- Его зовут Эдди, - сказала она полуправду. Эдмунд никогда не пользовался этим именем.

В глазах Базза промелькнуло удивление. Его рот открылся, табак внутри грозил выплеснуться наружу, как черная рвота.

- Только один Эд когда-либо поднимался сюда. И я чертовски надеюсь, что он не твой друг.

Она должна была солгать. Она знала это. Но в каком-то смысле она хотела, чтобы Базз знал. Для нее было почти невозможно не похвастаться своим особым знакомством со знаменитым душегубцем и садистом. Оставалось надеяться, что Базз не выгонит их под холодный дождь за связь с местным серийным убийцей.

- Пожалуйста, скажи мне, что ты не имеешь в виду Эдмунда Кокса, - сказал он.

Она поколебалась, прежде чем признать это. Лори никогда раньше не видела, чтобы чернокожий человек бледнел. Лицо Базза вдруг стало пепельным, как будто он лежал в гробу, потрясенный собственной смертью. С трудом поднявшись со стула, он подошел к окну и облокотился на подоконник. Он выплюнул табак в плевательницу у вешалки.

- Как? - спросил он.

- Что как?

- Как можно дружить с такой мразью? Ты же должна знать, что он натворил.

Лори вздохнула.

- Я знаю.

- И ты все равно называешь его другом?

Лори выдержала паузу.

- Да. Он... мой друг.

- Он особый друг Сисси, - сказала Эбби. Она повернулась на диване, ее выцветшие глаза заблестели безумием. - Когда-нибудь она выйдет за него замуж, а я буду подружкой невесты.

Базз повернулся лицом к сестрам. Лори была уверена, что он собирается сказать им, чтобы они убирались из его дома и никогда не возвращались. Но вместо этого он только покачал головой, на его лице мелькнуло недоумение, и он пошел на кухню. Он открыл шкаф и достал бутылку.

- Мне нужно выпить, чтобы переварить это.

Базз снял крышку и сделал глоток прямо из бутылки. Он открыл коробку, достал контейнер и поставил его на стол. Внезапное отвращение скрутило внутренности Лори, когда она представила, что Базз хранил в этой посуде какие-то грязные доказательства преступлений Эдмунда. Она выдохнула, увидев, что это была всего лишь кукуруза.

- Думаю, нам надо поесть, - пробормотал он.

Лори подошла к нему. Базз отстранился от нее.

- Извините, что расстроила вас, - сказала она, не зная, как объясниться. - Но на самом деле я не собираюсь выходить за него замуж. Эбби просто нравится подтрунивать надо мной. Просто...

- Логично. Кокс ходил к Речному Человеку. Он поступил именно так, как поступают после того, как заключают с ним сделку. Он не первый человек, убивавший людей в Киллене, но он один из самых худших. Господи, какими они приходят и какими уходят.

- Вы постоянно говорите об этом. Что вы имеете в виду под "какими они приходят и какими уходят"?

Базз высыпал похлебку в маленькую кастрюлю.

- Вы не первые женщины, которые пришли сюда, потому что какой-то злой мудак сказал вам это сделать. То же самое было с моей бедной мамой. Если у человека в крови есть зло, он найдет Речного человека и заберет с собой любимую женщину.

Теплый прилив неожиданно охватил Лори. Женщина, которую он любит...

Эбби снова спала на диване. Лори решила пока не будить ее, чтобы поесть. Базз положила яйца в одну сковороду и достала бекон из обертки мясной бумаги. Ее желудок застонал, когда еда зашипела. Она внезапно почувствовала голод - путешествие опустошило ее.

- У него есть имя? У этого Речного Человека?

- Нет, все называют его просто Речным Человеком.

- А ваш отец? - Лори не могла не спросить. - Он тоже ходил искать Речного человека?

Базз уставился в кастрюлю, будто искал в ней свое отражение. Лори подумала, не задавала ли слишком много вопросов.

- Да, - вот и все, что он ответил.

Лори решила оставить все как есть.

Она никак не могла набраться смелости и попросить парня заняться с ней сексом.

Лори была слишком застенчивой и совершенно неуверенной во всем, что касалось секса. Именно поэтому она должна была лишиться девственности сейчас, хотя только от самой мысли ее начинало тошнить от ужаса. Ей нужен был опыт правильного секса, если она хотела стать хорошей в сексе, завести отношения. Именно этого хотели парни. Даже такие милые, как Дэвид.

Сидя на кровати, поджав ноги к груди, Лори наблюдала за тем, как дождь струйками стекал по окну, выходящему во двор. Послеполуденные ливни летом случались регулярно. Это была одна из немногих вещей, которые ей нравились в это время года. Лето слишком хорошо напоминало ей о том, какая она неудачница. Она не ходила на вечеринки, как другие подростки, и не посещала ночные тусовки, где играли гаражные группы, а алкоголь лился рекой. У нее было мало подруг, все они были такими же ботаничками, как и она, девочками, простыми, как белый хлеб с теплым молоком, из тех, кто предпочитает работу над школьным ежегодником вечеринкам на озере. Лори хотела быть одной из тех девочек постарше, которые носили бикини и обрезанные шорты и держались за парней, когда те катались на мотоциклах. Она хотела быть крутой, с сигаретой во рту, сексуальной в джинсовой юбке. Но это было то, чего она не могла достигнуть. Она не могла заставить свои желания осуществиться. Для этого нужно было работать над собой.

