Прежде чем, он успевает сострить в ответ, входит Чесс и издает изумленное:

— Вау.

Чарли проходит мимо, как будто меня там вообще нет.

— Это для тебя. — Парень ставит нелепый букет на столик в прихожей, потому что он слишком тяжелый для нее. — Цветы от ребят из команды нападающих.

Мои парни купили цветы и ничего мне не сказали? Вот мелкие жополизы. Я бы сказал им, что Чесс не из тех, кого можно впечатлить цветами.

— О! — её лицо сияет от удовольствия. — Как приятно.

Подождите. Что?

— Ну, — говорю я, стараясь не скрипеть зубами. — Да, мы такие.

Чесс нюхает розу, читая открытку, испещренную подписями.

— Не пытайся заслужить награду Финнеган. Здесь нет твоего имени.

Сдерживая усмешку и демонстративно не глядя в мою сторону, Чарли протягивает ей в руки коробку. Белая, глянцевая упаковка не скрывает содержимого. Долбаный MacBook Pro?

— А это от команды защитников.

Девушка выглядит ошеломленной.

Чесс никогда его не примет. Ни за что.

Но затем она широко улыбается, такая взволнованная, её глаза слегка затуманены. Точно как вчера вечером.

— Это так... мило. — Она прижимает коробку к груди, словно драгоценность.

Я разрываюсь между благодарностью своим товарищам по команде за её счастливый взгляд и желанием врезать им всем по морде, потому что не успел купить ей компьютер первым.

Я закрываю дверь, хлопнув чуть сильнее, чем требуется.

— Чесс. Познакомься, это Чарли Бошан. — Местный предатель. — Когда он не помогает мне и другим ребятам, он учится на предпоследнем курсе в Тулейне.

— Ты играешь в футбол, Чарли? — спрашивает Чесс.

Это вполне обоснованный вопрос. При его росте под два метра и почти ста килограммах мышц, он легко мог бы играть в защите.

Чарли, привыкший к этому вопросу, криво улыбается.

— Нет, мэм. К большому огорчению, обе мои ноги левые и сделаны из свинца. По крайней мере, так говорит каждый тренер, к которому я пробовался. — Его гаитянский акцент немного усиливается. — Моя специализация спортивный менеджмент.

— Я хотела бы поблагодарить, — говорит Чесс. — За то, что купил мне одежду и все остальное. Я очень тебе признательна.

Щеки Чарли становятся цвета розового дерева. Если бы я не стоял здесь, ни за что бы не поверил, что он способен краснеть. Обычно парень — невозмутимый оазис спокойствия рядом со мной.

— Это самое малое, что я мог сделать, мэм. Хотя, прошу прощения, если что-то не... — он откашливается. — Если некоторые вещи немного не в твоем стиле.

Низкий смех срывается с губ Чесс, и хотя в выражении лица нет ни намёка на непристойность, для моих ушей этот звук — чистый секс.

— Ты прекрасно справился.

Я ловлю себя на том, что представляю её в одних из тех скучных трусиков, выбранных Чарли. Только в них и ничего больше. Чистый белый хлопок, натянутый на её упругой, дерзкой попке, облегающий каждый изгиб и округлость.

Боже. Чарли что-нибудь заподозрит. Я передвигаюсь на месте и пытаюсь подумать о чем-то неприятном, например, о том, что Доус никогда не стирает носки во время плей-офф.

Да, этого вполне достаточно.

— Покупать женское нижнее бельё для меня совершенно новый опыт, — говорит Чарли.

— Уверена, однажды ты сделаешь это снова, но при более приятных обстоятельствах, — уверяет Чесс, делая неверное предположение.

Чарли слегка улыбается ей.

— Не думаю, мэм, что кому-то из парней, с которыми я встречаюсь, будет это интересно.

— Наверное, это разумно, — говорит Чесс, ничуть не смутившись. — Лифчики — не самый удобный предмет одежды.

Я правда не хочу даже начинать думать о Чесс в лифчике. Или без.

— Мы собирались поесть, — говорю Чарли. — Присоединишься?

Прежде чем он успевает заговорить, Чесс берет его под руку.

— Ты должен.

— Пусть парень сам ответит, Чесс.

Она бросает на меня укоризненный взгляд.

— Я стараюсь, чтобы он почувствовал себя желанным гостем, Финн.

— Он знает, что ему здесь рады. Я просто пригласил его присоединиться.

Чарли хихикает, прерывая нас.

— Вы оба разговариваете, как мои бабушка и дедушка.

— Разумеется, мы не настолько старые, — восклицаю с притворным ужасом.

Чесс неодобрительно цокает, качая головой и глядя на меня.

Чарли расплывается в улыбке.

— Я имею в виду, вы ведете себя, словно знакомы целую вечность.

Слова, бесцеремонно ворвавшись в комнату, повисают в воздухе. Мы с Чесс долго смотрим друг на друга, не зная, что сказать. Но затем она сжимает губы, сдерживая смех.

— Мне и самой иногда так кажется, — бормочет она, прежде чем повернуться на каблуках и направиться на кухню. Длинные темные волосы покачиваются, как маятник, над дерзкой попкой.

Я наблюдаю, как её локоны раскачиваются и подпрыгивают, и мой член дергается в ответ.

Рядом со мной Чарли издает сдавленный смешок.

— Мужик...

Бросаю на него взгляд.

— Да, я знаю.

— НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ, что ты мне не позвонила, — ругается Джеймс в трубку.

Я обыскиваю кухонные шкафчики Финна в поисках тарелки. У этого парня имеется десять разных наборов пивных стаканов, но едва ли найдется сервировочный поднос или блюдо.

