— Теперь мы можем перемотать эти ошибки и вернуться к маленькому моменту крошки Тима? (прим.пер. Персонаж крошки Тима встречается в произведении Чарльза Диккенса «Рождественская песнь» и играет большую роль в перемене поведения главного героя произведения) Я имею в виду… Мне просто нужно знать, у тебя инсульт, вызванный нафталиновым париком или у меня? Потому что, кажется, ты только что сказал родителям, что мы обручены.

— Ага.

— Но… мы не обручены.

— Разве мы не можем притвориться?

Выражение недоумения обратно возвращается на ее лицо.

— Слушай… я… был не в настроении выслушивать очередные ворчания о том, что снова один в Рождество, или о том, что у детей Милли есть дети, и они не могут дождаться, когда я подарю им внуков. Мне просто хотелось хотя бы один год, вместо того чтобы слушать речи «когда ты, наконец, остепенишься», съесть свою рождественскую ветчину в спокойствии… или смотря фильм «Кошмар перед Рождеством». Никто никогда не будет слишком старым для этого.

— Верно.

— Я сказал им, что не смогу приехать на Рождество, потому что планирую сделать предложение своей девушке за несколько дней до торжества и хотел провести наше первое Рождество вдвоем здесь, в месте, где все ему посвящено. И поклялся, что уберу их со своего пути, а не заставлю их сесть на первый же рейс сюда, чтобы остаться в моем доме, потому что они всегда там останавливаются, когда бывают в городе.

Да’Ника медленно качает головой, помпон на ее шапке болтается из стороны в сторону.

— Итак… ты соврал.

— Что-то вроде маленькой безобидной лжи.

Она тут же качает головой, возражая.

— Хорошая ложь, у которой большой, красный нос Рудольфа (прим.пер. Рудольф — молодой северный олень, которого отличает от его сородичей красный светящийся нос. Это служит причиной насмешек со стороны других оленей, которые не разрешают Рудольфу присоединяться к их играм.)

— Ты же знаешь, что за это дерьмо, в чулке увидишь уголь вместо подарка. (прим.пер. Согласно рождественской традиции те дети, которые вели себя плохо, вместо подарка получают уголь)

Я не могу не присоединиться к ее тихому смеху.

— Поможешь мне выпутаться?

Ее медово-коричневые брови, так подходящие к цвету ее волос, вопросительно поднимаются.

— Это всего на несколько дней. Всего пара появлений на публике. Я расскажу им, что ничего не вышло, когда они вернутся во Флориду, купят новых садовых гномов и будут счастливы снова оказаться в жаре. Обещаю.

Молчание длится дольше, чем мне бы хотелось, прежде чем она поднимает руки в воздух.

— Уф. Хорошо.

Я немедленно вскидываю руку в победном жесте.

— Но это будет не бесплатно.

— Чего ты хочешь?

— Потому что я хорошая подруга…

— Великолепная подруга.

— Все, что я прошу, так это бесплатный кофе из твоего магазина в течение следующего года?

— Всего следующего года?

— Это всего лишь триста шестьдесят чашек, с учетом того, что я буду их пить каждый день, но если пропущу один, то могу перенести его на следующий или получить два кофе одновременно — таким образом, моя чашка кофе, заработанная трудом, не пропадет зря. Я могу отдать его Пэмми, угостив ее на работе, или, может быть, иногда Сьюзи, хотя она любит только чай с латте, а это не мой любимый напиток.

— Почему мне кажется, что ты просто ждала повода, чтобы заключить эту сделку?

— Потому что кофе — дорогая привычка, и ты не хуже меня знаешь, что в твоем магазине хоть он и вкусный, но стоит больших денег.

Из меня тут же вырывается громкий, наполненный фырканьем смех, и трудно не принимать во внимание тот факт, что она одна из немногих, кроме Спарроу и Орена, кто может меня так рассмешить. Я широко улыбаюсь и протягиваю ей руку:

— Договорились.

Когда мы опускаем их после рукопожатия, я вздыхаю.

— Хорошо, миссис Клаус. Давай устроим шоу для детей и моих родителей.