- Почему?

- Со странностями человек, чтобы не сказать больше, - Цвиркун С.И. покрутил пальцем у виска и подмигнул Трофиновскому. - Жил один, с двумя женами давно разошелся. Да и кто будет жить с таким, ежели - поверите? цены не знает простым вещам? Однажды какому-то мальцу за картинку отдал свои часы. Ей-бо! Представляете? Смехота!

- Что за картинка?

- А бес ее знает. Обыкновенная, листик бумаги. Но Степура снял часы и отдал. Сам видел, а то бы ввек не поверил. И дружки у него как на подбор не от мира сего. Начнут судачить о чем-то - чуть не подерутся. Из-за всякий чепухи. Один скажет, что такой-то художник в древности смешивал краски так-то. Говорит уверенно, навроде он тогда рядом стоял. А другой ему возразит. И пошло-поехало. Пена изо ртов летит. Вроде им не все равно. Или о каком-то ученом заговорят, о писателе, или, к примеру, книгу разбирать начнут. Так чуть глаза друг дружке не повыдерут. Так спорят, будто дом проигрывают. Бесноватые какие-то. Хиппи. Особенно двое. Высокий и худой, как жердь, и низенький с гривой волос по плечам и с бачками. Честное слово...

- Вы часто бывали у соседа?

- Что вы, откуда? Он и не звал. Считал себя выше нас, рядовых тружеников. Как же, из другого теста слеплены. Нет чтоб по-соседски на чай-кофе пригласить...

- Откуда же о его друзьях знаете?

- А кричат они так, что и на лестнице слышно.

Трофиновский не стал уточнять, как Цвиркун С.И. умудрялся столько услышать и увидеть "на лестнице" и зачем ему это было нужно. Он уже понял, что собеседник может рассказывать о своем соседе очень долго и не беспристрастно. Поэтому решился прервать словесный поток:

- Не заметили случайно, в последнее время "Перед вашим отъездом к соседу не заходил кто-то новый, не из постоянных посетителей?

- Ваш человек? Подосланный? - Цвиркун С.И. хитро прижмурился, одна бровь почти закрыла глаз.

- Почему "наш"?

- А я сразу скумекал, - заговорщицки сверкая глазами и донельзя довольный собственной проницательностью, зашептал Цвиркун С.И. - Человек тот был вполне нормальный с виду, без всяких там излишеств на голове или в одежде. Одним словом - нормальный вполне, совсем не такой, как Степура и его друзья.

- Опишите его поподробнее, пожалуйста.

- А вы будто его и не знаете вовсе? Серьезно - не ваш? - недоверчиво повел головой и разочарованно протянул. - Ну, самый обыкновенный человек, с маленьким чемоданчиком. Сразу видать - трудяга.

- А ваш сосед не трудился разве? - не удержался Трофиновский.

- Да труд известный. За день намалюет, а потом целый год треплются. Каких-то каскадеров нарисовал, так шум подняли: "Шедеврально, гениально, волнительно!" И зачем только таких государство держит?

Был бы жив Степура, Трофиновский оставил бы Цвиркуна в неведении относительно стоимости труда его соседа. А сейчас не сумел.

- Одну из его картин Англия купила, - как бы вскользь обронил он.

- Ну да! - вскинулся Цвиркун С.И.

- Если на наши деньги перевести, почти триста тысяч заплатили. За них купили медицинскую аппаратуру для новой поликлиники.

У Цвиркуна С.И. отвисла челюсть.

- Если не затруднит, я попрошу завтра прийти к нам в управление. Вы где работаете?

- Да в третьем ателье бытобъединения. Закупочник я. А зачем к вам?

- Поможете дополнить фоторобот.

- Значит вклепался-таки соседушка в историю, - ожил Цвиркун С.И.

Трофиновский не стал его разубеждать. Он попрощался и поблагодарил за беседу.

Разговор в самом деле был весьма полезным и помог следователю уточнить деталь, которая, как он предчувствовал, будет в этом деле иметь существенное значение.

14

Уже дважды Трофиновский тянулся к телефону, но на полпути опускал руку. Рано, он еще чего-то не додумал. Уже невидимые нити связали его с тем, кого он ищет, уже он чувствует, как тот уклоняется от встречи, уже маячит перед ним, как бы в тумане, слегка размытая фигура. Конечно, еще Многое не известно, еще не понятно назначение аппарата, его действие: не установлено, кем является "объект" - изобретателем или только владельцем аппарата; действует в одиночку или его одиночество только кажущееся; каковы его цели... На многие из этих вопросов можно будет ответить только после задержания, хотя Трофиновскому кажется, что некоторые из ответов ему уже известны. И вот сейчас он пробует кажущееся от установленного мысленно отделить, прежде чем примет меры.

Откуда-то доносится запах кофе - это коллега Зарядько взбадривает себя перед вечерними занятиями на курсах английского. Не мешало бы тоже походить на курсы, но пока со временем туго, он и так нагрузил на себя слишком много: поэзия, плаванье, альпинизм в короткие летние отпуска...

Трофиновский раздражен: он никак не может понять, почему сейчас так волнуется, почему ему так хочется отвлечься, почему это дело вызывает в нем такие сложные чувства, в которых присутствуют и гнев, и неуверенность. На след он вышел. След четкий, однозначный. Того, кто пытается скрыться, он представляет достаточно отчетливо - во всяком случае, чтобы обнаружить и задержать. "Объект" достаточно самоуверен, раз решился на такое. Получает ли он какую-то материальную выгоду от того, что совершает, или это чистый эксперимент, опробование аппарата, - все равно он не просто заблуждается, а бросает вызов обществу и, скорее всего, понимает это. Потому и не оставляет координат, по которым его сразу бы можно было засечь, а как бы "заметает след". Но "заметает" не профессионально, а по-дилетантски. И Трофиновский уже знает, как и где его искать.

"Почему же я так волнуюсь? Почему вкладываю в это дело столько эмоций? Только ли из-за его необычности, странности? Пожалуй, не только... Оно вызывает у меня слишком много гнева, и образ преступника кажется знакомым, хотя могу поручиться, что никогда не был знаком с ним и никогда не вел подобного дела. Может быть, все-таки встречал похожих людей в критических ситуациях?

Трофиновский старательно пытался вспомнить что-нибудь подобное в практике, но ничего не вспоминалось. В кабинете было душно. Он расстегнул еще на две пуговицы воротник сорочки, походил из угла в угол, поставил кассету с музыкой. Напряжение не спадало.

Человек, находящийся на другом конце цепочки, слишком волновал его, по непонятным причинам вызывал ярость, а следователь никак не мог разобраться, почему это происходит.