— Ты пропустил ту часть, где я сказала, что потеряла телефон?

— Могла бы одолжить у кого-нибудь!

— Я что единственная, кто не знает на память ни одного номера? — ворчу я, переходя к следующему шкафу.

— Верно подмечено. — Где-то на заднем плане гудят клаксоны, и я задаюсь вопросом, не на улице ли он.

— Ты где сейчас?

— Направляюсь в сторону МоМА (Музей современного искусства на Манхеттене в Нью—Йорке (англ. Museum of Modern Art, сокр. MoMA) ), — отвечает Джеймс, слегка запыхавшись. — Не волнуйся, закажу билеты домой, как только мы закончим.

Наконец, я нахожу тарелку для сыра и несколько неглубоких мисок, которые можно было бы использовать для крекеров или хлеба. На них все еще приклеены ценники. Представляю, как мама Финна покупает все это, стараясь подготовить его кухню к вечеринкам, которых не будет.

— Не надо, — говорю я Джеймсу, снимая наклейку с тарелки. — В этом нет никакой необходимости.

— Как это нет необходимости? — восклицает он. — Твой долбаный дом сгорел дотла. Конечно, я возвращаюсь.

— Нет, Джеймс, со мной, правда, всё в порядке. Оставайся с Джейми. Повеселись.

Он громко фыркает. 

— Я сейчас же возвращаюсь. Да что я за дерьмовый друг, по-твоему?

Поставив тарелку на стол, принимаюсь разворачивать сыр.

— Я в полном порядке. Серьезно. У меня есть временное жильё, и страховая компания действительно помогает.

— А как же работа? Календарь?

— Компьютерщики смогли скачать файлы со сломанного ноутбука и перенести их в новый. Так что я легко могу закончить работу с календарем. Мне пришлось бросить несколько заказов... — это больно ударит по финансам. — Но я купила достаточно оборудования, чтобы справиться со свадьбой Дьюкейна, я правда могу сделать это сама. И у нас еще целый месяц не будет ничего серьезного.

Джеймс издает звук согласия.

— А как насчет лофта? Как скоро ты сможешь вернуться обратно?

— Не знаю. Честно говоря, я хочу включить свою внутреннюю Скарлетт и подумать об этом завтра.

— Всегда думал, что из тебя получилась бы отличная Скарлетт. Сверкающие зеленые глаза, иссиня-черные волосы, кремовая кожа...

— И идеально стервозное лицо? — фыркнув, предлагаю я.

— Именно.

— Так что, послушай Кэти Скарлетт и останься в Нью-Йорке, погрязни в любви и прочем слащавом дерьме.

— Слащавом, да? — Джеймс подозрительно хмыкает. — Скажи мне, Чесс, а тот факт, что ты сожительствуешь с безумно горячим квотербеком, и я все еще завидую, кстати, имеет какое-то отношение к тому, что ты настаиваешь на том, чтобы я остался в Нью-Йорке подольше?

— Твои подозрения оскорбительны, Ретт. — Хватаю хлебный нож и начинаю резать свежий багет, который купила в булочной. — Вот что я получаю, благородно поддержав твою новообретенную любовь.

— Пф.

— Ты обвиняешь меня в скрытых и гнусных мотивах.

— Звучишь как злодей из фильма тридцатых годов, — протягивает Джеймс. — И да, если начистоту, я обвиняю тебя в скрытых гедонистических мотивах.

— Чушь. — Кладу ломтики хлеба в неглубокую миску и стряхиваю крошки.

— Ну так что? — нараспев спрашивает Джеймс. — Как выглядит дом отважного Мэнни? Есть ли у него красная комната боли?

Закатываю глаза и улыбаюсь.

— Я тоже так думала, но оказалось, что это всего лишь домашний спортзал.

— Облом.

Взглянув на часы, несу хлеб и сыр к кофейному столику.

— Да, но я могу засвидетельствовать его способность сделать больно.

Джеймс смеется.

— Шути сколько хочешь, Мишка Чесси, но от меня не спрятаться. Тебе нравится быть сексуальной соседкой Мэнни.

Отрицание вертится на кончике языка. Но я не могу заставить его сорваться.

Я могла бы влюбиться в Финна. Безвозвратно. И знаю это. Я уже чувствую, как балансирую на краю, а ведь мы знакомы совсем недавно.

Все внутри сжимается, протестуя, и я кладу руку на низ живота, прежде чем успеваю сама себя остановить. Мой живот по большей части плоский, но я не любитель качать пресс, поэтому у меня есть небольшая мягкая выпуклость чуть ниже пупка.

Иногда мне нравиться этот маленький изъян, а порой я его ненавижу. Когда я стою в полный рост, мне кажется довольно милым и сексуальным иметь немного женских округлостей в теле, потому что чаще всего я чувствую себя неуклюжим жирафом. Но если я сажусь в бикини на какую-нибудь мягкую подушку, я его ненавижу.

Сейчас я нежно поглаживаю это уязвимое местечко.

— Джеймс? Ты когда-нибудь чувствовал... — судорожно вздыхаю. Я должна заткнуться. Прямо сейчас. Но мне надо кое-что спросить. А Джеймс — мой самый близкий друг. Он никогда не осудит. — Себя неполноценным? Словно ты испорченный товар?

Лицо мгновенно вспыхивает от стыда и досады. Я открылась перед ним, и мне не нравится это ощущение. Но в трубке раздается мягкий голос Джеймса.

— Чесс, я бисексуал. Меня осуждают со всех сторон. И я либо буду жить во лжи, либо осознанно сделаю выбор быть тем, кто я есть. Но я точно неполноценный на оба лагеря.