Она закрыла свой дневник, наконец-то у нее не осталось слов для выражения своей боли. Она была такой неловкой, такой непопулярной, такой одинокой. Никто не мог ее понять. Ни родители, ни Эбби, ни Пит. Ни ее глупые отстойные друзья. Она даже не пыталась объяснить, через что ей пришлось пройти. Держала свой внутренний ад в тайне. Доверившись другим, она только раздула бы еще большее пламя. Нельзя было доверять людям. Эбби научила ее этому, забрав у нее Дэвида. Она не просила о том, чего хотела; она выхватывала это из воздуха, словно бабочку сачком. Доминировала в жизни. В то время как Лори добивалась всего упорным трудом, ее старшая сестра, казалось, получала все, что хотела, с помощью своего причудливого беззаботного кутежа, кружась под солнечным светом своей идеальной красивой жизни. Все приходило к ней без усилий: красота, популярность, мальчики. Лори никогда не могла принять этого.

Может быть, в этом была ее проблема.

Может быть, это было то, что она должна была изменить.

Перебравшись через подоконник, Эбби на цыпочках прошла по ковру в свою спальню и медленно закрыла окно, чтобы никого не разбудить. Ночь была холоднее, чем обычно в сентябре, и она пожалела, что не взяла с собой куртку. По крайней мере, теперь она была дома и могла забраться под одеяло.

Было уже два часа ночи. Если бы родители узнали, что она улизнула на вечеринку, на которую ее пригласили в кампус колледжа, она была бы наказана и не имела бы права на условно-досрочное освобождение до сорока лет. Вечеринки братства означали секс, а в этом доме он был смертным преступлением. Эбби лишь однажды пыталась поговорить об этом с родителями, но они сразу же пресекали этот разговор, приказав ей просто не делать этого, сказав, что она слишком молода, чтобы даже думать о нем. Ей было так стыдно, что она не приводила в дом ни одного парня до Дэвида, который казался таким милым и безобидным, что мама и папа ни за что не ожидали бы, что он ужасно похотлив.

На вечеринке было много парней. И что еще хуже, она была немного навеселе. Она не могла скрывать такие вещи от мамы. Папу, как бы он ни был стоек, было легче провести. Она хлопала глазами, снова становилась его милой маленькой девочкой, и с нее снимались все обвинения. Но мама могла быть настоящим боевым топором. В этом доме она была законом, особенно для своих дочерей. Пит был единственным, кто мог растопить ее сердце. И всегда был. Когда Эбби была младше, она обижалась на него за это, считая его маминым любимчиком. Теперь, когда она стала подростком, научилась лучше понимать динамику отношений в семье, и ее зависть утихла. Пит был маминым сыночком так же, как Эбби - папиной дочкой. И папа был строже с сыном, чем с дочерями, несмотря на то, что Пит был младшим. Казалось, он ожидал большего от своего сына. Это заставляло Эбби чувствовать себя несколько обделенной вниманием. Ее смущало, что она хотела от него большего внимания, хотя мама иногда давала ей больше, чем она могла вынести.

Она скинула "Конверсы", сняла блузку и вылезла из тесных джинсов. Она всегда была из тех, кто переодевался в пижаму, как только приходил домой, даже если у нее не было намерения ложиться спать. Но сейчас она была измотана. Она даже не хотела утруждать себя чисткой зубов. Матрас перед ней был слишком манящим, чтобы откладывать... но ей нужно было в туалет. Пиво пронеслось сквозь нее ураганом. Она выпила всего три кружки, но ее мочевой пузырь раздулся, как свиной окорок. Хотя она и боялась разбудить родителей, она решила, что нет ничего подозрительного в том, что она пошла писать поздно ночью. Они не стали бы вставать с постели только ради этого.

Выйдя в коридор, Эбби прищурилась в темноте, ожидая, пока глаза привыкнут. Она уперлась в стену, чтобы ориентироваться во мраке коридора, но на всякий случай она все еще шла на цыпочках. Лучше быть осторожной, чем лишний раз шуметь. Именно ее внимание к этой тишине сделало звуки из комнаты Пита более отчетливыми. Они были тихими и негромкими, приглушенными за дверью. Она решила, что это обычные ночные звуки из комнаты парня подростка. Он часто бормотал тарабарщину, когда спал, особенно когда у него были ночные кошмары. Эбби направилась в ванную, проходя перед дверью Пита. Как всегда, она была слегка приоткрыта, потому что плохо прилегала к раме. Папа так давно говорил о том, чтобы отшлифовать ее, что это уже стало семейной шуткой. По мере приближения звуки становились все отчетливее. Пит стонал, и дышал короткими урывками.

Эбби остановилась.

Ночные кошмары Пита иногда были настолько сильными, что он ходил во сне, спотыкаясь, по коридору, спасаясь от воображаемой угрозы, преследовавшей его. Однажды он упал с лестницы, поэтому теперь у ее подножия была установлена калитка, чтобы он снова не сломал ногу. Если ему снился кошмар, настолько сильный, что он тяжело дышал и стонал, наверное, лучше было разбудить его, но делать это нужно было медленно, осторожно, чтобы он не проснулся с криком и не перебудил весь этот чертов дом. Эбби взялась за дверную ручку и толкнула дверь, открыв ее так, что по ковру не прошелестело ни звука.