что я скажу.

Я точно не могу убежать. Если мне не изменяет память, в последний раз, когда я убегала от него, меня повалили на землю, и я продрала дыру в своих любимых джинсах. Я вытягиваю руки перед собой, как щит успокаивающе потирая запястья.

У меня болели руки, плечи болезненно пульсировали от неудобного положения, в котором они находились. Я шевелю пальцами, вытягивая их и мельком замечая что-то черное на правом среднем пальце.

Я прищуриваюсь, приближая руку к лицу. На кончике моего пальца под костяшкой расположены инициалы A.К. размером с пенни. Я в ужасе, быстро пытаясь стереть то, что, я надеюсь, является фломастером.

Я даже не обращаю внимания ни на что другое, просто пытаюсь отчистить палец. Мой палец с инициалами Алистера.

— Он заживет, как дерьмо, если ты продолжишь его тереть. — На лице Алистера играет самодовольная ухмылка, которую я хочу сбросить к черту.

— Ты сделал мне татуировку? — Я вскрикиваю, вставая и прижимаясь своей грудью к его. Я поднимаю подбородок к его лицу, злясь. Его темные глаза горят напротив моих, пряди его темных волос немного падают на его лицо, когда он наклоняет голову к моим губам.